– Ты знаешь, Марысаева, я буду занята, – с деловым видом заявила Вера.

– А, ну ладно… – понимающе кивнула Марысаева и, кажется, совершенно не расстроилась по этому поводу.

После физкультуры, в кабинете географии Марысаева уже носилась с косметичкой, в которую складывала собранные на новогодний вечер деньги, и со списком. В него она вносила сведения о том, кто что должен на этот вечер принести. Список, как она пояснила, поможет всем не забыть, кто за что отвечает. И спросить потом чтобы было с кого.

– Так, Герасимова не идет… – мельком взглянув на Веру, проговорила Марысаева и вычеркнула ее из своего списка. – Столбиков, тогда ты елочную гирлянду принеси. Нужно несколько гирлянд, мы их по стенам развесим – получится настоящая дискотека.

Кирилл Столбиков что-то промычал про то, что лишней гирлянды у него нету. Но Марысаева показала ему маленький изящный кулачок, и Столбиков покорно вздохнул. Катька переключилась на девчонок, которые должны были заниматься покупкой напитков и сладостей для праздничного фуршета. Это она придумала, что будет фуршет, а не как раньше в младших классах – каждому по чашке, пирожному и яблоку, и чтоб за чужие порции не хватались! Все ведь теперь взрослые, а фуршет, когда подходи и бери, что хочешь, – это круто…

Не обращая больше на ее суету внимания, Вера уселась за свою парту – в компанию все к тому же флегматичному Столбикову. Влетела географичка – начался урок.


По рядам кто-то передавал записку, и сидящий впереди Миша Севастьянов шлепнул ее перед Верой. «ГЕРАСИМОВОЙ», – с удивлением прочитала Вера на сложенной вчетверо бумажке. Что и говорить, артисткой она стала замечательной – ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда Вера, почему-то заволновавшись, осторожно раскрыла бумажку. Записка была, конечно, не от Пряжкина – его корявый почерк она научилась узнавать, даже если Колян пытался писать печатными буквами. Но кто же это прислал? Девчонки решили подшутить? Вряд ли…

«ВЕРА, ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИХОДИ НА НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР!»

Вот что было написано в записке. И все – ни подписи, ни пояснения, зачем кто-то непременно хочет ее на новогоднем вечере видеть.

Вера оглядела одноклассников. У доски шлепала указкой по криво висящей географической карте напряженная Лиля Кобзенко. Она очень старалась – ведь ей грозила двойка в четверти. Остальные смотрели или на нее, или в учебники. Марысаева, правда, что-то писала – наверное, список продуктов в порядок приводила. Вряд ли записка – ее рук дело. Ведь она не оставляет надежды как-нибудь вернуть ухажера Пряжкина, а вечер с танцами – удобная возможность попытаться. Так зачем ей еще и Веру на вечере видеть? Да и почерк у Катьки другой. Прожумайло через парту пыталась привлечь внимание этой же самой Марысаевой – наверно, чтобы предложить чем-нибудь дополнить ее список. Пряжкина в классе не было – как обычно, прогуливал. Денисов уныло зевал… Кто же?! Кому понадобилось писать записку? Зачем?

Вопросы Веры так и остались без ответов. «А может, это вызов?» – догадалась она к концу урока. Кто-то хочет проверить, как она откликнется на него. Придет ли отсвечивать, позорясь на фоне бойких красоток? Но Вера ведь не трус? Нет, Вера не трус. Не трусиха. А значит…

– Кать, я передумала, – заявила она, подойдя на перемене к Марысаевой. – Возьми мои сто рублей, я приду на праздник.

– Ага, – без всякой радости или огорчения кивнула Катька, сунула деньги в свою специальную косметичку, вытащила список, поставила «галочку» напротив Вериной фамилии. И сказала: – Тогда, Герасимова, с тебя все равно гирлянда. И диски с какой-нибудь клевой музычкой. Это всех касается.

– Хорошо, – согласилась Вера.

Их диалог слышали практически все. Кроме отсутствующего Пряжкина.

Но таинственный отправитель записки так никак и не проявился.

Весь вечер думала об этом странном событии Вера. Ни до чего не додумалась и пришла к весьма разумному выводу, который вполне успокоил ее, – такие записки прислали всем. Чтобы все растяпы и рассеянные не забыли явиться на новогодний вечер. Только почему записки послали так рано?

Глава 4

Аскетический балахончик

Однако за те две недели, что прошли с этого момента до новогоднего праздника, Вера успела забыть о своем желании непременно выяснить судьбу интригующей записки. И действительно, на общее сборище не пришла бы, если бы в последний день занятий – тот, на вечер которого мероприятие и было запланировано, – девчонки ей не напомнили:

– Встречаемся сегодня в семнадцать ноль-ноль! Нет, приноси гирлянду пораньше, ребята ее вешать будут.

– Так во сколько приходить?

– Ну, к четырем, – ответила главная по празднику Катька Марысаева. – Пряжкин, ты же будешь стены украшать?

– Ага! – расплылся в улыбке Колян, появляясь рядом с Верой.

Вера отшатнулась от него, издалека закивала Марысаевой: «Принесу-принесу, не волнуйся!»


В чем пойти на вечер? Вера раскрыла шкаф с одеждой. Вообще-то она бы особенно не мудрствовала и отправилась на вечеринку в том же, в чем всегда ходила: в свитере и широком джинсовом сарафане, который мама периодически грозилась выкинуть. Но в том же самом – это как-то не то… Что же выбрать? Юбки покороче и узкие брюки Вера по понятным причинам отвергла сразу. Широкие штаны в стиральной машинке валяются – с огромным грязным пятном на коленке.

Вера примерила костюмчик, купленный на днях по маминому настоянию, и, глядя на себя в зеркало, чуть не до слез расстроилась. Позор, конечно… Тумбочка… Эх, если бы можно было приехать… нет, не на этот школьный вечер, а на настоящий бал – в изящном длинном платье из тонкой развевающейся ткани, танцевать там старинные, пусть немного церемонные, но от этого особенно романтичные танцы…

И Вера, уже не замечая отражения в зеркале, представила: как она, героическая красавица, которая только что рубилась на мечах с врагами своего царства-королевства (или с бластером в руках участвовала в задержании особо опасного для всей галактики преступника), теперь входит в бальный зал. Вот она, тонкой рукой отодвигая с прекрасного лица прядь волос, улыбаясь гостям, идет приветствовать хозяев замка. Она ступает уверенно и грациозно, чуть придерживая край платья. И пусть под этим платьем у нее боевые штаны и сапоги, которые она не успела переодеть, никто не замечает этого – ведь она так стройна и легка… Но пребывание девушки-воина на балу недолго – всего несколько танцев, и она вынуждена удалиться. Суровая служба – охранять покой своего народа от посягательств врагов – ждет ее. Она выбегает из замка, садится на коня и стремительно удаляется в ночь. Гости долго смотрят с балкона, как реет на ветру ее светлое платье…

А сейчас, в этом обтягивающем костюме, она напоминает упитанную секретаршу… Фу! Раз мама ей ЭТО купила, пусть сама и носит!

Вера широким шагом направилась в мамину комнату и повесила дурацкий розовый с коричневыми цветочками костюмчик ей в шкаф. Развевающееся платье, легкая походка, танцы на балу… Бред. На самом деле все окажется не так: Вере, как всегда, будет очень неловко. И все ее силы окажутся брошенными на то, чтобы никто этого не заметил. А значит, ей придется вести себя как обычно: неприступно и надменно. И постараться смотаться домой при первой возможности.

А раз такое дело, то нечего и утруждаться с внешним видом. Надеть бы какую-нибудь дерюгу – чтобы хуже уже некуда! И пусть только кто попробует сказать ей что-нибудь насмешливое. А если и скажет – так что же, это будет неправда, что ли?

И взгляд Веры как раз-таки упал на… дерюгу. Да, в мамином шкафу она вдруг и нашла то, что надо! Это был просторный балахон из мешковины – длинный, с широкими рукавами и незамысловатой круглой дыркой-воротом, аккурат только голову просунуть. Скорее всего, балахон для ношения не предназначался – по крайней мере, на маме Вера его точно не видела. Очевидно, она это купила недавно – в качестве чехла для дорогой одежды.

Вера в балахон и облачилась. Он оказался длинноват – подол его практически лежал на полу. Но девочка не растерялась и подвязала его первым попавшимся кожаным пояском. Ну вот – очень даже хороший получился вид. Проще просто некуда. Вера решила и дальше в этом балахоне ходить. В нем она напоминала себе монаха католического ордена, практикующего бедность и самоограничения. И этот аскетический облик ее вполне устраивал.

Вера причесалась, упаковала гирлянду и отправилась в школу. Диски с музыкой она брать не стала – все равно классическую музыку, которую она любила, никто бы на вечеринке слушать не стал.


Ух, как суетились одноклассники, украшая кабинет новогодними атрибутами – мишурой, вырезанными из бумаги снежинками, картинками с Дедами Морозами, Снегурочками и елками. По стенам, шторам и наглядным пособиям мальчишки растягивали гирлянды. Руководил ими деловитый Пряжкин. «А может, та записка все-таки его рук дело? – озарило вдруг Веру. – Наверное, он просто попросил кого-то ее написать, чтобы я почерк не узнала. Все понятно… Эх!» Можно было смело давать деру…

Но нарядная Марысаева, прическа которой мерцала обильно разлитым по ней лаком с блестками, выхватила у Веры гирлянду и потащила ее Пряжкину.

– Вешайте быстренько, мы уже скоро начинаем! – скомандовала она.

Пряжкин улыбался во всю свою широкую физиономию – и смотрел на Веру. Катьке даже пришлось его в спину подтолкнуть.

– Ну шевелись же!

Пряжкин зашевелился – и полез вешать Верину гирлянду.

А Веру позвала учительница Ангелина Владимировна, которую она не сразу заметила среди ребят. Все, бежать поздно…

«Только подойди ко мне…» – покосившись на Пряжкина, подумала Вера и отправилась к столам с угощением, куда позвала ее учительница. Помогла разложить по вазам только что помытые мандарины и виноград. Больше помогать в приготовлении фуршета было не нужно. Уже все оказалось готово – девчонки постарались на славу.


Классная руководительница проверила электротехнику на предмет безопасности, дала отмашку Марысаевой: можно! Зазвучала музыка – и новогодний вечер начался.