— Прости меня, — произнес он искренне. — Прости, что я был такой дурак и эгоист! Я подумал, нам обоим будет легче, если я уйду из группы. Если тебя это утешит — знай, что мне тоже очень тошно. Просто я не хотел запутывать все еще больше.

— Все в порядке, — тихо ответила она, и он улыбнулся. — Все в порядке. Я тебя люблю, даже если тебе это совсем неважно.

— Мне это очень важно! — сказал он, коснулся губами ее щеки и быстро зашагал прочь. Виктория побрела в общежитие. Шел снег, было холодно, она шла по обледенелой дороге, думала о Бо и мечтала о том, чтобы их пути когда‑нибудь снова пересеклись. Виктория даже не чувствовала, как по ее щекам катятся слезы. Теперь ей нужно было собрать всю свою волю и выкинуть его из головы. А еще, может быть, самое важное — ей надо перестать чувствовать себя несчастной жертвой. Неважно, по какой причине, но она оказалась не нужна Бо. Такой финал их отношений лишь подтвердил то, что она знала и раньше, — никто ее не любит. Случилось то, чего Виктория так страшилась всю жизнь, — она оказалась никому не нужна.


Глава 5


Два последних года в колледже пронеслись незаметно. Летом после второго курса Виктория опять отправилась в Нью‑Йорк. На этот раз она стала работать в приемной модельного агентства, и если в адвокатской конторе жизнь текла спокойно и размеренно, то здесь она кипела и бурлила. Но Виктории это даже нравилось. Она сдружилась с несколькими манекенщицами, своими ровесницами, да и сотрудничали с агентством люди интересные. И все в один голос назвали Викторию сумасшедшей, когда узнали, что она хочет стать учителем. Да Виктория и сама уже была готова признать, что работа в модельном агентстве намного увлекательнее.

Две девушки из агентства предложили ей вместе с ними снимать квартиру, и Виктория с радостью съехала из унылого гостиничного номера. Казалось бы, не жизнь, а сплошной праздник, график необременительный, шикарные наряды и не менее шикарные кавалеры, но так мог считать человек непосвященный. Виктория, придя в агентство, была потрясена тем, насколько тяжелая у манекенщиц профессия. Даже уже известные модели вкалывали в поте лица, тщательно готовились к каждому показу и съемкам. После работы они могли отрываться по полной, но ни на одну съемку не опаздывали и, пока сессия не окончится, были целиком погружены в работу, бывало, по двенадцать‑четырнадцать часов кряду. Словом, это не был тот вечный праздник жизни, каким многие считают работу модели.

И еще Виктория была поражена их худобой. Две девушки, с которыми она теперь жила в фешенебельном районе Трайбека, практически совсем ничего не ели. Мучимая угрызениями совести, Виктория было попыталась последовать их примеру, но к ужину уже умирала с голоду. Соседки же либо не ели вообще, либо позволяли себе что‑то строго диетическое, да и то в смехотворных количествах. Они словно питались одним воздухом да еще практиковали все мыслимые виды очищения кишечника, чтобы, не дай бог, не поправиться. У Виктории же телосложение было совсем другое, она бы ни за что не смогла продержаться на таких мизерных порциях еды. И все же она изо всех сил старалась соблюдать разумную диету, избегала углеводов, сокращала порции и в результате к концу лета, когда перед началом учебного года полетела домой в Лос‑Анджелес, выглядела очень неплохо. Ей ужасно не хотелось уезжать из Нью‑Йорка и уходить из агентства. Но ее утешили слова директора: он на прощание сказал, что, если Виктория захочет работать у них, они готовы взять ее в любой момент. А с каким интересом слушала ее рассказы Грейси, когда Виктория приехала домой! Она уже перешла в восьмой класс, а у Виктории впереди был третий курс колледжа. Половина студенческой жизни осталась позади, и Виктория пока не меняла своего решения пойти учительствовать в школу, обязательно в нью‑йоркскую. В том, что это непременно должен быть Нью‑Йорк, она не сомневалась. Это был тот город, где ей хотелось жить. Отец с матерью уже отчаялись заманить ее обратно в Калифорнию, да и Грейси тоже смирилась.

За прошедший год она похорошела еще больше, и в ней не было и намека на подростковую нескладность, свойственную девочкам ее возраста. И кожа у нее была гладкая и нежная. Стройная и изящная, она успешно занималась балетом. Родители разрешали ей время от времени сниматься в рекламе. Грейси не скрывала, что не любит учиться. За стенами школы она была неутомима, у нее было много друзей, на мобильный телефон, полученный наконец в подарок от родителей, ей беспрестанно звонили ухажеры, которых у нее было одновременно человек пять‑шесть. Ничего похожего на тот замкнутый образ жизни, который вела Виктория, когда училась в школе.

За последний год в колледже жизнь Виктории заметно изменилась: два романа, один за другим, но оба не слишком серьезные. Тем не менее в выходные она бегала на свидания, что было гигантским шагом вперед по сравнению с двумя первыми курсами. С одним из своих новых приятелей Виктория лишилась девственности, хотя она бы не могла сказать, что влюблена. С Бо они больше не виделись. Она даже не знала, продолжает ли он учиться. Время от времени она видела кого‑то из его приятелей, но подойти и заговорить не решалась. Странная это была история, Виктория до сих пор вспоминала о ней с грустью, это был чудесный сон. Ребята, с которыми она встречалась теперь, были куда более приземленными. Один играл в хоккей, как тот придуманный приятель, о котором она рассказывала родителям на первом курсе. Виктория нравилась ему куда больше, чем он — ей. Он вырос в Бостоне, был грубоват и, частенько напиваясь, впадал в агрессию. В конце концов Виктория с ним порвала. После него был еще один, с которым у нее и случился секс. Этот юноша был симпатичным, но скучным. Он изучал биохимию, и у них практически не было общих тем для разговора. Единственным, что их связывало, был секс. Через несколько месяцев Виктория рассталась со своим биохимиком и полностью сосредоточилась на учебе.

После третьего курса Виктория осталась в колледже на летний семестр. Она хотела прослушать несколько курсов, чтобы освободить время для спецкурса по педагогике на последнем году обучения. Невероятно быстро пролетело время. До выпуска оставался всего год, и пора было вплотную заняться поиском работы в Нью‑Йорке. Уже осенью Виктория начала рассылать заявки. У нее был составлен список частных школ, в которых она хотела бы работать по окончании учебы. Она знала, что преподаватели в частных школах получают меньше, чем в государственных, но считала свой выбор правильным. К Рождеству она разослала заявки в девять школ. Она была готова работать даже на подмене, если в какой‑то школе вакансию придется подождать.

В январе она стала получать ответы. В восьми случаях ей было отказано. Из девятой школы ответа не было. Не пришел он и к весне, и Виктория сочла это дурным знаком. Она начала подумывать о том, чтобы поработать опять в модельном агентстве, пока в какой‑нибудь из школ не откроется вакансия. В любом случае платить в агентстве будут лучше, а жить, если повезет, опять можно будет с кем‑нибудь из девушек.

И тут пришел последний ответ. Она сидела над закрытым конвертом с бьющимся от волнения сердцем, точь‑в‑точь как тогда, когда получала письма из университетов о приеме. Тогда она тоже один за другим с трепетом вскрывала конверты, пытаясь отгадать ответ. Виктория уже не надеялась на положительный ответ. Ведь это была одна из самых престижных школ в Нью‑Йорке, и Виктория с трудом могла представить, чтобы они взяли на работу новоиспеченного специалиста, прямо со студенческой скамьи. Оттягивая решающий момент, она достала из стола шоколадный батончик, после чего медленно вскрыла конверт. Внутри был лишь один листок. Виктория приготовилась прочесть очередной отказ и развернула письмо. «Уважаемая мисс Доусон, благодарим за ваше предложение, но, к сожалению, мы вынуждены вам отказать…» — сформулировала она в уме текст письма и в недоумении уставилась на листок. Работу ей не предлагали, но приглашали приехать в Нью‑Йорк на собеседование. В письме объяснялось, что одна из учительниц английского языка осенью уходит в длительный декретный отпуск, так что, если они останутся довольны собеседованием, ее могут взять на год, а постоянного места, увы, предложить не могут. Виктория не верила своим глазам. Она с радостными воплями запрыгала по комнате, размахивая своим шоколадным батончиком. Ее просили сообщить, сможет ли она в ближайшие две недели приехать в Нью‑Йорк на собеседование.

Она кинулась к компьютеру и набрала ответный текст: она будет счастлива приехать в Нью‑Йорк! Распечатав ответ и поставив подпись, Виктория вложила его в конверт, схватила пальто и побежала на почту. Она указала в письме свой электронный адрес и номер мобильного телефона. Ей не терпелось поскорее отправиться в Нью‑Йорк. Если ее возьмут, то мечта, считай, исполнилась. Это именно то, чего она так хотела. Нью‑Йорк, а не Лос‑Анджелес! Все четыре года в колледже она только об этом и мечтала. Спасибо незнакомой преподавательнице, которая собирается рожать. Только бы ее взяли! Приглашение на собеседование было большим событием, и, опустив письмо, Виктория решила отметить его пиццей. Тут ей пришло в голову, что, наверное, лучше было не писать, а позвонить. Но ничего, теперь у них есть номер ее телефона и они смогут назначить встречу на ближайшее время, а уж она‑то готова лететь в Нью‑Йорк хоть завтра. Виктория принесла пиццу к себе в комнату и еще раз перечитала письмо. Улыбка не сходила с ее лица. Тот факт, что у нее будет реальная возможность попробовать себя в роли преподавателя частной школы, она воспринимала как самое большое счастье в жизни.

Ей перезвонили через три дня на мобильный и назначили встречу на ближайший понедельник. Виктория обещала быть, а затем решила, что хорошо было бы провести в Нью‑Йорке выходные. Потом вдруг поняла, что собеседование состоится в День святого Валентина, с четвертого класса самый ненавистный для нее день, день ее позора. Но если ее примут на работу, то этот день может стать для нее счастливым. Она немедленно забронировала билет, после чего с улыбкой растянулась на кровати, размышляя, как ей надо одеться на собеседование. Может, надеть юбку со свитером и туфли на каблуке? Или лучше брюки, свитер и туфли без каблука? Она не была уверена, стоит ли ей принарядиться, нанимаясь на работу в частную нью‑йоркскую школу, а посоветоваться было не с кем, придется действовать наугад. Эмоции переполняли девушку. Ей хотелось петь от радости. Но она лишь счастливо улыбалась, представляя себе свое будущее.