— Скажи ей бросить этого мудака, который всё время торчит в квартире и ни хрена не платит аренду за неё. Ненавижу эту грёбаную квартиру!

— Лусиан! — восклицает мама, удивлённая его манерами.

— Спроси её, почему она любит его так сильно, хотя он постоянно заставляет её рыдать! — Лусиан кричит достаточно громко, чтобы и Тити могла услышать его в спальне. — Я иду в парк, — говорит он, выхлёбывая молоко из миски и швыряя её в раковину. — Хочешь пойти со мной, Бей? — спрашивает он; я качаю головой. — Что? Да ладно, ты с ними заодно? Мы же все знаем, что он хренов змеёныш. Неужели надо притворяться?

— Я останусь здесь. Может быть, выйду позже.

— Яри дома? Думаешь, она придёт? Почему бы тебе не позвонить ей?

Я знаю, мой рот почти распахивается, чтобы ответить, когда он спрашивает, но я захлопываю его. Ярица моя лучшая подруга, и я люблю её, но в последнее время она бесконтрольна, и мама запрещает мне с ней гулять. Она спит со всеми подряд, а ей столько же, сколько и мне — тринадцать. Мама говорит это из-за того, что она без отца, хотя у меня его тоже нет, но я не позволяю парням дотрагиваться до себя.

— Я могу позвонить ей, если хочешь. Где ты будешь?

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, — говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. — Я буду в Хайбридж парке. Приходи позже, если хочешь.

Мама идёт в комнату Тити, а я плюхаюсь на диван и включаю телевизор. Я хватаю телефон Тити, чтобы позвонить Яри, и реву, пока делаю это. Мысли о том, как Лусиан целует её, дотрагивается до неё, причиняют мне нестерпимую боль. Даже одно воображаемое представление о том, что он делает это с ней, вызывает рыдания. Я сворачиваюсь на диване и обнимаю руками колени. Хотела бы я быть сексуальной и смелой как моя подруга. Но нет; я застенчивая, хоть у меня и приятная внешность, милая улыбка и «божественные волосы», как говорит мама. Мой большой секрет сейчас не в том, что Лусиан мой лучший друг. Большую часть времени я страшусь будущего и чувствую себя действительно одинокой — вот мой секрет.

Мама, наконец, уговаривает Тити переехать в наш район, так как появилось пару свободных квартир. Она хочет, чтоб мы с Лусианом ходили в одну школу, и говорит, что лучшим для нас будет держаться вместе как настоящая семья. Забавно, но никто не пригласил Хеми поселиться поблизости. Тити и мама рады видеться с ней по праздникам вне дома. Моего кузена Раймонда отстранили от занятий в школе, и теперь наши мамы не хотят, чтобы мы с Лусианом даже приближались к нему.

Лусиана теперь называют Люком, и он просто двинулся на переезде. Я помогаю вносить коробки, пока он матерится и прибивает полку к стене. Квартира нуждается в покраске и, может даже, в штукатурке. Лусиан теперь выглядит старше, хоть и продолжает носить всё ту же одежду: рваные джинсы, сидящие настолько низко, что я могу видеть резинку его боксёров, белую майку и кепку нью-йоркских «Янки», почти всегда повёрнутую козырьком назад.

— Это место — настоящий свинарник. Хренова крысиная нора, — говорит он.

— Всё не так уж и плохо, — отвечаю я, кладя коробку на комод. — Ты будешь ближе к школе и ближе ко мне, — продолжаю, улыбаясь.

Затем я утыкаюсь взглядом в пол. Не могу поверить, что сказала это. Напрягаю мозги, чтобы отвлечься. Мы уже не настолько близки. Уже несколько лет.

— И ближе к Яри, естественно, — добавляю поспешно в попытке скрыть своё смущение.

— Яри — горячая штучка, — говорит Лусиан и снимает майку через голову. Он всё ещё носит чётки, но теперь его грудь выглядит взрослее — сильнее.

Я хочу сказать, что мама называет Яри — sucia (прим. пер. ис. — распутница) или как парни говорят — легкодоступная. Но она всё ещё моя лучшая подруга и я киваю в знак согласия.

— Иди сюда, — говорит Лусиан, вытирая тело от пота скомканной майкой. Он бросает её на кровать, как будто попадает мячом в кольцо в баскетболе. Я нерешительно подхожу к нему ближе и чувствую, как все мои нервы напряжены. Он быстро и крепко обнимает меня так, что я улавливаю знакомый, привычный запах его тела.

— Ты самая красивая девушка в районе, и ты знаешь об этом, — говорит он, улыбаясь вдруг так широко, что становится видно ямочки на щеках.

— Я думала, у тебя больше нет этих ямочек, — отвечаю, притрагиваясь кончиками пальцев к ним. Он убирает мою руку.

— Так что? Района недостаточно для тебя? Ты хочешь, чтобы я признал тебя самой красивой девушкой Западного Гарлема? Красивейшей девушкой школы или всего Нью-Йорка?

— Прекрати подкалывать меня, Лусиан, — говорю я, моя улыбка увядает.

— У моей кузины Белен самое потрясное тело во всей Америке! — выкрикивает Лусиан, и я знаю, что начинаю краснеть. Я выбегаю из его комнаты и направляюсь на кухню. Мама как раз убирает блюда Тити, и я хватаю несколько, чтобы помочь ей. У меня захватывает дыхание, и сердце трепещет в груди от стычки с Лусианом. Улыбаюсь, что есть силы, даже щёки болят.

— Мам? — зову, положив руку на бедро.

— Что такое, hija(прим. пер. ис. — дочь)? — она отзывается и высовывает голову из шкафа, чтобы оглянуться на меня.

— Я рада, что они переехали. Думаю, всё будет хорошо. — Высказываю свои мысли и хватаю кухонное полотенце, чтобы вытереть с чашки отпечатавшийся газетный принт.

***

Всё хорошо. На самом деле всё лучше, чем хорошо. Обе, мама и Тити, смеются, готовят и проводят время вместе друг с другом больше, чем с их парнями. И я вижусь с Лусианом чаще. Я вижу его каждый день, так как мама заставляет его провожать меня в школу. Он ведёт себя так, будто это скука смертная и ворчит проклятия под нос, но как только мы оказываемся вне дома, несёт мой рюкзак и относится ко мне серьёзнее. Он спрашивает о моих уроках, домашних заданиях и учителях, которые мне нравятся. Лусиан рассказывает мне, от каких парней стоит держаться подальше, а с какими можно подружиться. Иногда мы останавливаемся возле магазинчиков и покупаем пончики или бублик. Лусиан всегда платит за меня, даже если у меня есть деньги.

Я люблю наблюдать, как он ест больше, чем кто-либо ещё. Он откусывает большие куски и быстро жуёт, как голодный пёс на улице. Иногда немного сливочного сыра или сладкой глазури остаётся в уголке его рта. Я говорю ему об этом, и он быстро вытирает рот тыльной стороной ладони. Иногда он пьёт кофе, как и взрослые. Он кладёт молоко и сахар, накрывает крышкой, затем энергично встряхивает чашку, удерживая ее между большим и указательным пальцами. Это моя любимая часть.

В школе Лусиан всегда встречается со своими друзьями. Я задерживаюсь на пару минут и могу видеть, как он становится более развязным; матерится, говорит грязные слова и стебётся. Парни ведут себя грубо, жёстко, машут кулаками и плюют на тротуар. Другие прикалываются над ним, говоря обо мне в качестве его подружки. Если бы мне давали доллар каждый раз, как ему приходится исправлять их, говоря: — «Mi prima, чувак»(прим. пер. ис. — Моя кузина), — мне бы уже хватило, чтоб свалить из города. Но это только подогревает их интерес — они думают, что я лёгкая добыча и всегда начинают подкалывать меня. Я жду сигнала от Лусиан — резкий кивок в сторону школьных дверей, сопровождаемый его жёстким, неприветливым взглядом. Я поспешно прощаюсь и спешу на уроки. Иногда я слышу, как они обсуждаю мое тело и говорят, какая классная у меня задница. Я знаю, что это неуважительно, и вообще-то я должна быть раздражена, но я хочу, чтобы они говорили об этом перед Лусианом. Я хочу, чтобы он понял, каково мне, когда он говорит о Ярице.

Я почти не вижусь с ним во время уроков. Лусиан учится старше меня на год, что значит он с Марса, а я — с Юпитера. Я занимаюсь по программе углублённого изучения и после уроков у меня много факультативов. Люк уходит из школы со своими друзьями, и они идут курить травку на кладбище. Мы часто обедаем вместе у моей мамы или у его. Он ест огромные порции, и мама говорит, что он питается как взрослый мужчина.

— Скажи Белен перестать пялиться на меня, — говорит он, отрывая кусок от куриной ножки. Я пинаю его под столом, и он смеется над моей реакцией. — Это всё, на что ты способна?

— Я засуну твою зубную щётку в туалет, — высказываю первую пришедшую в голову мысль.

— Теперь я точно знаю — ты этого не сделаешь; ты всегда выпячиваешь губы, когда врёшь, — отвечает Лусиан, копируя моё лицо, со ртом, полным arroz con gandules (прим. пер. ис. — рис с фасолью).

Я бью кулаком по столу и пинаю его снова.

— Хэй, ладно, ладно, прекратите, niños(прим. пер. ис. — дети), давайте поедим, — прикуривая, говорит мама.

— Если ты и правда так дерёшься, Белен, то я собираюсь потренироваться с тобой и научить постоять за себя.

— Хорошая идея, Люк. Ты не всегда можешь быть рядом, чтобы защитить ее.

О, мам, это ужасная идея! Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Что они имеют в виду, говоря, что Лусиан не всегда будет рядом со мной? Куда он уедет? Я не знаю, что бы делала без него. Я не могу позволить Лусиану уехать куда-либо. Никогда. Только со мной.

Я смотрю как он поглощает свой обед; он глотает почти не прожёвывая, как оголодавший пёс на углу улицы.

5 глава

Одним субботним утром мама попросила меня спуститься к Тити и взять у неё отвёртку: вчера вечером упал карниз и надо будет прикрутить ее. Обычно мама использует нож для масла, но, кажется, карниз — это не то, что нужно резать.

Я работаю с моими дидактическими карточками по математике и советую маме позвонить ей.

— Тити остаётся на ночь у своего Эдуардо, но Люк должен быть дома.

Я подскакиваю так быстро, что мой стул со стуком падает. Я бросаю взгляд на маму — она лишь качает головой, глядя на меня.

— Это нормально быть лучшими друзьями, cariño (прим. пер. ис. — лапочка, деточка), но не втюрься в своего кузена.

— Я не втюрюсь! — выкрикиваю оборонительно, дотрагиваясь руками до бёдер. — Я думаю, что он отвратительный; его ступни воняют, и он становится пошлым, когда говорит о девушках.