— Я просто хочу тебя, Лаки. Мне плевать на остальное, — отвечает она, зарываясь лицом в мою шею. Белен не плачет; она сильная девочка. Она просто прижимается ко мне сильнее.

Я твёрдо уверен во всех этих вещах в моей голове, но когда мои руки оборачиваются вокруг неё, я могу чувствовать, как сгибается моя воля. Я больше не знаю, что правильно, что нет. Я только знаю, что Белен ощущается так хорошо, что не хочется её отпускать. Не хочу знать, на что походит жизнь без неё.

Белен

Мы остаёмся сплетёнными в объятиях до тех пор, пока не всходит солнце и не меняется свет в комнате. Нет ничего страшнее, чем выпустить его из объятий. Не только отпустить его на базу или снова в командировку, но и на самом деле освободить его — остановить моё страстное увлечение им. Разве мы решили вчера все мои проблемы, и сейчас наступило время двигаться вперёд? Я выйду замуж за какого-то парня и буду представлять Лаки между своих ног каждый раз, как мы с ним окажемся в постели? Я буду выкрикивать чьё-то ещё имя, но я всегда буду думать лишь о Лусиане.

Пока Джереми ещё спит, я делаю Лаки кофе на кухне.

— Расскажи мне о своей дислокации — куда ты ездил?

— Ирак, Ленни. Я бы не хотел об этом говорить.

Намазывая вафли, которые я нашла в холодильнике, маслом, я поворачиваюсь к нему и смотрю на него через плечо.

— Было так плохо? Болезненно? — спрашиваю его.

— Не-а. В основном было скучно, но я выучил некоторые приёмы, находясь там.

Лаки смотрит на меня с болью на лице. Я запуталась, так как думала, что прошлой ночью мы оставили недомолвки позади, думала, мы в порядке. Казалось, его глаза блуждают по дивану, на котором вчера происходило основное действо.

— Ты думаешь о том, что случилось? Теперь ты не уважаешь меня?

— Нет, Белен, никогда. Ты знаешь, сколько раз я использовал секс, чтобы почувствовать себя лучше? Не задаваясь вопросом, как себя чувствовала девушка, или что она надеялась получить? Как я могу не уважать тебя за желание освободиться?

— Тогда почему ты такой тихий и задумчивый? — спрашиваю, ставя перед ним завтрак.

— Ибо каждый раз, как я тебя вижу, я боюсь, что обнимаю тебя в последний раз. Не потому, что умру на задании или что-то в этом роде, но мы становимся старше, Бей. Вещи меняются. Всё изменилось прошлой ночью.

— Из-за того, что ты рассказал мне?

— Ну, возможно это стало для тебя прорывом. Может, ты будешь двигаться дальше, выйдешь замуж, и я буду видеться с тобой по праздникам. Джереми в отключке, но сомневаюсь, что твой будущий муж позволил бы мне спать с тобой в одной кровати или целоваться, — небольшая грустная улыбка проскальзывает на его лице.

— Есть способ избежать этого, Лаки. Всё что ты должен сделать — сказать об этом.

Он делает глоток кофе и тянет мою руку к себе. Лаки вглядывается в мои глаза и замечает там искру огня. Знаю, я влюблена в него, но никогда не могла, сказать, как именно Лаки любит меня, — та ли это любовь, которая заставляет сердце парить или это обязательная любовь, типа братской.

— Что бы случилось, если бы это длилось не долго? Мы бы настроили наших родителей друг против друга?

— Мы были бы взрослыми людьми, живущими своими жизнями.

— Не думаю, что смог бы покончить с тобой, Бей, это не то, с чем бы я мог справиться.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Джереми проснулся и смотрит на нас; он спал в боксёрах и футболке, его волосы в беспорядке. Я вытаскиваю свою руку из руки Лаки и прячу её на своих коленях.

— Доброе утро, Джереми. Хочешь кофе?

Он выглядит самодовольным, словно поймал нас с поличным. Но если Джереми и не знал, что между нами с Лаки что-то было, то прошлая ночь должна была его просветить. Если он до сих пор ничего не понял, то только потому, что ходит вокруг да около с закрытыми глазами.

— Мне надо выдвигаться, — говорит Лаки, допивая кофе.

— Я провожу тебя, — сразу же отзываюсь я, хватая свои кроссовки.

Джереми наливает себе чашку кофе и добавляет немного сливок. Он отодвигает стул от стола и лениво разваливается на нём.

— Ещё увидимся, Лусиан, — прощается он, его голос плоский и нечёткий.

— Если ты только причинишь ей боль, я приду, найду тебя и урою, — отвечает Лаки низким голосом, проходя мимо Джереми и давая ему подзатыльник.

Я провожаю Лаки до его машины и каждый шаг становится тяжелее от моего страха прощания с ним. Чувствую оно будет грустным, хотелось бы, чтобы было по-другому. Прошлой ночью Лаки сделал мне огромный подарок, но он все равно кажется раздавленным.

Солнце поднялось, и стало тепло. Мы недалеко от воды, и я могу чувствовать запах соли в воздухе и её тягучую мягкость на коже. Бриз сдувает волосы мне на щеки, и я поворачиваюсь лицом к ветру.

Я ещё даже и не начинала переваривать информацию о своих родителях. Слишком много всего, чтобы справиться самой; я лучше пройду через это со своим психотерапевтом. Но даже если я и не знала никогда, кем был мой отец, мне нравилось представлять его кем-то особенным, кем-то, кто любил бы меня, но не справился с обстоятельствами. А вышло — мой отец — это дядя моей матери, и я не знаю, кем это делает меня. Это заставляет Лаки еще больше бояться его чувств ко мне; заставляет мою мать бояться рассказать мне о моём рождении. Все врали мне, чтобы скрыть правду, ибо правда в том, что я вылеплена из плохого теста — продукт кровосмешения.

Моя грудь вздымается, когда Лаки обнимает меня на прощание.

— Не плачь, Ленни. Ненавижу, когда тебе больно. Будь счастлива. Рад, что мы с тобой повидались.

Я киваю и вытираю слёзы с глаз.

— Я люблю тебя, — произносит он, целуя меня в макушку.

— Я тоже люблю тебя, Лусиан, до боли.

Он садится в машину и закрывает дверцу. Заводит машину и опускает оконное стекло.

Я отступаю, освобождая ему дорогу. Складываю руки на груди, ветер развевает мои волосы, хлещет ими по лицу.

— Пока, Ленни, — прощается он, начиная отъезжать с парковочного места.

Импульсивно подбегаю к машине и наклоняюсь к окну. Лаки хватает меня за шею и с нажимом целует мои губы.

— Пожалуйста, не позволяй этому причинить тебе боль. Хотелось бы, чтобы всё было по-другому.

Улыбаюсь ему и скрещиваю руки на груди.

— Я люблю свою боль, Лаки, и то, как она донимает меня. Если я не почувствую её больше, это будет значить, что я потеряла свою связь с тобой, а я не хочу, чтобы это когда-либо произошло. Я люблю эту боль, она часть любви к тебе.

Лаки пристально смотрит на меня с яростной напряжённостью, на виске заметно бьётся пульс.

— Не знаю, правильно ли это, Белен, — отвечает он и поднимает стекло.

Облака выбирают именно этот момент, чтобы заслонить солнце. Тень прогоняет яркость, которая подбадривала нас. Лаки уезжает в этой тени и расстояние между нами увеличивается.

Я знаю, что правильно, ведь моё сердце мне всегда это подсказывает. Оно говорит одно и тоже, нашёптывая как молитву: только Лаки, всегда Лаки.

19 глава

Белен

— Белль, это не моё дело, и я не хочу притворяться. Но мы были друзьями какое-то время, — говорит Джереми, высаживая меня из машины.

Я морщусь, догадываясь, о чём он скажет — у Джереми есть какие-то догадки о моей «проблеме», которыми он хочет поделиться. Я бы предпочла, чтобы он держал их при себе.

— У меня были лекции введения в право — отец заставил ходить на них — дабы посмотреть, буду ли я заинтересован в юридической школе после выпуска. Двоюродные родственники могут вступить в брак во многих штатах. Включая и Нью-Йорк. Просто чтоб ты знала, что такой вариант есть.

Я краснею всеми оттенками красного. Мы с Лаки поженимся только через трупы наших матерей — так что даже через миллионы лет этому не бывать. К тому же Лаки не выглядит тем типом парней, которые женятся.

— Спасибо тебе, Джереми, за информацию, но, боюсь, всё не так. Это скорее зависимость, чем отношения.

Я раздосадована тем, что у меня нет лучшего объяснения и смущена, что Джереми уже знает так много обо мне. Он оставляет меня перед моей квартирой, и мы договариваемся продолжать наше общение. Наши выходные были сумасшедшими, но, думаю, всё между мной и Джереми всегда было странным. Он, наверное, думает, что я больная на всю голову, но по каким-то причинам остаётся в моей жизни — в качестве моего парня или нет, возможно, потому что мы друзья. Мы больше не продолжали наших секс-исследований после ухода Лаки и Джейли из таймшера. Время прошло, но Джереми все ещё не привлекает меня в этом плане. Я, должно быть, абсолютно непонятна со своим отношением «холодно-горячо», всегда жаждущая, но никогда не дающая достаточно в ответ.

Я не говорю открыто с моей матерью о том, кто мой отец, но теперь, когда я знаю об этом, смотрю на неё по-другому. Могу только представлять себе, через что она прошла и как трудно ей было двигаться вперёд, не имея никого, кто бы мог помочь. Я украдкой роюсь в её вещах, пока она на работе. Я нахожу фотографии моего двоюродного дяди, и он выглядит знакомым, может, он похож на меня. Здесь только одно фото с ними двумя вместе. Моя мама такая красивая, а её мужчина выглядит влюблённым по уши. Фото выцветшее, и у них красные глаза. Мама одета консервативно для девушки её возраста, а мой двоюродный дядя/отец смотрится опрятно, подтянуто, словно у него был свой особый привлекательный стиль. Я прячу фотографию в свой чемодан. Я знаю, оно принадлежит маме, но чувствую потребность иметь ее у себя. Я также записываю его имя и всё, что знаю о нём. Получается всего четыре слова на листе из блокнота. Не так уж и много, чтобы двигаться дальше.

Мама пытается убедить меня остаться — не возвращаться в Поукипзи. Технически, я уже почти закончила обучение, но не хочу выезжать оттуда до мая.

— Белен, ты могла бы получить стажировку в городе. Я могу поспрашивать некоторых людей в больнице на наличие исследовательских мест, которые соответствуют твоему опыту.