Настоящим наркотиком, на который я давно и крепко подсел, была моя кузина Белен. Реальная болезнь, от которой я избавляю организм, это она. Она пробралась в каждый маленький уголок и захватила меня целиком. Я не могу избавиться от неё во сне; она — практически всё, что мне снится по ночам. Не могу перестать искать её днём, мечтая, что она войдёт в дверь. Ни одна реабилитация не может излечить меня от этой проблемы. Я сгораю от любви. Tengo maldeamores.(прим. с исп.— Я болен любовью)

На групповой терапии есть один лысый белый парень, где-то пятидесяти лет. Он носит кожаный жилет и у него есть тату на лбу. Я просто наблюдаю за ним, задаваясь вопросом, что с этим чуваком не так. Когда он говорит, то не звучит словно сумасшедший, но так или иначе он должен таковым быть. Он привязался ко мне, как к своему amigo (прим. с исп. – друг), и мы курим на улице вместе в перерывах на кофе. Он — единственный здесь, кому я рассказал про Белен. Он классный и спокойно это воспринимает. Говорит, что я здесь не для того, чтобы бороться с героином, который попробовал в четырнадцать; не за продажу травки. Я здесь, чтобы излечиться от серьёзной зависимости. Её имя Белен, и я должен упорно работать, чтобы вытравить её из своего организма.

Его зовут Бретт и он, бывает, плачет на встречах по терапии, но всё равно каким-то образом выглядит жёстким и грубым. У него короткие, похожие на обрубки пальцы, а также сложности с передвижением. Он обзавёлся ревматоидным артритом23 и разрушенной сердечной выстилкой из-за многолетнего употребления наркоты. Я рассказал Бретту, что у меня тоже обнаружили ухудшение работы сердца, но мы должны стараться, и не важно, чего нам это стоит. Я вытаскиваю его на улицу поотжиматься — чувак мог бы скинуть немного веса. Он наблюдает за моими тренировками в послеобеденное время и в те разы, когда я занимаюсь спринтом. Бретт отбивает мне «пять» ладонью, когда я прибегаю ровно по времени и держит бутылку с холодной водой под полотенцем. Это заставляет меня жалеть, что у меня не было отца все эти годы. Того, кто вдохновлял, поддерживал и подстёгивал бы меня. Так странно быть трезвым.

Когда я здесь, даже не звоню матери. Она с Белен слишком тесно общается. Я мог бы позвонить на телефон двумя этажами выше от квартиры матери, но не думаю, что выдержал бы.

Когда я заканчиваю программу, то прохожу церемонию. Я получаю сертификат на моё имя, написанное курсивом, а также мой самый первый чистый тест мочи. Бретт напялил галстук на церемонию, и мы фотографируемся вместе на фоне кофейни. Мой личный куратор Вирджиния целует меня в щеку, оставляя на ней помаду. Люди произносят речи и говорят приятные вещи обо мне. Бретт раскисает, когда признаётся, что гордится мной, и что он сам всегда мечтал стать морским пехотинцем.

— Я ещё не прошёл в тренировочный лагерь новобранцев, ребята. Так что не расслабляйтесь.

Они стонут в знак протеста и говорят, что я наиболее вероятный кандидат. Но не то чтобы меня волнует моя физическая выносливость; на самом деле я с нетерпением жду, чтобы загонять себя до смерти. Думаю, что смогу справиться и с умственными заданиями тоже — ты просто подчиняешься что бы тебе не сказали и выкладываешься по полной. И это не правда, что я не могу выжить, находясь вдали от неё, ибо я уверен, что смогу сделать и это тоже. Я чертовски боюсь возвращаться домой вновь. Видеться с неё, когда всё изменилось. Что произойдёт, если один из нас продолжит двигаться вперёд, а другой не сможет двигаться вовсе?

Белен

Я выбрала колледж Вассар24 за кампус и собственно за название. Думаю, может, я такая поверхностная. Стипендии будет достаточно маме, чтобы, по крайней мере, хоть немного отдохнуть. Она так сильно плачет на родительской неделе, что ей приходится принять успокоительное. Я не осознавала, как трудно будет ей даваться прощание. Я ей сразу же пообещала, что мы будем общаться по скайпу, и я буду приезжать к ней как можно чаще. Поездка по Амтрак25 не так уж и плоха, и мы хотя бы всё ещё остаёмся жить в пределах одного штата.

Моя соседка по комнате — активная лесбиянка26 из Чикаго по имени Люси. Думаю, нас поселили вместе, потому что мы обе латиноамериканки, но я точно не знаю, как работает эта штука с расселением в кампусе. Люси мне сразу же понравилась. Она серьёзно относится к обучению, но в то же время она весёлая и забавная. Люси за несколько минут рассмешила меня, описывая свой приезд, и предлагает мне занять верхнюю постель. Мы вместе обедаем в столовой и выясняется, что она ест как Халк. Она приканчивает две миски макарон с сыром и затем доедает то немногое, что осталось у меня в тарелке. Я уже люблю её.

Весь первый семестр я убеждаю её, что Джереми — мой парень. Мы болтаем по телефону, переписываемся по почте, и он даже приезжал ко мне на одни выходные. Волосы Джереми совсем белые, выглядит загоревшим и сбросившим пару килограмм. Он решил записаться на две-три программы в Уортонской школе бизнеса27 в Филадельфии. Парень немного поддразнивает меня по поводу моего четырёхлетнего обучения для получения диплома в области гуманитарных наук. Очевидно, что ребята в его школе располагают большими деньгами. Некоторые из них живут вне кампуса и водят навороченные машины; они уже получили свои гарантированные работы после выпуска, так что сейчас они тратят своё время на вечеринки и кокс. Я не спрашиваю у него, торгует ли он или является клиентом. Не спрашиваю его о доме тоже. Джереми приглашает меня на ужин, мы выпиваем бутылочку вина на двоих, заедая пастой, не вспоминая прошлого.

— Ты выглядишь потрясающе, Белен. Даже лучше, чем в старших классах, — говорит Джереми, проводя своей ступнёй вверх по моей голени. Похоже, что он ведёт себя так, будто пересмотрел второсортного кино.

— Спасибо, Джереми. Ты, кажется, тоже возмужал. Хотела бы я, чтобы мои цели были такие же отчётливые и понятные, как и твои. Знаешь свой путь, мне завидно.

В машине по дороге домой он кладет руку поверх моей юбки. После той ночи в ванной, Джереми не пытался приставать ко мне. Мы целовались несколько раз после того случая и часто встречались. Вся романтика выдохлась и сошла на нет, но мы всегда оставались близкими друзьями. Моя апатия в отношении руки Джереми на мне заставляла задуматься, что со мной что-то не так.

— Может, притормозишь на обочине? Думаю, нам надо начать с поцелуя.

Джереми сворачивает на парковку пустого торгового центра. Все магазины закрыты и фонари тускло светят. Я сбрасываю свою куртку, поворачиваюсь к нему и касаюсь его лица. В моём животе оседает тяжёлый ком, пока я наклоняюсь вперёд для поцелуя. Я впускаю его язык в свой рот и стараюсь придерживаться темпа, установленного Джереми. По моим венам не струится жар, кровь не пульсирует в нужных местах. Он берёт мою руку и тянет вниз к своему члену. Через штаны я чувствую его твёрдость и сжимаю его рукой. Он расстёгивает моё платье и проскальзывает пальцами в лифчик.

— Помнишь тот вечер, Белль, в ванной в доме моих родителей? Мы знали друг друга минут пять и уже не могли не касаться друг друга, помнишь?

Моя кровь разгоняется сильней, ибо он не может назвать меня по имени. Я говорила ему в самом начале, что моё имя не рифмуется с Элль, первая часть моего имени произносится как «Бе», а вторая «лен». Я хочу прокричать сейчас моё имя, ибо я говорила ему его тысячу раз и, очевидно, он не слушал. Он хотя бы мог попытаться произнести его правильно, или я много прошу? И самым сексуальным моментом того вечера была сцена в лифте, когда Лаки пристально и безжалостно наблюдал за мной, пока я, пристыженная, натягивала свои трусики перед ним.

Сейчас же нет ничего сексуального в его остром языке и горячем, твёрдом, маленьком члене. Он лапает мою грудь потной рукой и это напоминает мне танец с неуклюжими парнями в школе танцев, тех, которые просят потанцевать с ними, но не имеют никаких навыков и не знают шагов. Их руки всегда влажные и слегка дрожат от того, что они нервничают. Прыщи, скобы и вид того, как твои друзья — ну, по крайней мере, Яри — смеются над их неуклюжими па руками: от этого я чувствую достаточно жалости к парню, чтобы принять его приглашение на танец, ведь он храбрился позвать меня хоть на один. Не хочу, чтобы секс был таким. С Лаки никогда не было неловко или нелепо. Честно, я думаю, что тогда в первый раз я так далеко зашла с Джереми потому, что была возбуждена от вида Лаки.

— Позволь мне связать тебя, Белль. У меня есть наручники и верёвка в багажнике, — говорит Джереми, продолжая теребить мой сосок.

— ЧТО? — я так ошеломлена, что голова начинает немного побаливать, — С чего бы я хотела этого?

— Просто попробуем. Ну, давай же, будет весело, — отвечает он, сильно сдавливая одну грудь, пока лапает другую.

— Думаю, тебе следует отвезти меня домой.

Джереми вздыхает и откидывается на сидении своей Ауди. Он поправляет член в своих слаксах и отодвигается, заводя машину. Он рванул с парковки так быстро, что это слегка меня пугает. Джереми ничего не говорит, пока мы едем, фары ярко освещают дорогу впереди. Он с визгом подъезжает к моему общежитию, резко дёрнувшись и сбивая меня с толку ещё больше. По крайней мере, я рада, что он довёз меня домой и больше не предлагал странных прелюдий.

Когда я отклоняюсь назад, чтобы попрощаться, Джереми говорит:

— Ты могла хотя бы помочь мне кончить, ну ты понимаешь. Я столько проехал, — он смотрит прямо перед собой, положив руку на руль.

— О, так вот для чего ты приехал? Тебе следовало уточнить это по телефону. Я могла бы сэкономить тебе кучу времени. Уверена, быстрый перепихон проще найти дома.

— Яри была права, Белль. Ты всегда была холодной, как рыба.

— О боже! Ты тоже трахал Яри? Когда? Той ночью после вечеринки Лаки? — спрашиваю я, гадая, было ли это единственной причиной, по которой Лаки пришёл ко мне вместо Яри.

— Да брось, Белль. Мы все дурачились! — говорит он и отъезжает, мигая фарами и вращая колёсами, разметав опавшую листву на обочине и оставив меня в облаке пыли и выхлопных газов.