Люси знала, что София обладает богатым живым воображением. Об этом свидетельствовала хотя бы история с письмом, адресованным мифическому Жерве.

Но самым усердным корреспондентом Люси стал, как ни странно, ее брат. Он писал два-три раза в неделю. Его письма были кратки и малосодержательны. Генри чаще всего описывал погоду или состояние полей озимой пшеницы, изредка упоминал о собаках. Но главным было вовсе не содержание посланий брата.

Скрытый смысл этих торопливых, накарябанных корявым почерком фраз был для Люси совершенно очевиден. И она аккуратно отвечала на каждое письмо, стараясь, чтобы между ее строк четко читалось: «Да, Генри, я тоже скучаю без тебя».

Люси научилась получать удовольствие от маленьких радостей. Для нее день был удачным, если утром приходило новое письмо. А если два, Люси светилась от счастья.

— Нам пришло приглашение на свадьбу от Тоби и Софии, — сообщила она как-то мужу за ужином. — Она состоится в декабре.

— Так скоро? — удивился Джереми. — Ты хочешь поехать на свадьбу?

— Ну да, конечно.

Джереми сделал глоток вина.

— Хорошо.

— Я думала, может быть, мы погостим в Уолтеме до свадьбы… — нерешительно промолвила Люси.

Тишина.

Люси отпила немного кларета, собираясь с духом.

— Я получила сегодня письмо от Марианны. Она снова беременна. Прежде я всегда помогала ей, когда она вынашивала ребенка. Я беспокоюсь, как она там без меня. Первые месяцы беременности — наиболее трудные. Что нам стоит заехать в Уолтем? Ведь мы будем проезжать недалеко от него.

Джереми покачал головой.

— Мы с твоим братом находимся сейчас в натянутых отношениях, ты же знаешь. Думаю, что при таких обстоятельствах визит в его поместье был бы неуместен. — Джереми сдержанно кашлянул и снова взял вилку. — Кроме того, у меня сейчас дел по горло. Поместье требует постоянного внимания.

Люси посмотрела на него.

— Я понимаю, хозяйственные заботы превыше всего, — сказала она, не сумев скрыть своего разочарования. — Забудь, это были всего лишь мысли вслух.

Джереми откинулся на спинку стула и посмотрел на жену. От его равнодушного взгляда Люси бросило в озноб.

— Если хочешь, ты можешь одна погостить в Уолтеме, — холодно сказал он. — Я завезу тебя туда после свадьбы, а потом пришлю за тобой карету.

«Завезу», «пришлю за тобой карету»… Люси почувствовала себя посылкой, которую равнодушно перевозят с места на место.

Ее так и подмывало схватить со стола тарелку и запустить ее в сдержанного, спокойного графа. Чтобы взять себя в руки, она закусила нижнюю губу и почувствовала во рту металлический привкус крови.

— Ну что ж… — справившись с собой, промолвила она. — Я сообщу о твоем предложении брату. — Люси пыталась понять, что чувствовал муж в эту минуту, но выражение его лица оставалось непроницаемым. — Быть может, я останусь в Уолтеме до родов.

На лице Джереми не дрогнул ни один мускул.

— Как тебе будет угодно, — спокойно промолвил он и опустил глаза. Подцепив вилкой кусочек лосося с тарелки, Джереми отправил его в рот. — Завтра я еду в Лондон.

— Зачем?

— У меня там дела. Мне надо встретиться с поверенным и решить кое-какие вопросы, связанные с перешедшей ко мне по наследству недвижимостью. Я отправляюсь в город верхом и долго не задержусь. Думаю, что в четверг уже вернусь домой.

— Понятно.

Джереми уезжает завтра в Лондон и пробудет там большую часть недели. И он бросает ей эту важную новость походя, словно кость собаке. Впрочем, хорошо, что он вообще счел возможным поставить ее в известность.

На глаза Люси набежали слезы. Сквозь их пелену все блюда на столе расплывались. Она быстро заморгала, стараясь сдержать их.

Нет, она не должна плакать!

Люси положила салфетку на стол.

— Ты должен отдохнуть. Завтра тебе рано вставать, — сказала она.

Джереми медленно осушил бокал вина.

— Ты права, — произнес он.


Люси не остановила мужа. Она позволила ему уехать.

На следующее утро она проснулась рано, но долго лежала в постели. И вышла из своих покоев только тогда, когда, по ее расчетам, Джереми уже не было дома.

Люси казалось, что ей не следует прощаться с ним. После вчерашнего разговора за ужином это было бы излишним.

С отъездом Джереми в замке ничего не изменилось. Здесь стояла все такая же мертвая тишина. Однако Люси угнетала не она, а странная пустота в ее душе. Она не могла избавиться от нее, как ни старалась. Это было каким-то наваждением! Люси бесцельно бродила по дому и саду, не находя себе места.

Однажды, проходя по комнате для музицирования, она столкнулась с тетей Матильдой, одетой, как всегда, в платье цвета индиго.

— Тетя Матильда! — воскликнула Люси, обняв старушку за плечи. — Где ваша сиделка?

От тетушки исходили знакомые запахи пряностей, шоколада и нюхательного табака. Они навевали Люси приятные воспоминания о доме брата. Люси вдруг почувствовала ностальгию.

— Впрочем, это не важно! Я очень рада видеть вас, — добавила Люси.

Тетя Матильда подошла к фортепиано и подняла крышку. Экономка настояла на том, чтобы инструмент настроили, хотя Люси сразу же заявила, что не умеет играть на нем. Тетя Матильда села за фортепиано и коснулась клавиш. Через мгновение ее проворные пальцы уже резво забегали по ним, извлекая чарующие звуки.

Старушка качала головой в такт музыке, и ее синий тюрбан смешно дергался.

Люси захихикала.

Впервые за долгое время музыка и смех звучали в мрачном доме графа. Доиграв пьесу, тетя Матильда опустила руки на колени и замерла.

Люси опустилась на скамеечку рядом с ней.

— Спасибо, тетя Матильда. Это было прекрасно.

Старушка улыбнулась с мягким, добродушным выражением лица. Люси подумала о том, что ей не хватает неиссякаемого оптимизма тетушки. Схватив сухонькую руку старой леди, Люси сжала ее в своей.

— Что со мной будет, тетя Матильда? Я сильно изменилась. Я не могу вернуться домой… просто не могу… Я страшно скучаю по Уолтему, но если я уеду, то буду еще больше скучать по мужу. — Люси обняла тетю Матильду за хрупкие плечики, и старушка склонила голову набок. — Я уже скучаю по нему.

Голова в тюрбане приникла к голове Люси.

Люси сжала пальцы тетушки. Они были холодными.

— Тетя Матильда! — всполошилась Люси.

Обмякшее тело тетушки стало крениться набок.


Глава 24


— Она поправится, правда? — повторяла Люси, как заклинание, расхаживая по персидскому золотистому ковру в покоях тети Матильды. — Она должна поправиться. Я так надеюсь на это.

Сидевшая у кровати Хетта проверила пульс тети Матильды.

— Люси, вашей тетушке никак не меньше восьмидесяти лет, — сказала она. — Вы же знаете, она не будет жить вечно.

— Конечно, но…

— Тсс, — остановила ее Хетта и приложила ухо к груди старой леди.

Люси замерла, затаив дыхание.

— Мы должны смотреть правде в глаза, Люси, — вынесла Хетта свой приговор. — Я сожалею, но здоровье вашей тети внушает опасение.

Люси закрыла глаза и тихо всхлипнула.

— Хотя могу с уверенностью сказать, что она еще поживет на этом свете, — добавила Хетта и, усадив больную на кровати, подложила ей подушку под спину. — Следите за тем, чтобы она больше отдыхала и не волновалась. Кормите ее куриным бульоном. А если больная попросит, можете дать ей и твердую пищу. Вот увидите, скоро она снова начнет бродить по дому.

— Хорошо. — Люси вздохнула и постаралась успокоиться. — Спасибо, что заехали. Хотите, я провожу вас?

— В этом нет необходимости, — ответила Хетта, закрывая чемоданчик. Встав, она разгладила складки на юбке своего коричневого платья. — Я знаю дорогу. И пожалуй, ориентируюсь в этом доме лучше, чем вы.

— Неужели? — удивилась Люси.

— Ведь я практически выросла здесь. — Хетта набросила ротонду на плечи. — Мой отец был личным врачом леди Кендалл. Разве вы не знали?

Люси покачала головой.

— Он перевез семью из Лондона, — продолжала Хетта. — У леди Кендалл было нервное расстройство. Так называл ее состояние мой отец. Он был деликатным человеком. Леди Кендалл говорила иначе. Она называла свой недуг «неизбывным горем». — Хетта завязала ленты шляпки под подбородком. — Но мне кажется, ей надо было меньше стенать и жаловаться на жизнь.

Она взяла перчатки с прикроватного столика.

— Как только у ее светлости начинался припадок, граф посылал за отцом, — продолжала Хетта. — Это случалось два-три раза в неделю. А порой и ежедневно. Он часто брал меня с собой. И пока отец пускал графине кровь или давал успокаивающие средства, я обследовала замок. — Она понизила голос. — Вы уже видели гобелен с изображением грешников в аду?

Люси покачала головой. Сейчас ее мало интересовали произведения живописи.

— И что это были за припадки?

— Скорее, бурные истерики, их могло вызвать все, что угодно — какое-нибудь слово, жест, взгляд, перемена погоды. И тогда графиня заливалась слезами. Она плакала часами, до тех пор, пока мой отец не успокаивал ее. Я удивляюсь его терпению. Он возился с ней долгих восемь лет. Но истерики случались с ней и прежде, до нашего приезда сюда.

Хетта стала надевать перчатки.

Холодок пробежал по спине Люси. Она вспомнила тот день, когда расплакалась в объятиях мужа. Реакцией Джереми на ее слезы была паника. Неудивительно, что он сбежал от нее в Лондон. Должно быть, Джереми решил, что в его доме появилась еще одна истеричка.

А может быть, Люси действительно превращается в подобное плаксивое создание?

— Мой отец обычно говорил, что графиню нужно жалеть, — продолжала Хетта. — Мол, у нее хрупкая конституция. Она рано вышла замуж за человека с резким неуживчивым характером, а впоследствии потеряла ребенка. — Хетта с усмешкой посмотрела на Люси. — Но я не сострадаю истерикам. Поэтому если у вас тоже начнет развиваться такая болезнь, как нервное расстройство, то обращайтесь лучше к моему отцу. Я такие недуги лечу простым способом — с помощью пощечины или хорошего глотка бренди.