— Простите, но для начала я хотел бы узнать, откуда у вас такие сведения?

— Эти сведения я получила от Дэнни, — ответила Лаки, нервно постукивая по столу кончиками пальцев. — От Дэнни, который является моими глазами и ушами в этом отеле. Я правильно говорю? — обратилась она к помощнику, который вошел в зал следом за ней и теперь устанавливал на приставном столике свой ноутбук.

Дэнни кивнул.

— И что именно ты узнал? — спросил Джеффри.

Дэнни с готовностью повторил свою историю. Ему нравилось быть в центре внимания — обычно он оставался в тени, и сейчас наслаждался моментом.

Джеффри слушал и качал головой. История была некрасивой, к тому же она вряд ли могла способствовать успеху переговоров. Насколько он знал Лаки, ей было наплевать, что человек, с которым у нее назначена деловая встреча, развлекается с проститутками, но тот факт, что парень не заплатил за развлечения, наверняка ее разозлил. А раз так, следовало готовиться к…

Додумать свою мысль до конца Джеффри не успел. Секретарша сообщила, что прибыли люди из «Джордан девелопментс», и Лаки улыбнулась, но ее улыбка не предвещала ничего хорошего.

— Что ж, начнем, пожалуй, — сказала она, и ее черные глаза опасно блеснули. — Это может быть любопытное шоу…

Глава 25

Арман часто думал о том, какой могла бы быть его жизнь, если бы он родился в Америке и получил обычное американское воспитание. Правда, он жил в Штатах с восьми лет, но обстоятельства его появления на свет не могли не повлиять на его судьбу. С самого первого дня он был особенным. Арман был принцем, и его прошедшее в Акрамшахре детство ни в коем случае нельзя было назвать нормальным. Он родился во дворце, его няньками были женщины в длинных черных одеяниях, которые почти никогда с ним не разговаривали. Свою мать он практически не видел; возможность регулярно общаться с Пегги Арман получил только в восьмилетнем возрасте, когда она добилась развода с эмиром и обосновалась в Нью-Йорке, но никакой глубокой родственной привязанности между ними так и не возникло. Мать навсегда осталась для Армана просто ослепительно красивой рыжеволосой женщиной в глубоко декольтированном шелковом платье и бриллиантовом колье или диадеме, которая изредка появлялась в дворцовой детской.

Для женщин в Акрамшахре были установлены особые правила. Тем, кто происходил из бедных семей, не разрешалось учиться; их с раннего детства заставляли исполнять черную работу и носить паранджу, закрывавшую тело от макушки до пяток. Женщины и девушки из богатых семей могли делать все, что им заблагорассудится. Большинство предпочитали получать образование в Европе; многие там и оставались, не желая возвращаться в Акрамшахр, где их могли насильно выдать замуж за совершенно незнакомого человека. Это, кстати, произошло с Сурайей, которая училась в закрытой частной школе в Швейцарии и приехала в Акрамшахр на каникулы. Школу она так и не окончила — по прямому указанию эмира ее сделали женой Армана, когда ей было всего пятнадцать.

Сурайю Арман никогда не жалел. Зачем ей образование, думал он. Разве мало того, что она стала матерью его детей и этим доставила удовольствие эмиру? Доставлять удовольствие мужчинам — вот в чем единственное предназначение женщин.

Ежегодные поездки на день рождения отца окончательно закрепили его взгляды и привычки. Сейчас Арман чувствовал себя самым настоящим принцем. Быть может, когда-нибудь он даже раскроет окружающим свою тайну — американцы, как было ему доподлинно известно, неровно дышат ко всяким аристократам, а уж перед особой королевской крови они и вовсе будут ковром расстилаться. Но его время еще не настало, и Арман понимал это очень хорошо. Кроме того, он не сомневался — ему вовсе не обязательно раскрывать свое инкогнито, чтобы купить этот отель, которому суждено стать главным сокровищем его бизнес-империи. Для этого достаточно просто заплатить деньги, и ключи от «Ключей» окажутся у него в кармане.

И произойдет это сегодня.

Усмехнувшись дурацкому каламбуру, который пришел ему на ум, Арман отправился в ванную комнату. За собой он всегда тщательно ухаживал, поэтому, употребив пару дорожек кокаина, Арман принял душ, а потом принялся смазывать кожу различными кремами и лосьонами. Дольше всего он массировал яички и член — этот бесконечно прекрасный и совершенный жезл мужества, которым очень гордился. При этом он вспоминал шлюх, с которыми провел вчерашний день, и до того возбудился, что для снятия напряжения вынужден был прибегнуть к подручным средствам. Не слишком гигиенично, зато приятно — гораздо приятнее, чем быть с женщиной.

Закончив свои манипуляции, Арман снова принял душ, заново опрыскал кожу лосьоном и, полюбовавшись на себя в зеркало, начал одеваться. Сначала он надел шелковую рубашку от «Тернбула и Асера», сшитую в Лондоне специально для него, потом повязал галстук, купленный за триста пятьдесят долларов в магазине «Нойман Маркус» в Беверли-Хиллз, и наконец облачился в жемчужно-серый в тонкую полоску костюм, который обошелся ему в восемь с половиной тысяч долларов.

Бросив на себя в зеркало еще один взгляд, Арман не без удовлетворения подумал, что выглядит очень стильно и модно. Не зря женщины буквально охотятся за ним, и не зря журнал «Нью-Йоркер» назвал его одним из самых популярных холостяков в городе.

В городе, ха!..

Как насчет всего мира?

* * *

Несмотря на то, что в ресторане Пегги изрядно нагрузилась, ей долго не удавалось заснуть. Возбужденный мозг лихорадочно работал, вновь и вновь оживляя воспоминания сорокалетней давности — воспоминания о тех временах, когда огненноволосая Пегги Линдквист была любимицей доброй половины вегасских мужчин.

Оказалось, что она очень неплохо помнит те давние события и людей, с которыми ей приходилось сталкиваться. И конечно, она помнила Джино Сантанджело. Когда Фуад назвал ей имя и фамилию старика, который привлек ее внимание в ресторане, Пегги едва не завопила от восторга. Она узнала его практически сразу, но не была уверена в том, что это действительно он. Слова Фуада развеяли последние ее сомнения. Джино жив. И он до сих пор в Вегасе. Это было просто поразительно, ведь прошло столько лет…

Лас-Вегас, 1968

Пегги Линдквист приехала в Вегас из Огайо. Тогда она была совсем юной, но амбициозной девчонкой с ногами, росшими от ушей, матово — белой кожей и огненно-рыжими волосами, которые невозможно было не заметить… И ее замечали. Рыжеволосая красотка привлекала к себе внимание всех мужчин без исключения. Как и большинство своих сверстниц, Пегги покинула родной дом с намерением сделать в Вегасе карьеру или по крайней мере заполучить богатого дружка. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она готова была дать любому, лишь бы добиться своего.

Довольно быстро ей удалось получить место в «Цезарс-палас», где она танцевала в кордебалете популярного шоу. Обязанности были просты — главным было повыше задирать ноги, чтобы как следует завести публику. Иногда Пегги позволяла себе показать зрителям грудь, якобы случайно выскользнувшую из лифа атласного платья, расшитого мишурой и украшенного пышными страусовыми перьями. Груди у нее были натуральными и к тому же весьма не маленькими (размер 36 — С), с большими розовыми сосками. Мужчины кончали в штаны от одного их вида.

Девственность Пегги потеряла еще в тринадцатилетнем возрасте и с тех пор регулярно занималась сексом, как с одноклассниками, так и с парнями намного старше себя. Она отлично знала, что ́ нужно мужчинам, и умела заставить их просить об этом.

С Джо Пискарелли она познакомилась на какой-то вечеринке. Джо был на двенадцать лет старше и отличался особой, жестокой красотой, словно гангстер из голливудских фильмов «про мафию». Девчонки теряли голову, стоило ему только щелкнуть крепкими смуглыми пальцами, но Пегги повела себя умнее. Она разыгрывала из себя недотрогу до тех пор, пока Джо не распалился настолько, что позабыл о своей мужской гордости. Он буквально умолял ее перебраться к нему. В конце концов Пегги согласилась и поначалу нисколько об этом не жалела. Неприятности начались позже. У Джо оказался бешеный темперамент; он впадал в ярость по самому ничтожному поводу и совершенно переставал себя контролировать. Каждый раз, когда это случалось, Пегги сбегала из дома, чтобы переждать бурю у кого-нибудь из подруг.

Однажды, спасаясь от ярости Джо, она поехала к девице из кордебалета, у которой никогда раньше не бывала. Там Пегги и встретила Джино Сантанджело. Он был старше Джо, но она сразу почувствовала окружавшую его ауру таинственности и силы. Уже тогда Джино Сантанджело считался некоронованным королем Вегаса — о нем и о его подвигах в городе ходили легенды. Пегги была наслышана об этом потрясающем человеке, главным образом — как о неутомимом любовнике, но сталкиваться с ним ей еще не приходилось.

В тот раз она переспала с Джино.

Продолжения не последовало, но Пегги знала — этой ночи она не забудет никогда.

На следующий день она как ни в чем не бывало вернулась к Джо.

А еще через две недели Пегги уже летела в Акрамшахр в личном «Боинге» эмира.

Сегодня она снова увидела Джино, и четырех десятилетий как не бывало. Конечно, он сильно постарел, но, глядя на его морщины и седину, Пегги как наяву видела того, прежнего Джино, которого так и не смогла забыть, как не смогла забыть их единственную ночь, наполненную обжигающей страстью.

Пегги до сих пор дорожила этим воспоминанием.

* * *

Своим внешним видом Арман остался весьма доволен. Костюм сидел как влитой, сорочка сияла белизной. Общую внушительную картину дополняли массивные золотые запонки и браслет из оникса с бриллиантами на левой руке, а также украшенные теми же бриллиантами часы за четыре с половиной тысячи долларов, которые Арман надел на правую руку. Это было не очень удобно, поскольку он был правшой, однако часы ему были нужны вовсе не для того, чтобы узнавать, который час. Дорогие часы на правой руке, считал он, будут заметнее и произведут более сильное впечатление.