— Люди, подобные Стиву Салливэну, способны на что угодно, — возразил я.

— Я, кажется, должна попрощаться с тобой, — закончила она разговор, — меня зовет кто-то из детей. Извини, Корнелиус.

Я был готов рвать на себе волосы.

— Ты с ума сошел! — недоверчиво заметил Сэм, когда я сообщил ему о своем открытии. — Забудь это, Нэйл! Ты знаешь, как я восхищаюсь Эмили, но она не в моем вкусе, и я почти уверен, что и не во вкусе Стива. Он разберется с тем, что натворили близнецы, и со всех ног пустится обратно в Европу. К чему такая паника? Тебе остается лишь на коленях благодарить Бога за то, что существует Дайана Слейд!

Этот прогноз показался мне слишком оптимистичным, но мне удалось убедить себя в том, что для беспокойства у меня не было повода. Я долго думал над тем, как бы нам быстрее отправить Стива обратно в Европу, и наконец с большой неохотой потащился в порт, чтобы встретить его пароход.


Стивен Салливэн, самый сильный из всех людей Пола, был мужчиной шести футов роста и телосложения, которому мог бы позавидовать сам Голиаф, с резкими чертами волевого лица, покорявший женщин с первого взгляда. Неудивительно, что мой страх перед ним был смешан с ревностью, а ненависть к нему — с восхищением. Его обволакивавшее обаяние завлекало в ловушку даже самых осторожных клиентов, а способность быстро схватывать самую суть дела заставляла их проникаться к нему доверием. Порой его оппоненты проявляли слабость, недооценивали Стива по причине его достаточно бурной личной жизни, но мало кто из допустивших такую ошибку уцелел, чтобы ее повторить. И в то же время он был в известной мере простым человеком. Он был удивительно, по-детски, предан своим ужасным братьям, во всем потакал своему плохо воспитанному потомству и был безоглядно предан Полу. Я тоже был верен Полу, но благодаря одному нашему откровенному разговору это была верность герою во плоти и крови, а не окруженной ореолом популярности университетской футбольной знаменитости.

Чтобы отдать Стиву справедливость, мне приходится признать, что он не был алчным, как не был и глупым. Сомневаюсь, чтобы он рассчитывал на то, что унаследует состояние Пола, но, несомненно, надеялся унаследовать роль Пола в офисе, и, как только Пол умер, Стив повел себя так, как если бы был старшим партнером в банке «Ван Зэйл».

Надо отдать ему справедливость также и в том, что у него были все основания для сознания своего превосходства. Оставшиеся после смерти Пола партнеры представляли собой разношерстную компанию, и, хотя все они были, каждый по-своему, людьми способными, никто из них не был ни такой блестящей, ни такой могучей личностью, авторитет которой давал бы бесспорное право претендовать на кресло старшего партнера. Преимуществом Стива являлось и то, что Пол любил его. Но когда Пол умер, Стиву было всего тридцать девять лет, и он отличался чрезвычайной порывистостью, чтобы полностью отвечать представлению публики о ведущем инвестиционном банкире. И еще ему нужно отдать справедливость — а один Бог знает, как мне трудно «отдать справедливость» Стиву Салливэну! — что он был достаточно разумным человеком и, отдавая себе отчет о границах своих возможностей, пока согласился с назначением на пост старшего партнера Чарли Блэра. Когда Чарли умер, положение Стива упростилось. Чарли был настолько популярен, что вытеснить его представлялось очень трудным делом, Уолтер был слишком стар, чтобы его опасаться. Не было достаточного авторитета ни у Льюиса, ни у Мартина, ну, а Клэй Линден, хотя и агрессивный по натуре, был не намного старше Стива, и как новый человек в фирме вряд ли мог противопоставить что-то рекордному двадцатипятилетнему стажу Стива в банке «Ван Зэйл». Однако случилось так, что мы с Сэмом обошли Стива раньше, чем ему удалось обойти Льюиса и Мартина, отпихнуть локтем в сторону Клэя и выбить почву из-под ног Уолтера. Но мне как наследнику Пола было совершенно ясно, что неизбежно настанет день, когда я вступлю в борьбу со Стивом за кресло старшего партнера.

Я относился к нему с огромным почтением, когда начал работать в банке «Ван Зэйл». Так и должно было быть, поскольку я понимал, что он мог бы разорвать меня пополам, если бы допустил, что я слишком тщеславен. Но я с горечью чувствовал, с каким высокомерным презрением он ко мне относился, и, в конце концов, понял, что если хочу хоть на дюйм продвинуться в банке «Ван Зэйл», то должен показать ему, что не так слаб, как он думает. Придя к этому решению, я слишком ясно увидел, что полумеры недопустимы. Либо я раздавлю его, либо он сотрет меня в порошок. У меня было некоторое преимущество, поскольку я точно знал, насколько он для меня опасен, тогда как он вообще не имел никакого понятия о моих силах. Но карлику нужно нечто большее, чем некоторое преимущество, чтобы победить в рукопашной схватке с гигантом. Однако у меня был Сэм, и, объединив наши силы, нам удалось после кровопролитной, стоившей нервов борьбы сманеврировать и оказаться в менее уязвимом положении.

Я был на правильном пути.

И все же я утратил свое первоначальное преимущество перед Стивом. У него больше не было никаких иллюзий в отношении моих амбиций, и я понял, что прежде чем схвачусь за оружие, чтобы сразить его, он разработает надежный план опережающего удара мне в спину. Мы теперь были связаны друг с другом бескомпромиссной борьбой за верховенство, и самой мысли о том, что он прервет свою европейскую жизнь и вернется в Нью-Йорк, хотя бы и на очень короткое время, было достаточно для того, чтобы я проводил целые ночи, одну за другой, без сна. В то утро я отправился в порт с ощущением туго сплетенного узла тревоги и страха на дне желудка. И, тем не менее, случилось неожиданное — весь мой страх испарился. Я смотрел на Стива, он — на меня, в один момент адреналин хлынул в мои вены, и все мои боевые инстинкты заговорили во мне снова.


Он выглядел надломленным. Его голубые глаза были воспалены, а лицо казалось таким изможденным, что на какой-то момент я подумал, а не знает ли он уже о смерти жены. Он был совершенно трезв. Большая разница между Стивом и его братьями состояла в том, что он всегда помнил меру выпивки.

— Привет, — произнес он, вынужденный отреагировать на мое присутствие. — Как жизнь?

— Очень хорошо.

Мы вяло пожали друг другу руки. Я заплатил за то, чтобы меня пропустили в таможенный зал, и увидел, как он взглянул за барьер, отыскивая глазами кого-нибудь из своей семьи.

— Кэролайн здесь? — спросил он.

— Нет, Стив, боюсь, что нет.

— А братья?

— Ваши братья, — отвечал я, — сводят счеты в коттедже на берегу Нью-Джерси. Но о них мы поговорим позднее. Стив, прежде чем мы выйдем за этот барьер и попадем в лапы прессы, я должен сказать вам кое-что о Кэролайн. Боюсь, что сообщу плохую новость.

Стив побледнел.

— Она снова больна?

— Она умерла сегодня утром, Стив. Мне очень жаль…

Я видел, как он передернулся от боли.

— О Боже. — Плечи его поникли. Он склонил голову и положил руку на шею ниже затылка, словно именно там был источник боли. — Но я не думал… она же не могла… я думал, что ей стало лучше. — Он был ошеломлен. — Она же поправлялась! — горячо воскликнул он.

— Боюсь, что вы недостаточно знаете, что такое рак. — Глядя на него, я видел, как на его лице сменяли друг друга выражения вины, печали, страдания и стыда, пока, наконец, оно снова не стало бесстрастным.

— Мне следовало приехать раньше, — пробормотал он наконец, — если бы я мог допустить, что она умирает.

Я продолжал хранить учтивое молчание. Секретарь Стива объявил, что багаж проверен и ждет нас в наемном лимузине на улице. Поскольку Стив никак не отреагировал, я распорядился сам:

— Вы со слугой поезжайте в лимузине, — сказал я, — а господин Салливэн поедет со мной.

Мы вышли на улицу. Вокруг нас сразу же столпились корреспонденты, и моему помощнику пришлось трижды повысить голос:

— Ни господин Салливэн, ни господин Ван Зэйл не сделают сейчас никаких заявлений по поводу состояния рынка!

Когда мой телохранитель был вынужден показать зубы паре репортеров, словно стремившихся вызвать у меня отвращение к прессе, я почувствовал, что мне оставалось лишь укоризненно воскликнуть:

— Джентльмены, прошу вас! Господин Салливэн только что узнал о потере жены! Неужели у вас недостанет симпатии к овдовевшему человеку? — и, наскоро шепнув помощнику, чтобы он рассказал им подробности о смерти Кэролайн, я подтолкнул Стива вперед, к «кадиллаку», и нырнул в машину вслед за ним. Телохранитель уселся на переднее сиденье, шофер нажал на акселератор, и пресса осталась бурлить на тротуаре.

Стирая пот со лба, я заметил, что суета не произвела на Стива большого впечатления. Из его следующих слов я понял, что он по-прежнему думал о своей семье.

— Мои мальчики, — проговорил он, — я хотел бы поехать к ним. Кто за ними присматривает?

— Моя сестра. Она с ними в вашем доме.

— Ваша сестра? Эмили?

Я объяснил ему, как случилось, что Эмили взяла на себя роль доброй самаритянки.

— Она так добра… — Голос его еще был нетверд после потрясения. — Так добра…

— Ну, а теперь о ваших братьях…

— Подождите несколько минут, можно?

Я дал ему целых пять минут передышки. Он нашарил в кармане сигарету, закурил и извлек из другого кармана фляжку. Отпив несколько глотков спиртного и выкурив сигарету, он расправил плечи и посмотрел мне прямо в глаза.

— Ну, валяйте. Насколько там все плохо?

Я проверил, до конца ли поднята стеклянная перегородка в машине, но, и, убедившись в этом, из осторожности заговорил вполголоса.

— Вам предстоит принять решение. Люк просил два миллиона для того, чтобы поправить свои дела, но долги составляют примерно два с половиной миллиона, как подсчитал Льюис, добившийся, кстати, на прошлой неделе четырехнедельной отсрочки. Это означает, что в вашем распоряжении двадцать один день на решение этого вопроса. Когда у вас будет план действий, дайте знать нам. Позвольте мне подчеркнуть от имени всех партнеров, что у нас нет никаких сведений о каких-либо преступных действиях, речь идет только о крупном злоупотреблении.