— По-моему, как раз это и имеет в виду мама, — заметила Эмили, — когда бубнит о том, что дядя Пол предавал свой класс, живя как новоиспеченный аристократ. Но, Корнелиус, я все же не вижу, почему этот мрачный дом должен выглядеть гибридом музея «Метрополитен» и какого-то крупного отеля с многочисленным персоналом. Есть ли реальная необходимость в стольких официантах, торчащих у стола во время обеда, и в трех горничных, сплетничающих в коридорах?

Я испустил еще один вздох. Эмили все еще жила представлениями Веллетрин.

— Эмили, когда мы с Сэмом впервые пришли в этот дом, чтобы в нем поселиться, мы так боялись прислуги, что не хотели возвращаться домой с работы. Но мы поняли, что должны к ней привыкнуть. Если бы я попытался жить, как простой неотесанный парень с фермы в штате Огайо, никто не проникся бы ко мне уважением, как ты не понимаешь этого? — Я прибегнул к более масштабному сравнению. — Ты же не требовала бы от британской королевской семьи сократить расходы на драгоценности, соответствующие ее положению, не так ли?

— Корнелиус! — задохнулась Эмили, наконец ухватив суть дела. — Уж не пытаешься ли ты уверить меня в том, что твое положение сравнимо с положением короля Англии?

— Нет, — в отчаянии отвечал я, видя, в какой ужас она пришла. — У меня больше власти.

— Корнелиус!

— Мне нужно выжить, Эмили! — взорвался я, отчаявшись найти у нее свойственное ей понимание. — Ты не знаешь, что меня окружает в офисе. Интриги, махинации, борьба за власть и даже лужи крови… — Я остановился. Инстинкт подсказал мне, что я только ухудшаю дело. Наконец я ухитрился спокойно проговорить: Есть люди, которые не хотят видеть меня в банке «Ван Зэйл», а из-за того, что я так молод, никто не склонен принимать меня всерьез. Но пока я зарабатываю деньги и могу жить, как король, в этом доме, им не очень удается меня игнорировать. — Эмили молчала. Я встал и принялся шагать по комнате. — Да, я живу здесь, — снова заговорил я. — Теперь я уже едва замечаю прислугу. Я регулярно принимаю дворецкого и экономку, чтобы давать им необходимые распоряжения, и у меня есть помощник, проверяющий их счета. Я продал «роллс-ройсы» Пола, так как считаю, что каждый должен поддерживать американскую промышленность, и потому мои шоферы сидят только за рулем «кадиллаков». Есть у меня и еще один помощник, занимающийся различными прошениями, приглашениями и общей перепиской. Есть лакей. Как ты, несомненно, заметила, есть у меня и телохранитель. Я чувствую, этот образ жизни должен показаться тебе слишком вульгарным, но я лишь хочу, чтобы ты понимала, что иного выбора, чем принять этот образ жизни, у меня нет. Это часть моего наследства, доставшегося от Пола.

— О, все это звучит для меня страшно утомительно, — откровенно заметила Эмили. — А что сталось с тем милым телохранителем Пола?

— Ты говоришь о Питерсоне? — спросил я. — Естественно, я его уволил.

— О, но… — Она закусила губу и отвернулась. — Ты изменился, — наконец проговорила она.

— Да, — холодно подтвердил я, отказываясь от дальнейших попыток получить ее одобрение и лишь стараясь скрыть свое раздражение. — И притом к лучшему. Деньги дают возможность оставаться самим собой. Мне не приходится больше торчать в Веллетрии, слушая ваши с мамой споры о том, кто из историков лучше — Плутарх или же Дио Кассий.

— Корнелиус… ах, дорогой, прости меня! — Никто другой не был способен на такое искреннее раскаяние. Кинувшись ко мне, она обняла меня так крепко, что я задохнулся. Я торопливо отодвинул сигарету. — С моей стороны, было просто свинством критиковать тебя, твой дом, твой образ жизни. Ах, Корнелиус, как только я могла быть такой мелочной! Мне так приятно быть здесь, так приятно тебя видеть!

Я снова почувствовал себя счастливым. Обнимая ее, я обещал ей, что завтра, как только вернусь домой из офиса, куда-нибудь с ней пойду. Всю следующую неделю я проводил свободное время, сопровождая Эмили на концерты, в художественные галереи и в театры. Я пытался доказать нам обоим, что по-прежнему могу быть тем самым ее братом, с которым она жила в Огайо, но мы радовались друг другу, и я не жалел ни об одной секунде времени, проведенного с нею. Несколько раз звонила Вивьен Коулимен, отвечать которой я поручил своим секретарям. Ей вовсе не помешает думать, что я утратил к ней интерес, на самом же деле я давно перестал на нее злиться и грезил наяву, представляя ее дразнящее декольте.

Тем временем я продвигался вперед в тайном изучении близнецов Салливэнов. Я сказал Люку, что партнеры пожелали получить полный отчет о состоянии портфеля треста, и в особенности акций высокого риска, а когда он пообещал приняться за этот отчет, я сказал: «Никакой спешки!»— чтобы уверить его в том, что я вовсе не дышу ему в затылок. Пока я так нежно разглаживал перышки Люку, Сэм провел тайное следствие, пытаясь выяснить местонахождение бухгалтерских книг треста, и обнаружил, что они находились в офисе «Ван Зэйл Партисипейшнз». Можно было бы ожидать, по логике вещей, что они должны находиться в собственном офисе треста, но инвестиционный трест был не больше чем alter ego банка, и, когда Стив приводил в порядок свои дела перед отъездом, все приняли как должное, что эти книги будут находиться в его офисе. Поскольку у Люка теперь также был стол на Уиллоу-стрит, было вполне естественно держать эти книги там, и уже сам факт изъятия их из банка подтверждал наши подозрения, что здесь не все в порядке.

— Мы идем по следу, — с удовлетворением сказал я Сэму. — Что я должен делать теперь? Может быть, снова позвонить Вивьен?

Но Грэг Да Коста позвонил первым. Он спросил, не может ли встретиться со мной в каком-нибудь городском кабачке, но я настоял на встрече у меня дома, и мы с Сэмом поспешили ко мне, чтобы наладить в библиотеке аппаратуру для записи беседы.


Он опоздал на десять минут, и поэтому я заставил его еще четверть часа ожидать меня. Эти мелкие игры власти могли показаться несерьезными, но они бывают весьма значащими, когда имеешь дело с такими опасными людьми, как Да Коста. Я уже давно решил показать ему, что ко мне следует относиться с уважением.

— Добрый вечер, — резко бросил я, входя и, не заботясь ни о каких светских приличиях, добавил: — Чем могу служить?

Обескураженный, Да Коста быстро овладел собой:

— У меня есть деловое предложение…

— Тогда вам следовало бы повидаться со мной в офисе. Я не люблю заниматься делами в свободное время.

— Разумеется, но мне не хотелось бы, чтобы братья Салливэны знали о нашей встрече… Нет ли, случайно, у вас чего-нибудь выпить?

— Я никогда не пью, обсуждая деловые вопросы. Что вы желаете мне предложить, господин Да Коста?

— Может быть, мне следовало поговорить с кем-нибудь из других партнеров, — заметил он, отвечая на мою холодность демонстрацией враждебности. Я понимал, что не пройдет и двух минут, как он отбросит всю осмотрительность. — Но я выбрал вас, потому что вы кажетесь мне порядочным человеком, и я подумал, что мы могли бы действовать заодно.

В переводе на ясный английский язык это означало, что он принимал меня за дурачка, который проглотит любую историю, которую ему заблагорассудится мне всучить.

— Разумеется, мы можем действовать заодно, — отозвался я. — Вы здесь, и я готов работать с вами. Валяйте дальше.

— Так вот… я по поводу фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз». Видите ли, Корнелиус — Господи Иисусе, неужели вас все называют Корнелиусом?

— Почему бы вам не попытаться называть меня господином Ван Зэйлом?

— Простите и не обижайтесь на меня! Это такое необычное имя! Так о чем я? Ах, да. Видите ли. Корнелиус, я в свое время сделал много. Дело в моих руках спорилось, я многое повидал, и все это было, черт побери, очень забавно, я радовался и жил хорошо. Но мне сейчас ближе к сорока, чем к тридцати, и хотелось бы угомониться. Мне нужно прочное положение, постоянный доход, но, разумеется, для человека моего возраста, с моим — да, поистине разносторонним — опытом не слишком легко подыскать работу, которая могла бы меня устроить. Вы понимаете меня?

— Нет.

— О, Корнелиус, дело вот в чем. Мэтт рассказал мне все о своей работе в качестве президента «Ван Зэйл Партисипейшнз», и я подумал, что она мне вполне бы подошла. Она не требует слишком большого напряжения, потому что все самое трудное делает Люк, и вместе с тем вполне престижна. Мне нравится мысль о том, чтобы стать президентом этой фирмы, членом финансового сообщества, понимаете? В конце концов, я сын своего отца — и вижу в этом шанс последовать по его стопам, хотя и в более скромных масштабах. А вы, к тому же, племянник Пола — понимаете, что я хочу этим сказать? Вы до некоторой степени мой должник. Поймите меня правильно, я вовсе не претендую на возврат к былой вражде, но…

— И как же, по-вашему, я мог бы объяснить увольнение Мэтта?

— Ах, Корнелиус, я мог бы рассказать вам кое-что о старине Мэтте. Мне, черт побери, Мэтт нравится. Он мой давний, очень давний друг, но он якшается с такой публикой, что вряд ли он именно тот парень, который должен возглавлять инвестиционный трест. Я действительно думаю, что мы с вами можем об этом договориться. Ведь вы со Стивом Салливэном далеко не друзья, не так ли? Мэтт говорит, что вы просто ненавидите друг друга, и если говорить откровенно, мои симпатии на вашей стороне. Мне Стив тоже никогда не нравился. Ну, так вот, о нашей сделке. Вы увольняете Мэтта и нанимаете вместо него меня, а я даю вам гарантии в том, что свалю Стива.

— Забудьте об этом, — ответил я. — Я не уволю никого, пока не буду иметь достаточных оснований для этого. Кроме того, я должен буду посоветоваться со своими партнерами.

Грэг провел кончиком языка по губам. Дело шло хуже, чем он предполагал.

— Может быть, я мог бы предоставить вам некоторые основания, — наконец проговорил он.