– Рядом с комнатой отдыха есть таксофоны…

– Таксофоны? В задницу их, – дерзко пропела Тори. – Это доктор Митчел, – представилась она в трубку. – У нас здесь несчастный случай. Вы не могли бы попросить к телефону доктора Эда Литтнера?

– Но он не работает в нашей больнице, доктор…

– Да, я знаю, – блефовала Тори.

Несмотря на это, не прошло и пяти минут, как доктор Литтнер был на проводе.

– Это уловка Пейдж, – сказала Тори на ухо Сьюзен.

Конечно, она не понимала, что этого сейчас говорить не стоило.

Сьюзен тихо стояла рядом, пока Тори вкратце обрисовывала ситуацию тому самому хирургу, к которому в свое время отнеслась столь пренебрежительно.

– Он действительно очень мил, – шепнула она Сьюзен в какой-то момент, прикрывая трубку рукой. – Спасибо, Эд. Я действительно весьма признательна. Мы все просто сходим с ума от беспокойства.

Эд сказал Тори, что перезвонит сразу же, как только что-нибудь узнает, и чтобы она спокойно ждала.

Сьюзен посмотрела в сторону входа как раз в тот момент, когда там появился Марк. Он приближался к ним быстрым шагом. Когда они со Сьюзен встретились глазами, возникла неловкая пауза, прерванная торопливо подошедшей к ним медсестрой.

– Извините, мисс Кендел…

Хотя лицо медсестры представляло собой профессиональную маску сдержанности, Сьюзен все-таки почувствовала – что-то случилось.

– Видите ли… ваша подруга пришла в сознание, – осторожно начала медсестра так, как будто ей что-то мешало говорить.

Все они внутренне напряглись, когда она продолжила:

– Ее состояние не внушает опасений. Ближайшие двадцать четыре часа она должна находиться под пристальным наблюдением. Ей нельзя оставаться одной и вставать с постели. Доктор наложил довольно много швов, но внутренних повреждений, слава Богу, нет, и, буквально чудом, нет сломанных костей. Однако…

Им всем не понравилось это «однако».

– Однако, мне очень жаль, но несчастный случай вызвал довольно тяжелую травму, и она потеряла ребенка.

Ребенка?!

Сьюзен была ошарашена. На нее обрушился эмоциональный шок, она испытала всю мыслимую гамму эмоций от чувства вины за то, что явилась причиной несчастного случая и потери ребенка, о котором она ничего не знала, до ревности и вновь разгоревшейся злости.

Она хотела повернуться и посмотреть на Марка, но боялась это сделать. Чей ребенок это был? Его или Ники?

Ей казалось, что все взгляды направлены на нее, и она хотела бежать куда-нибудь и спрятаться. Боясь поднять глаза, Сьюзен сосредоточенно изучала безобразный виниловый пол в крапинку под ногами.

Медсестра, неправильно истолковав реакцию Сьюзен, взяла ее за руку.

– Ваша подруга отнеслась к этому спокойно, правда. Это первое, о чем она спросила, когда пришла в себя, и мы, конечно, сказали ей. Затем она закрыла глаза и с какой-то странной, грустной улыбкой сказала что-то вроде того, что именно так все и должно было случиться. Она сказала, чтобы мы не волновались. Что, может быть, жизнь сама все расставит правильно по своим местам. Она хотела знать срок беременности, и мы сказали: около девяти недель. Затем она попросила меня объяснить это всем вам, и попросить после этого Сьюзен зайти к ней.

Смаргивая слезы, ни на кого не глядя, Сьюзен вслед за сестрой пошла к Пейдж.

Смущенная, потрясенная, виноватая и буквально переполненная отчаянием Сьюзен вошла в палату. Пейдж с закрытыми глазами лежала на маленькой белой кровати, ее голова была замотана бинтами, на которых проступали пятна крови и желтой мази. Она была в белой больничной рубашке, и Сьюзен могла видеть некоторые из наложенных швов на руках и груди. Несмотря на свое состояние, Пейдж по-прежнему была очень хороша.

Почувствовав присутствие Сьюзен, она открыла глаза и взглядом подозвала ее поближе к кровати.

Сьюзен была удивлена, снова увидев в глазах Пейдж слезы, которые совершенно не вязались с кошачьим блеском, свойственным им обычно. Сейчас это были очаровательные зеленые озера, до краев наполненные настоящим страданием.

И все же в выражении ее лица сквозило облегчение.

«Может быть, ей дали наркотик, – подумала Сьюзен, стараясь держаться на расстоянии. – Что Пейдж собирается мне сказать?»

– Иди сюда, черт побери, – сказала Пейдж, слабо протягивая руку в сторону Сьюзен и подтягивая ее вплотную к себе. – У тебя есть причины презирать меня, – признала она дрожащим голосом.

Зеленые озера переполнились, но Пейдж даже не попыталась остановить слезы или хотя бы вытереть их.

– Вот почему я была у Марка в четверг ночью, – сказала она мягко – Я беспокоилась о том, что беременна по крайней мере месяц, но не хотела в это поверить. Я была совершенно потеряна и не знала, что делать. Но в среду ночью Ники сделал мне предложение. – Речь была удивительно связной для человека, который только что пришел в себя после операции.

Но теперь это прежняя знакомая Пейдж, думала Сьюзен, слишком горя желанием услышать, к чему та клонила, чтобы комментировать или прерывать.

– Возможно, я люблю Ники по-другому, совсем не так, как тебе кажется, ты любишь Марка, – продолжила Пейдж, – но я схожу от него с ума. Я не замечаю, что он старый. Я вижу его таким восхитительным и полным энергии, и во многих отношениях даже более молодым, чем Марк, чем даже его собственные дети, которые переполнены подавляющими их комплексами. В отличие от Ники, который совершенно свободен. Ребенок, спрятанный глубоко в каждом из нас, в нем виден невооруженным глазом. Он полон жизни и веселья. И вызова.

На этот раз Сьюзен попыталась прервать, но Пейдж остановила ее, жестом показывая, чтобы она дала закончить.

– Конечно, если бы у него не было денег, я бы не испытывала таких чувств к нему, – продолжала Пейдж честно и с той же удивительной ясностью мысли, – но деньги такая же неотделимая часть образа Ники, как мое мировоззрение – неотделимая часть меня. Мы подходим друг другу всеми точками соприкосновения, полностью друг друга дополняя. Ники – это именно то, что мне нужно. Я знаю, от чего отказываюсь, но это сознательный выбор. Причина, по которой я не кричала о новостях на каждом углу и не рассказала о предложении Ники никому, кроме Марка, состоит в том, что сразу после того, как Ники попросил меня выйти за него замуж, он вручил мне брачный контракт, который подготовили его адвокаты и где одним из условий было отсутствие детей. Если бы я забеременела и родила ребенка, то осталась бы одна и без гроша в кармане – он ничего бы мне не дал, только минимальное содержание для ребенка. Возможно, все не было бы так драматично, если бы не мои подозрения, что я беременна. Но условие отсутствия детей как раз в то самое время, когда во мне уже росла новая жизнь, было для меня слишком непереносимым событием.

Почти высохшие слезы снова полились потоком.

– Сьюзен, ты должна знать – я не спала с Марком. Хотела, пыталась, но он не стал со мной спать. Как бы он не сходил с ума по мне, когда нужно было сделать выбор, он выбрал тебя. Марк позволил мне провести ночь в своей постели, потому что я до смерти боялась оставаться одна, но не прикоснулся ко мне.

Сьюзен закрыла глаза. Облегчение и, как ни странно, благодарность заполнили ее до краев.

– Черт побери, теперь ты молчишь. Только здесь тебя некуда скинуть. Прощаешь ты меня или нет? – потребовала Пейдж, хотя только что сама настаивала на молчании Сьюзен.

– Если ты прощаешь меня, я прощаю тебя, – ответила Сьюзен, глядя на свою сумасшедшую подругу через туман слез.

Они обнялись. Сьюзен осторожно держала ее, беспокоясь о повязках.

– Сильно болит?

– Да, черт побери, болит. Но если ты меня простишь, я вынесу..

– Я прощаю. Я правда прощаю, – сказала Сьюзен, осознавая, какое облегчение испытывает от того, что с Пейдж все в порядке. – Пока ты обещаешь держать свои чертовы руки подальше от моего приятеля, я тебя прощаю, – добавила она, почему-то веря, что так все и будет.

– Эй, он выбрал тебя.

– Да, но, может быть, не навсегда.

– Навсегда, – сказала Пейдж со спокойной уверенностью.

Затем, вдруг напрягшись, с заметной тревогой спросила, здесь ли Ники. Присутствовал ли он при том, когда сестра сообщила, что она потеряла ребенка?

– Нет, слава Богу, – простонала Пейдж с облегчением, утопая в подушке. – Не знаю, что на меня нашло. Может быть, виноваты гормоны. Я решила испытать судьбу: если он окажется здесь и услышит, что я потеряла ребенка, который по срокам явно не его, то пусть все будет так, как предначертано свыше. А если его здесь не окажется и он ничего не узнает, то это будет означать, что он и не должен ничего узнать. Не могу представить себе, что бы я делала, если бы он оказался здесь.

Сьюзен чуть не рассмеялась над логикой Пейдж, когда в комнату ворвался Ники, совершенно запыхавшийся. За ним, стараясь не отставать, спешили Тори и Марк.

– Детка, я так волновался. Я получил сообщение от Ди и не знал, что и подумать.

Сьюзен отошла с дороги, когда Ники бросился к кровати, чтобы заключить Пейдж в свои большие сильные объятия.

– У тебя все в порядке? Что говорят врачи? Что-нибудь сломано?

Сьюзен была тронута его заботой. Она посмотрела на Марка, с угрызениями совести вспоминая, как отнеслась к его заботе. Она обнаружила, что Марк смотрит на нее, а не на Пейдж и Ники.

Возможно, он пытался угадать, что сказала ей Пейдж. Был ли он реабилитирован?

Сьюзен закусила губу и почувствовала, что глаза снова наполнились слезами, когда, стоя рядом с ним, спросила себя, что он думает по поводу того, что Пейдж потеряла ребенка. Марк крепко, до боли сжал ее руку, и она подумала, что хотела бы, чтобы он ее никогда не отпускал.

– У тебя все в порядке? – спросил он тихим шепотом.

Она кивнула в знак согласия и задала ему такой же вопрос.

– Теперь – да, – прошептал он ей на ухо.

Тори чуть улыбнулась Сьюзен и та улыбнулась ей в ответ. Ее улыбка стала шире, когда Марку показалось недостаточно просто держать ее за руку и он заключил ее в объятия.