Я отказала, посчитав эту просьбу полным развратом. Конечно, делать за лоботрясов домашнее задание тоже разврат. Но я утешала себя тем, что, переписывая его в тетрадь, они хоть что-то запоминают против воли. Оказывается, процесс переписки поколение «пепси» тоже воспринимает как даровую трату времени.

Вот так. Забыла добавить, что Макс учится в колледже с углубленным английским, куда его запихнули богатенькие родители.

Зачем? Не представляю.

Тут мои мысли прервались, потому что квартиру сотряс мощный взрыв.

Что бы вы подумали в этом случае? Вот и я подумала то же самое: нас обложили минами и взрывчаткой посланцы Бен Ладена в черных масках, и через минуту крыша дома погребет всех под собой.

Но крыша падать не торопилась, да и оконные стекла остались на месте. Я немного пришла в себя и поняла, что взрыв произошел локальный. В кабинете.

Костик!

Я отшвырнула от себя клавиатуру компьютера и ринулась в соседнюю комнату.

Конечно, мне было прекрасно известно, что нынешние дети имеют привычку приходить в гости с парочкой гранат, не взорвавшихся со времен второй мировой. Поэтому с самого начала тщательно осмотрела внешний вид Костика. Ничего подозрительного. Видимо, недоглядела.

Я ворвалась в комнату и застыла в дверях, потрясенная зрелищем Апокалипсиса.

Моя старенькая тахта изображала собой ломаную линию, плед скомкался и сбился. Точно посредине разлома сидел Костик, и глаза его были невинными.

— Костя! — вскричала я, ломая руки. — Ты жив?

— Жив, — как всегда честно, ответил ребенок. — Вытащи меня.

Я извлекла его из разлома, поставила на ноги и отряхнула дрожащими руками.

— Нигде не болит?

— Нигде.

— Точно?

— Точно.

Я немного успокоилась и нашла в себе силы поинтересоваться технической стороной вопроса:

— А что произошло?

— Тахта сломалась.

— Это я вижу. Почему она сломалась?

— Я на нее прыгнул, она сломалась, — объяснил мне ребенок.

Я снова окинула его взглядом. На сей раз удивленным. Конечно, моя тахта уже давно не девушка. Но было странно, что, выдерживая мой вес, она разломалась под легким прыжком шестилетнего мальчика.

— А как ты на ней прыгал?

Костик возвел ангельские глазки к потолку и указал рукой на последнюю полку книжного шкафа:

— Я вот туда залез и спрыгнул вниз.

И уточнил:

— Как леопард.

На несколько минут меня парализовало. Должна сказать, что потолки у нас в доме под четыре метра, а между книжным шкафом и тахтой расстояние не менее двух метров.

— Зачем ты это сделал? — спросила я, когда наконец снова обрела дар речи.

Как я уже заметила, Костик был исключительно правдивым ребенком. Вот и на этот раз он отнесся к вопросу серьезно. Обдумал его всесторонне и ответил:

— Интересно было.

— Что интересно?!

— Допрыгну до тахты или нет, — объяснил ребенок.

Вы бы после такого ответа оставили ребенка одного в комнате? Вот и я не оставила. Перебазировала Костика в гостиную, поближе к себе, и в полном расстройстве чувств уселась за компьютер. Все, пропала моя тахта. Придется выбросить. В принципе, ничего страшного. Подумаешь, рухлядь… Вот только на чем же теперь сидеть? Поставить пару стульев? Придется.

— Тетя!

Я вздрогнула и обернулась.

— А можно мне книжку сюда принести?

Я невольно умилилась:

— Можно. Сейчас принесу.

Я выудила из развалин тахты и комков сбившегося пледа книгу и принесла ее в зал. Посадила ребенка на диван, придвинула к нему журнальный столик и раскрыла книгу.

— Найдешь, где остановился?

— Найду.

Я вернулась к домашнему заданию Макса. Костик пребывал за моей спиной в полной неподвижности, судя по отсутствию шумов, и я расслабилась.

Впрочем, через некоторое время мое внимание привлек странный запах.

— Костя! — позвала я, не отрываясь от монитора.

— А?

— Ты здесь?

— Ага.

— Ты запах чувствуешь?

— Чувствую, — ответил честный ребенок.

— Не пойму, чем пахнет.

— Горелым.

— Точно, — пробормотала я, яростно стуча по клавиатуре. — Интересно, у кого и что горит?

— А это у нас горит, — безмятежно объяснил ребенок. — Я книжку поджигаю.

Я снова выронила клавиатуру и кинулась спасать мою любимую книгу детства. Спасти успела и унесла ее в кабинет. Костик к наказанию в виде лишения литературы отнесся спокойно. Объяснил, что поджигал страницу не просто так. Они с Димкой из второго подъезда поспорили. Димка утверждал, что толстая бумага не горит. Вот Костик и решил проверить этот тезис, для чего поджег книжку зажигалкой, которую носит в кармане постоянно.

— Ты куришь? — ужаснулась я.

Костик возмутился:

— Вот еще! От сигареты лошадь умерла!!!

— Так ей и надо, — сказала я педагогично. — Пускай не курит. Зачем тебе зажигалка?

Этого Костик внятно объяснить не смог, и зажигалку я отобрала.

Еще несколько раз я имела глупость повернуться к Костику спиной и сосредоточиться на работе. За это время он сломал пылесос, разбил плафон бра, висевшего в прихожей, сложил костерчик из старых газет, которые я держу на кухне для технических надобностей, и предпринял неудачную попытку покататься на люстре.

В общем, через два часа я была в невменяемом состоянии. Теперь мне уже не казалось, что бить детей непедагогично. Очень даже педагогично! В полном затмении разума я спросила у Костика, как он относится к репрессиям, и он ответил, что относится к ним хорошо. Мне казалось, что если как следует перемотать ему руки и ноги скотчем, то возможно, на короткое время я обрету свободу. Однако вспомнила Галку, ее мощно развитую мускулатуру, солидный вес, струсила и не сделала этого.

Но когда я впоследствии изложила свою теорию людям, имеющим детей, то они подняли меня на смех. Страдальцы утверждали, что дети выкручиваются из любого скотча с такой же легкостью, с какой фокусник Гудини выпутывался из железных наручников. И что способов борьбы с ними, дающих гарантию хотя бы в сорок процентов, просто не существует.

В общем, мне пришлось бросить работу, посадить Костика на пол, усесться напротив него и попытаться отвлечь разговором. Он ерзал и подпрыгивал на месте, но я не спускала с него глаз. Может, попросить его рассказать о друзьях? Можно выиграть минут десять…

— Костик! — воззвала я. — С кем ты дружишь в садике?

И знаете, что Костик ответил, глядя на меня честными детскими глазами?

— Ни с кем. Они все такие хулиганы!

То есть я поняла, что Костик — это еще не предел.

Самое смешное было потом. Вернувшаяся Галка заявила, что обучить Костика читать может только укротительница тигров, и то вряд ли. Лично она давно уже давно потеряла надежду сделать из Костика грамотного человека.


Итак, я оказалась на улице. В самом прямом смысле. Вышла из института, в котором проработала почти пятнадцать лет, и побрела по направлению к метро. В желудке было пусто, на душе горько.

Нет, ну объясните вы мне одну вещь. Каждый вечер по телевизору депутаты и правительственные чиновники разного уровня радостно сообщают нам, что мы с вами стали жить намного лучше, а наши доходы увеличились на много-много процентов. Вы это ощущаете? Лично я — нисколько. И мне очень интересно, где скрываются эти счастливые люди, о которых нам сообщают по телевизору? А может, наши руководители имеют в виду один процент россиян, называемый олигархами?

В таком случае скажу только одно: «Молодцы, правители! Славно поработали».

Я мысленно прокляла всех отечественных демократов, пожелала им пожать плоды собственной деятельности, вошла в подземку и принялась ждать поезда.

Время было раннее, народ еще не потянулся с работы, и вагон оказался полупустым. Я плюхнулась на сиденье и начала подсчитывать убытки.

Да. Я лишилась единого проездного и пакета кефира. Жалко? Жалко. До ужаса.

Но с другой стороны, на работу мне больше ездить не нужно, так что необходимость в проездном отпадает. А что касается пакета кефира, то у меня остается с десяток верных школьных лоботрясов, которые не дадут умереть с голоду.

Ладно. Первое время как-нибудь перебьюсь. Но в дальнейшем придется подсуетиться.

В полном расстройстве чувств я вышла из вагона и побрела к выходу. В переходе купила газету с объявлениями о работе. Дома просмотрю.

По дороге я размышляла о том, как хорошо я сделала, что не стала рожать ребенка. Вот как бы я объясняла ему сейчас, что кушать нужно не три, а два раза в сутки? Причем кушать исключительно макароны, картошку и капусту? Боюсь, что при взгляде в непонимающие детские глаза, у меня бы возникло одно сильное искушение. Записаться в террористки и взорвать к чертовой матери здание, в котором наши депутаты, остро нуждающиеся в консультации диетолога, принимают решения о том, на какие деньги в месяц я должна питаться.

Дом встретил меня равнодушной тишиной. Я стащила с себя сапоги и куртку, швырнула их на пол, пошла в зал и упала на диван.

Как же мне надоело сражаться за существование!

В детстве я всегда мечтала о профессии археолога. Как и все непосвященные, я видела в ней только романтическую, красивую сторону. Но мама мое желание неосмотрительно поддержала, и в восемьдесят седьмом году прошлого века я поступила в педагогический институт на факультет истории.

Археологической практики я ждала с замиранием сердца. Тем более, что практика должна была проходить летом, в Крыму, неподалеку от Керчи, на берегу моря.

«Что может быть лучше? — думала я в упоении, усаживаясь в плацкартный вагон поезда «Москва-Керчь». — Лето! Море! Палатки! Греческий полис под названием Пантикапей, который мы будем копать! Экзотика!»