– Спасибо, Валь. Я с дядей Мишей останусь. А потом с папой. Ты не думай, я ничего плохого делать не буду.

– Ты звони, если что. В гости приезжай. Адрес знаешь.

– И вы к нам приезжайте, Валентина. Телефон мой у вас есть. Примем с радостью. У нас теперь такой жилец – на одного него стоит приехать посмотреть. Ты ж ничего не знаешь, Верочка! У нас теперь есть щеночек. Михаэла Северная Звезда. Размером со слона. Тебе Люба обзвонилась, чтоб ты пришла посмотреть.

Верины глаза из тусклых превратились в прежние сияющие.

– Какое счастье! – сказала она. – Любина мечта сбылась.

– Все! Побежала я! На связи! – помахала им Валя. И действительно побежала.

– Ну что? Пошли для начала накормлю тебя, находка наша дорогая. Есть будешь? – обнял беглянку Михаил.

– Буду, – заулыбалась прежняя Верочка. – И папе надо позвонить.

– Это первым делом.

Михаил уже набирал номер Алексея.

– Подъезжаю, – мрачно сказал аппарат.

– Нашлась драгоценная пропажа, Леш. Мы с ней рядом. Ты давай к траттории нашей подъезжай, на углу которая. Ее кормить надо.

– Дай ей трубку, – велел Алексей.

– Папочка, – заплакала снова Вера.

– Нашлась, – поверил только сейчас отец и вздохнул. – Ждите. Буду.


В траттории не было ни души. Заведение только открылось. Миша прошел на открытую веранду, оформленную в духе итальянского юга, каким его изображал Карл Брюллов. Колонны, буйно увитые ярко-зеленым плющом вперемешку с виноградными листьями и кое-где даже гроздьями, несмотря на всю их искусственную красу и некоторую нелепость, создавали ощущение полного жизни Средиземноморья. Солнце светило вполне под стать итальянскому антуражу московской траттории.

«Хорошо, что в Италию на выходные полетим», – с легкой душой подумал Миша.

Они заказали свежевыжатые соки и решили дожидаться Алексея. Тот застрял в пробке на ближних подступах к месту назначенной встречи.

– Что случилось, Верочка? Расскажи мне. Мы вместе подумаем, как быть. Ты мне веришь?

– Да, – убежденно произнесла девочка. – Я вам верю, дядя Миша. Только я очень виновата. И мне очень стыдно рассказывать. Очень стыдно. Я не знаю, как все исправить теперь.

– Что уж ты такого могла совершить? Никогда не поверю.

– Я вам сейчас скажу. Только не перебивайте. И обещайте, что никому и никогда не расскажете. Никогда. Даже когда я буду старой старухой, когда мне будет сорок лет, вы все равно никому не расскажете.

– Думаешь, доживу? – Миша старался не улыбаться. Его родителям было по шестьдесят два, и выглядели они очень молодыми и активными. Впрочем, для Веры и тридцать лет сейчас – возраст безусловно старческий. – Я обещаю, Верочка. Я в твою подругу Любу пошел. Сколько ее ни расспрашивал, она молчала, как Великая Китайская стена. Говорит, друга не выдам. Я даже обрадовался и загордился: такую родственницу иметь не каждому дано.

– И такую подругу тоже, – подтвердила Верочка. – Только Люба не все знает… Ладно. Пока папы нет. Я не знаю, как ему сказать. Мне стыдно. Но я должна теперь рассказать. Потому что иначе может быть большое зло. И это зло случится из-за меня.

Я влюбилась в одного человека. Давно уже. В детстве. И все время думала, что вырасту, расскажу ему, он меня тоже полюбит, и мы поженимся. Я хотела дождаться до восемнадцати, понимаете? Чтоб его не подводить. Ну, он старше меня. На целых девять лет. В общем, я ждала-ждала. Он ничего не знал. Ничегошеньки. Потому что было еще долго ждать. Ну а потом… Он женился. Представляете? Я думала, что умру. Я так плакала. И не знала, что мне со всем этим делать. Я надеялась, вдруг он разведется. Ну, может, характерами они не сойдутся. Сейчас ведь многие разводятся: поживут вместе месяц-другой и все. Я в Интернете посмотрела статистику разводов. Чаще всего прямо в первые три месяца бегут разводиться. А потом пришла тетя Катя и говорит: Ксения беременна.

– Ксения? Тетя Катя? Так это Илюша, да? – догадался Михаил.

Лицо девочки покрылось красными пятнами. Она опустила глаза. Молча кивнула.

– Это бывает, – попытался успокоить ее смущение Миша. – Знаешь, это со всеми так или иначе бывает. А потом проходит. И даже забывается. Почти совсем. Не надо этого стыдиться. В любви нет ничего плохого и стыдного. Любовь же не выбирает. Подожди. Все придет к тебе. Ты еще улыбнешься, вспомнив себя сейчас.

– Подождите, – прервала его уверения Вера. – Дело не в этом. Да, я тоже надеялась, что все пройдет. Мне очень было стыдно, но я ненавидела Ксению, хотя раньше она мне очень нравилась. Просто очень. Ладно. Не важно. Но я думала, как мне жить дальше. Чтоб никого не ненавидеть, а постепенно от этого уйти. И вот. Я написала Илюше письмо. Е-мейл. Все ему рассказала про то, что люблю, и когда это у меня началось, и как я терзаюсь. А он мне ответил.

– Он тебе ответил?!! – воскликнул Михаил.

Такого оборота он не ожидал.

– Да, он мне ответил. Написал, что тоже любит меня. И что хочет быть со мной, – с вызовом отозвалась Вера.

– Что ж это делается на белом свете! – схватился за голову Михаил.

– Не переживайте, – сухо, с ожесточением выговорила девочка. – Дайте договорить. Это не он писал. Я сама создала аккаунт, ну, адрес электронный, как будто бы его. И писала не ему. А на этот придуманный адрес. Мой же адрес. Но как будто бы его. И он мне отвечал. На мой обычный адрес. То есть я сама себе отвечала. И полгода так «переписывалась». Сама с собой. Мне делалось легче от этого. Я начала успокаиваться. Мне даже стало немного надоедать. И он, и его признания в любви. И потом… Мне перестало нравиться, что он при беременной жене позволяет себе такое… Понимаете? Но настоящий-то Илья про это все не знал. И не подозревал даже.

– Понимаю. Ты – гений, Верочка. Здорово придумала, – восхищенно оценил Миша.

– Я никому про это не рассказывала. Ни единой живой душе. Это ведь моя проблема. И я бы ее уже очень скоро решила. Уже немного оставалось. Совсем. Несколько писем и – прощай. Я бы потом переживала, но… Это было бы все. Конец отношений. Которых на самом деле не было, понимаете? Только в моей фантазии они были. А позавчера я после ужина пошла открывать почту, а в «его» ящике – чужое письмо. Не от меня. Сначала думала, спам. Потом посмотрела, и все. Конец. Мать туда написала.

– Какая мать? – боясь оказаться правым, уточнил Михаил.

– Моя мать. Написала, что он педофил, что она его посадит и все такое. Я ее ненавижу. Она в мою почту залезла и все прочитала…

– Ящик взломала?

– Нет. Пароль вычислила. У меня пароль простой. Папин день рождения. Она-то думала, что это Ильи настоящие письма и его настоящий адрес. Вот и написала ему. Я – типа – ничего не узнаю. Он испугается и перестанет со мной переписываться. И все опять получится по ее велению, по ее хотению. Как у нее всегда с нами получалось.

Она же наш с папой самый злой враг.

Пока папа жил с нами, я не знаю, как он так долго продержался, но вот пока он жил, она все силы тратила, чтоб его пилить и обличать. Не лезла ко мне. Но его доставала жутко. Мне с папой всегда было хорошо. Мы придумывали разные игры, рисовали вместе, пока ее дома не было. Возвращалась и начиналась обычная песня: «То не так, это не так, почему не то, почему не это…» Я ее в раннем детстве сильно жалела. Она такая беззащитная была, губы начинали часто дрожать, слезы из глаз выкатывались, как волшебные камни. Я даже иногда думала, что отец перед ней и вправду в чем-то виноват. И все равно я не могла перестать его любить. Я его даже жалела, что вот он такой виноватый, а по-другому не может.

Потом она уже совсем спятила и начала его все время выгонять. Запихивала вещи в сумку из клеенки клетчатой – купила ведь специально эту гадость – хватала вещи, какие попало, пихала в сумку эту и орала: «Вон! Пошел вон! Уходи от нас!» А он терпел. Очень долго. Сам потом вынимал все, развешивал. До следующего раза. А потом он однажды задержался на работе, возвращается, а она прямо с порога швыряет ему в лицо эту сумку набитую и орет: «Мы тебе не нужны, и ты нам не нужен!!!»

Я получилась предательница. Не вступилась за папу. И не увидела его тогда. Только голос его услышала. Он сказал, что заберет меня к себе, как устроится. Потом взял сумку и ушел. Не на половичке же у двери ему было ночевать. Хотя ей, наверное, именно так и хотелось, чтоб он калачиком лежал на ее половичке и прощения просил неизвестно за что.

А она потом все говорила, что папа подлый, как все мужики, что он бросил ее одну с ребенком. И что без него проживем, нам и вдвоем хорошо. Но мне с ней хорошо не было. Тем более она за меня принялась, раз папа от нас ушел. Я все делала не так. И была неблагодарная, хотя она мне посвятила всю свою жизнь. Она привыкла, что папа молчал, не отвечал ей. Ну, я тоже молчала. Потому что папа обещал меня забрать. Он же, когда ушел, у друзей жил и искал нам с ним квартиру съемную, чтоб надолго заселиться и удобно мне было в школу ездить. Он ведь все деньги всегда матери отдавал, в семью. И она собирала, покупала квартиры, продавала потом… У нее несколько собственных квартир. А у папы нет даже комнаты, куда уйти. Ничего. Мы продержимся. Потом я работать устроюсь. Заработаю. Мы без жилья не останемся. Не дурей ее. Она мне, конечно, все по-царски устроила, у нас в классе ни у кого нет сразу трех собственных комнат: и кабинет, и спальня, и гостевая. Только фиг я кого могу привести в эту царскую гостевую. Она же может что захочет устроить. Завопит, обзовется или про грехи смертные начнет вещать. Однажды ко мне девочки из моего класса пришли, но ей чем-то не понравились, так она при них пришла с флаконом святой воды и стала у меня в комнате кропить. От нечистой силы, говорит. И девчонки больше со мной не дружили.

И как она в мою почту залезла?! Как это можно вообще? Я же к ней не лезу. Даже в комнаты ее не захожу. Я и подумать не могла, что такое бывает!