Галина Лифшиц - Блудная дочь

Определив себе дом, он вполне успокоился и радовался морю, как самый счастливый и беззаботный человек на свете. Он почему-то совсем не думал тогда о родителях, о том, что они разволнуются, станут его искать. У них была своя собственная жизнь. А он свою личную дорогу выбрал. Они в конце концов поймут.

Отпуск тем временем неумолимо уменьшался с каждым днем. Мишка сделался совсем загорелый, коричневый. Волосы же, наоборот, выгорели до совершенной соломенной белизны.

– Красавец стал – в кино снимать, – любовалась счастливая мама. – Вернешься в школу, все девочки в тебя мигом повлюбляются.

В какую-такую школу? Миша про себя даже смеялся маминым по-детски наивным планам. И зачем ему эти «все девочки»? Он же останется с морем! Ему было даже странно, что родители, всегда прежде неплохо понимавшие его, не догадались, что он уже влюблен. Однажды и на всю оставшуюся жизнь.

Уйти в дупло он собирался за день до даты отъезда. Рассуждал парень так: билеты родителей пропасть не должны, за них деньги плочены. Если он исчезнет перед самым поездом, они останутся его искать, билеты пропадут. Придется тогда заново покупать через пару дней. А так – они его хватятся, день поищут, поймут, что шансов найти нет никаких, и вовремя, без потери билетов и денег, отбудут в Москву.

Ведь логично? И очень разумно, просто не по годам!

Потом, через много лет, он приедет к ним – мужественный закаленный моряк весь в морщинах от солнца и соленой воды. Они, конечно, сразу его не узнают, такой он будет взрослый и могучий. Разобравшись, кто перед ней, мама кинется его обнимать, а отец пожмет крепкую мозолистую руку сына и признает его правоту.

В общем, ушел Миша рано утром предотъездного дня. Не дожидаясь завтрака. У него же в дупле все было. Много печенья, сухой хлеб, соль, перец, стянутые из столовой, яблоки, виноград. Потом, когда все успокоится, родители уедут, он планировал заходить в санаторную столовую под видом отдыхающего и питаться там. Будет идти со взрослыми, будто их сын, быстро чего-нибудь схватит-проглотит и – назад, в дупло. Он даже тренировался так проходить. Шел вплотную к какой-нибудь семейной паре, и никто на него внимания не обращал.

То есть – все продумал досконально. Не подкопаешься.

Он позавтракал в своем дупле печеньем с яблоками и побежал к морю. Не на общий пляж, он что, идиот? Там засекут в один момент. Он давно нашел малюсенькую одинокую бухточку. Никто там никогда не купался, потому что в нее можно было попасть или с моря, обогнув скалу, вдающуюся в воду очень основательно, или же сползти по камням с этой самой скалы, на что ни один взрослый в здравом рассудке не решился бы. А он натренировался и спускался просто в считаные секунды, как скалолаз-профессионал.

Накупавшись в своей одинокой бухточке, он улегся на большой гладкий камень, отшлифованный морем за тысячи лет до состояния почти что мягкой бархатистости. Миша был совершенно счастлив, как никогда. Смысл жизни всплывал перед ним лозунгами: «Жизнь прекрасна» и «Мечты сбываются», а также почему-то «Нет таких крепостей, которые не взяли бы русские солдаты».

День прошел в непрерывном и ненадоедающем общении с морем.

– Не прощай! – кричал ему Мишка. – Я обещал остаться, и я остался! Видишь! Море! Я с тобой!

– Ссссссспассссибо, – застенчиво шептало благодарное море.

Оно в тот день было совсем тихое и ленивое. Сонное и теплое-теплое.

К своему дуплу он собрался только поздним вечером, когда пала тьма и низкие южные звезды стали перемигиваться и общаться друг с другом на своем загадочном, непонятном пока языке, который тоже требовал скорейшей расшифровки.

Дел было невпроворот. С морем он уже кое-как нашел общий язык. Конечно, не совсем. Далеко не совсем. Но дело идет, и все будет в полном порядке.

Со звездами же еще столько предстояло! У него дух захватывало от чуда жизни и радости, что столько всего ему предстоит.

Он был схвачен прямо у нового своего надежнейшего дома. Под уютным дуплом.

Родители, к слову сказать, утром его не хватились. Они совершенно справедливо решили, что парень побежал на море. Последний день все-таки. Не грех и завтрак пропустить. Они не ограничивали его свободу. Отец сам рос самостоятельным, хорошо помнил свои детские годы и был убежден, что, если человека запугивать и ограничивать, он попросту никогда не станет независимым и не научится принимать свои собственные решения. Здоровый крепкий парень. Плавает сызмала. Не дурак. Жизнелюбивый и смелый. Подраться сможет, если что. И деру даст, если обстоятельства потребуют. Пусть себе насладится детством по полной программе.

Тревога закралась в обеденное время. Обед Мишка никогда не пропускал. И ел с большим аппетитом – рос же все-таки не по дням, а по часам парень. Мужал. В общем, такой расклад родителям попросту показался ненормальным, странным и требующим собственного вмешательства.

Они поделились своей тревогой с санаторным администратором. Тот отреагировал с удивительной прозорливостью:

– Предпоследний день у вас сегодня, так?

– Именно так, – подтвердили родители.

– На море парень впервые, так?

– Да.

– И бегал свободно повсюду, куда хотел. По горам лазил, купался сам?

– Все точно, – кивали мама с папой, ожидая услышать самое ужасное.

Ну, например, что они преступники и идиоты. Потому что в горах, именно здесь, над санаторием, испокон веков обитает древнее чудище, какой-нибудь родственник Минотавра. И ловит тех детей, которым позволено пастись на свободе.

Но произнесено было что-то совсем другое:

– Не берите в голову. Дождемся темноты, когда он на отдых направится. Я вас отведу.

– А откуда вы знаете, куда он направится на отдых? – резонно и нервно спросила отчаявшаяся мать, не уверенная, что у нее хватит сил спокойно дожидаться вечера в то время, как ее единственный сын пребывает, возможно, в большой опасности.

Ее материнское сердце уже начало чуять неминуемую беду и учащенно биться, не давая забыть о себе. А тут – ждать себе спокойно темноты. Как вы себе это представляете?

– Да по опыту, – улыбнулся администратор. – Они, почти все парни, кто первый раз на море, зажить тут постоянно собираются. Ну все, кому от девяти до двенадцати. Потом мозг, что ли, вырастает. Короче, лазают по горе и обязательно находят одно-единственное укромное место. И там устраивают себе тайное логово. Вечером пойдем и сами увидите.

– А что ж вы родителей заранее не предупреждаете? – саркастично завибрировала мать, у которой от появившейся надежды выросли крылья.

– Вы хотите сына наверняка найти? – ответил знаток местной специфики вопросом на вопрос.

– Хотим! – убежденно признались родители.

– Именно потому и не предупреждаем. Потому что сравнительно близко от нас только одно такое дерево. А если про это предупредить, станут забираться невесть куда.

Все это звучало почему-то вполне убедительно, хоть и очень таинственно.

– А девочки? – жадно поинтересовалась вдруг мама. – Девочки – они туда же бегут?

– Нет, – махнул рукой администратор. – Они не бегут. Они у моря алые паруса ждут. Как Ассоль.

– Да! Правда ваша! – убежденно подтвердила успокоившаяся женщина. – Именно так со мной было в первый раз. Я в восемь лет впервые море увидела. И целыми днями сидела лицом к горизонту. Рыцаря ждала. Почему-то рыцаря. Не принца. Без парусов. Но в плаще. И со стороны моря. На зов родителей не откликалась. Очень они мне тогда мешали. Я боялась, что из-за них рыцарь не решится ко мне приблизиться…

– Все равно – Ассоль, – постановил их спаситель.

– Как же это я забыла? Куда это все девалось? – грустила мама о своем.

Вечером пробрались они к доброму дереву. Молча ждали, слушая, как укладываются на ночлег птицы.

Потом раздались легкие Мишкины шаги.

И все его планы рухнули.

– Мы с тобой сюда будем часто приезжать. Ты зимнее море не видел. На зимние каникулы – обещаю – свожу тебя в это же самое место. Посмотришь. Решишь. Подучись немножко. Подумай, как на жизнь зарабатывать будешь.

– Я хочу быть отшельником, – заявил Миша.

– Все будет, как сам решишь. Но пока… Просто узнай побольше о мире вокруг.

Что оставалось делать? Пришлось идти с ними.

Зимой отец, как и обещал, отвез его к морю на несколько дней. Море обиженно бунтовало, рычало, ругалось. Мишка соглашался: все справедливо.

– Ууууууррррыччччь! – неутомимо и яростно повторяло море, разбрызгивая горько-соленую пену.

– Урыть тебя за это мало! – переводил Мишка. И соглашался. И ждал лета… Горестно ждал. Томился.

Потом все как-то само собой рассосалось.

Любовь осталась, но привязанность ослабла. Так бы он назвал свои ощущения.

А вот во второй раз он сбежал от обиды. От вполне серьезной обиды на мать.

Ему было шестнадцать. И появилась у него девушка. Не первая любовь – это он совершенно ясно и холодно сам себе говорил. Девушка. Безотказная. Сама предложившая поделиться опытом любви. Все показать и все объяснить. Причем, что интересно, она была на два года его младше, но уже имела за хрупкими девичьими плечами немалые знания по этой части. Говорила, что ее изнасиловали в двенадцать лет. В это почему-то слабо верилось. Ну, слишком она была непуганая и веселая для пережившей в раннем возрасте серьезную душевную и телесную травму.

Жила она через двор от них. Ребята рассказывали о некоей Ленке, которая кого сама выберет, тому дает. Причем очень хорошо и старательно. Мишка в это не верил. Охотничьи рассказы. А мы вчера в лесу под Клязьмой подстрелили во-от такого бегемота! Так он всегда реагировал на полные юношеского сладострастия рассказы друзей. Однажды не выдержал, пошел в тот двор, где водились такие экзотические девушки. Посидели, покурили с друзьями. И никто на них не клюнул, никто в райские кущи не позвал.