– А кто виноват? – философски заметила дочь. – Мне Верка такое рассказывала! Я даже представить себе не могу, что так можно. Тетя Полина на дядю Лешу такими словами обзывалась, орала на него все время. Это она же его и гнала. Все гнала и гнала. А он терпел. Потом вот не выдержал.

– Да, бабье… Что бабье только не делает! – вздохнул Миша. – Что ни принеси, как ни уступи, им все мало.

– Это ты о ком? – через плечо спросила Аня, возившаяся у плиты.

– Ну не о тебе же. О бабье, которые рушат все, что имеют. И сами не знают зачем.

– Слушайте, родители, позвоните все-таки тете Полине. Или дяде Леше. Не нравится мне все это.

– Ты права, Люб. Сейчас наберу, – согласился Миша.

Он тут же, не откладывая, набрал номер Полины. Голос у нее был загробный. Права оказалась дочь. Совершенно неузнаваемый голос.

– Миша, – произнес голос монотонно, но вполне внятно, – Вера исчезла. Я не знаю, где она. У меня нет нового номера Алексея. Он сменил номер, а у меня его нет.

– Я позвоню ему, Поль, – пообещал Миша. – Что у вас случилось?

– Я должна молчать, – сказала почему-то Полина. – Иначе будет хуже. Еще хуже.

– Кому будет хуже? – попытался добиться хоть какого-то смысла Михаил. Дочь была трижды права, говоря про «обкуренную» тетю Полину.

– Всем, – убежденно поклялась Поля и вдруг вспомнила важное: – Да, вот еще что. Я тут записала. Катя вчера звонила и велела передать, слушай: «На киностудии был двойник. Пусть Аня с Мишей смотрят сериал».

Миша с трудом удержался от смеха. Надо бы к Полине подъехать, правда. С ней что-то не то.

– Я понял, Поль.

– Ты запиши. Она сказала, что это очень важно.

– Я записал, вот: «На киностудии был двойник». Правильно? Так? «Пусть Аня с Мишей смотрят сериал». Верно?

– Да, – убежденно подтвердила Полина и всхлипнула. – Помогите мне найти Верочку! Пусть она вернется.

– Я очень постараюсь, Поль.

– Что ты там записывал, Миш? – заинтересованная Аня склонилась над клочком бумажки, где красовалось сообщение, старательно только что записанное мужем. – Бред какой-то! Двойник… сериал… У нас ведь нет телевизора. И Полине, и Кате это прекрасно известно.

– В общем, «Грузите апельсины бочках. Братья Карамазовы», – процитировал Миша бессмертную телеграмму Остапа Бендера. – Ладно. С сериалом как-нибудь. Перемогнемся. А вот Веру надо будет искать. Сейчас как приеду на работу, сразу Лехе позвоню. Скорее всего, она у него ночевала.

Уходя, Миша поцеловал жену и шепнул:

– Знаешь, делать детей гораздо приятнее, чем просто любовью заниматься. Просто супер что такое.

– Я тоже об этом подумала, – согласилась Анечка.

2. Неопределенность

– Надо бы прямо сейчас Лехе позвонить, а то потом замотаюсь, забуду, – решил Михаил, выходя во двор.

Он полез в карман за телефоном, и в это самое время аппарат ожил и дал знать, что кто-то стремится пообщаться с утра пораньше.

Номер был знакомым. Ха! Тот самый, питерский номерок, принадлежащий Зудиной Валентине Николаевне, если память не изменяет. С этого номера была послана ему вчера загадочная эсэмэска с просьбой помочь. Что на этот раз готов сообщить ему неведомый абонент?

– Слушаю вас, – произнес он строгим официальным тоном.

– Здравствуйте! Меня Зудина Валентина зовут. Я из Питера только что приехала. Мне нужно вас срочно увидеть. Вы поймете зачем, когда мы встретимся, – бодро и уверенно неслось из трубки.

– Это вы мне вчера сообщение посылали? – поинтересовался Михаил. – Это вам я должен помочь?

– Нет, не я посылала. И помочь – не мне. Но вы этого человека хорошо знаете. Мне кажется, надо помочь. Я просто не справлюсь одна, – пояснила Зудина Валентина.

Голос ее почему-то внушал доверие. Молодой настойчивый голос без оттенков стеба или гламурности.

– Хорошо, – согласился Миша. – Где вы находитесь? Я подъеду.

– На Ленинградском вокзале. Давайте в центре зала, у памятника. Вы когда сможете?

– Да минут через пятнадцать. Если место для парковки сразу найду.

– Я буду вас там ждать через пятнадцать минут, – пообещала девушка.

– А как я вас узнаю?

– Сразу узнаете, – вздохнула почему-то она. – Не сомневайтесь.

Так. Значит, планы меняются. Едем на вокзал.

Миша сунул в ухо наушник и набрал номер Алексея Зимина. Надо попутно выяснить, что там у них с Верой происходит.

Пока Алексей не поднес трубку к уху, слышно было, как он злобно обещает кому-то устроить сладкую жизнь, если сроки затянутся.

– Привет, Миш! – наконец произнес он человеческим голосом в ухо Михаилу.

– Привет, Леш! Я на секунду. Что там у вас с Верой? Все в порядке?

– У нас с Верой? Интересный вопрос. Я ей со вчерашнего утра звоню – телефон отключен. Может, поперли у нее телефон? А туда звонить… Не могу.

– Веры нет дома, Леш. С позавчерашнего вечера. Она на ночь глядя убежала, мать думала, к тебе. Спала сутки со снотворным. Сегодня случайно узнали: Любка позвонила Веру позвать на щенка посмотреть, а мать говорит: «Она здесь больше не живет». Ну, Любка встревожилась. И мы тоже.

– Где ж ее искать? – упавшим голосом спросил Алексей, словно не у Миши, а у самого себя совета просил.

– Давай вместе думать. Ты где сейчас?

– На объекте.

– Подъехать сможешь? Я тут на Ленинградский вокзал заскочить должен, а потом к себе, в редакцию.

– Я раньше чем через час до тебя не доберусь. Хорошо, если через час смогу… По пробкам… Но ты мне пропуск закажи, ладно? Поеду.

– Леш, если Вера вдруг объявится, отзвони. Чтоб зря не думалось.

– Конечно. И ты, если что, – дай знать.

Дело принимало нехороший оборот. Веру действительно надо было искать. Она пропала. И уже больше суток находится неизвестно где. И с чего начать, непонятно. Друзей обзванивать? Так вот они, друзья: Люба, Женя. Они первые и тревогу забили. Миша прикинул круг поиска: позвонить в школу. Это раз. Потом узнать у Любки, не влюблена ли в кого Верочка. Мать могла как-то плохо об объекте любви отозваться, вот девчонка и убежала. Возраст. Это же учитывать надо. А Поля вообще привыкла сплеча рубить. Маленькая да удаленькая. Это два. И даже, может быть, с этого и начнем. Что в школе знают? Хотя там может находиться этот самый любимый… Может, она к нему и рванула. И отсиживается у него. А что, если на дачу поехала? Села на электричку, от станции пешком два километра – ерунда. Надо будет деду позвонить, чтоб к Зиминым на участок заехал. Вдруг она там? И это – три.

То, что варианты нашлись, очень взбодрило.

– Найдем! – убеждал себя Миша, хотя сердце сжималось тревогой.

3. Побег первый. Море

Он мальчишкой пару раз тоже сбегал. Первый раз именно десяти лет от роду. Аня как раз в десять лет влюбилась в Печорина, а он влюбился не в девочку и не в мечту о девочке.

Миша влюбился в горы и море. Они с родителями поехали на каникулы в Гурзуф, тут-то все и произошло. У него даже от воспоминаний ёкало сердце. Даже сейчас, спустя столько лет.

Как вышли они к морю. Послеполуденный крымский зной раскалил камни. Босиком идти было нестерпимо больно: ступни жгло. Обуваться все равно не хотелось. Они бегом помчались к синей воде с белыми барашками: море слегка волновалось, шумело, отбегало и возвращалось к ногам с шелестом. Казалось, оно что-то говорило.

Мишка был уверен, что сможет понять его язык. Надо только подольше побыть и привыкнуть. Он вообще тогда считал, что все вокруг разговаривает, и уверял взрослых, что, когда вырастет, обязательно научится понимать язык птиц, рыб в их аквариуме, собак, кошек и всех остальных живущих на свете ребят-животных. Мало того: он был убежден, что и деревья шумят не просто так. В их шепоте, поскрипывании, шорохе было слишком много осознанной жизни. Следовало только разобраться в системе. Этому не жалко посвятить всю жизнь. Так он планировал.

А сейчас шелестело море. Этот звук его загипнотизировал сразу. И первое слово моря было: «Усссспокойсссся!» Не послушаться и мысли не возникло. Покой в каждую клеточку проник. Потом отец задумчиво сказал стих:

Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим шумной чередою

С любовью лечь к ее ногам!.. [5]

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слушать буду

Твой гул в вечерние часы. [6]

Все в стихах говорило о том, что сочинивший их человек понимал язык моря. И еще – что море вечно и переживет их всех. И что главное счастье: жить рядом с ним и понять его совсем-совсем. В том, что оно, море, живое и понимает абсолютно все, у мальчика сомнений не было. «Шумной чередою» – так бежали волны давным-давно, так колыхались они сейчас, так будет, когда их след на земле простынет.

И страшной грустью, болью отозвались слова: «Прощай же, море!»

Мишка понял, что ведь и ему придется с морем распрощаться. Всего через три недели придется.

Он отогнал эту мысль: все ведь только начинается. Он еще и «здравствуй» не успел сказать.

А слово «прощай» возвращалось и возвращалось.

– Оссссстаньсссся! – уговаривало море.

И Мишка понял, что пришла пора принимать мужское решение.

Он пообещал морю остаться и честно готовился выполнить свое обещание. Запасался продуктами на первое время. Их санаторий располагался у подножия довольно высокой горы. Мальчик нашел там, высоко, вдали от общей тропы, большое солидное доброе дерево с хорошим сухим дуплом. Он там свободно помещался весь. Значит, это дупло и станет теперь его новым домом. В жару в нем было прохладно. Невообразимо прекрасно пахло травами, стрекотали кузнечики, «гул в вечерние часы» доносился снизу вполне внятно.