Анатолий Манаков - Блуд на Руси (Устами народа) — 1997

Вот старый муж молоденькой жены,

Красавицы, кокетки, словом, львицы

С улыбкой и коварством сатаны,

Кому она отличной ученицей.

Зато ей все сердца покорены,

Все на цепи у мощной чаровницы, —

И бедный муж, с полдюжиной других,

Лежит у ног ее, лобзая их.

И он ревнив!. Как Аргус баснословный,

Он стережет ее и день и ночь.

Тень юноши ему уж тать любовный,

И эту тень готов прогнать он прочь!

Он чувствует: меж ними бой неровный

И уберечь жену ему немочь!..

Влюблен и стар, влюблси и лыс, и гадок, —

Ему ль не страшен модных львов нападок?

И многим уж за то старик смешон.

В душе его они ведь не читали!..

В руках жены записку видел он, —

Она должна отдать се на бале...

Кому?!. Меж всех кто ею предпочтен?!.

Чьи происки кокетку привязали?.

Старик глядит на дверь, и на часы,

И на жену... Он рвет себе усы,

Он стал бы рвать и волосы седые,

Да нету их!.. Забившись под жилет,

Ногтями в грудь впились, как черви злые,

Его пять пальцев и кровавый след

Оставили... Уста его немые

Грызут и рвут у ней взятой букет...

И судорги ревнивого сомненья

Искорчили ревнивца... Где же мщенье?!.

А между тем веселая жена

Мелькнет пред ним, грацьозно вальсируя,

Потом пройдет, слегка преклонена

На руку кавалера... и не чуя

Грозы над гловой, упоена,

Блаженствуя, блистая, торжествуя, —

Пошепчется в углу она с одним,

Дарит другого взором огневым,

А третьего улыбкой миловидной —

Чтоб все равно довольны были б ей

И никому не стало бы завидно!..

Чем кончится нередкий случай сей?

Огласкою, для двух семейств обидной?

Иль сценою, забавной для людей?

Иль поединком, смертью человека —

За вздор и блажь, в угодность мненью века?..

А газ горит. А музыка гремит,

А бал блестит всей пышностью своею.

Толпа гостей по комнатам кипит.

Любуется хозяин гордо ею.

Он думает, что завтра протрубит

Молва о нем, хвалой повсюду вея.

И праздником доволен он своим,

И мнит, что все вокруг довольны с ним!

Но шум в дверях... Вошла — не то богиня,

Не то царица... фея, может быть!..

Движенья, поступь, взор — в ней все гордыней

И силой дышит, словно победить

Она пришла... Княгини и графини —

Пред ней померкло вес! Не отразить

Ни красоты се, ни обаяний,

Ни блеска, ни ума, ни чарований!

Наряд се как облако парит,

На ней горят алмазы дорогие;

Глаза горят жарчей и жар ланит

Сливается с их блеском; снеговы

Плеча и руки тверды как гранит,

Прозрачны как янтарь, а шелковые

Густые косы улеглись с трудом

Над мыслящим таинственным челом.

Как хороша!.. Она, по крайней мере,

Не жертва, не страдает, не грустна?

Она?! Любви словам, мольбам поверя,

Свою любовь дала за них она.

Бесстрашно, не хитря, нс лицемеря,

Любила, всей душою предана,

Восторженно и свято, так сердечно,

Что страсть свою считала вековечной.

А он такой любви не понимал

Иль, просто цену знать ей не умея,

Он счастьем невзволнованным скучал;

Над ним оно лежало, тяготея,

Как плен, как цепь. Но он пред ней молчал...

В нем не было ни истого злодея,

Ни полного героя. Нет, увы!

Едва ль нашли б в нем человека вы!

Он променял любовь души высокой

На чувственный и мелочный разврат:

Он пал... так непростительно глубоко,

Так низко, что взглянуть, не смел назад,

На прежний рай, на свой Эдем далекий,

Где херувимом у запретных врат

Минувшая любовь его стояла

И грешника безмолвно отвергала.

Она?.. —Она стерпела!.. Бог послал

На то ей сил!.. Иль слабою женою

Как трость она склонилась — и обвал

Пронесся над поникшей головою...

Короче, сон блестящий миновал,

Она очнулась, — нищая душою,

Пред пепелищем тщетных чувств своих,

Расхищенных надежд и грез пустых.

И не легко ей было!.. С испытаньем

Не скоро примирилася она:

Не раз своей тоской, своим страданьем,

Бессоницей своей оглушена,

Конец и смерть звала она желаньем...

Недавно на окраине окна,

Готовая упасть, она стояла...

Молчанья чутким ухом ожидала...

И броситься хотела... Но тогда

На улице вдруг чей-то голос шумный

Гульливо рассмеялся... От стыда

Опомнилась она... Тоски безумной

Ей совестно вдруг стало, — и когда

Взглянула вниз, невольно, неразумно, —

С товарищем узнала там его,

Хмельного... Не видал он ничего!..

И нынче, в первый раз со дня разлуки,

Они должны здесь встретиться, сойтись;

И для того терзающие муки

В груди ее мгновенно улеглись;

И для того следы забот и скуки

С лица ее исчезли, и зажглись

Ее глаза, мечты, тщеславье, воля —

И слез своих она не помнит боле!..

Нет! Помнит их!!. Затем, чтоб отомстить,

Чтоб показать спокойное презренье,

Чтоб пред собой, пред светом искупить

Напрасное, слепое сожаленье!..

Сегодня бал! А завтра, может быть,

Она проснется в горе и волненье...

Но здесь она должна блестеть, сиять

И в прах его без милости попрать!..

И много их еще здесь перед нами,

Гладьаторов на битве роковой, —

Хотя в наш век не с тиграми и львами

Им суждено вступить в кровавый бой!

Нет, в них самих — с их горем, с их страстями —

Свершается борьба их!.. Нет! — С судьбой

На жизнь и смерть должны они сражаться

И свету, умирая, улыбаться...

А газ горит, а музыка гремит,

А бал блестит всей пышностью своею.

Толпа гостей волнуется, кипит.

Любуется хозяин гордо ею.

Он думает, что завтра прожужжит

Молва о нем, хвалой и лестью вея,

И праздником доволен он своим,

А свет, почетный гость, доволен им!