ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

ПАНТЕЛЕЯ РУБАШКИНА:

О своих впечатлениях после первой интимной связи с женщиной в 16-лстнем возрасте Лев Толстой написал: «Когда братья затащили меня в публичный дом, я и совершил половой акт в первый раз в своей жизни, я сел потом у кровати этой женщины и заплакал. Позднее, хотя и поучал сам себя рассматривать компанию женщин как неизбежное социальное зло и всячески избегать ее, в жизни далеко не следовал собственным советам».

В своем имении он для начала принялся соблазнять и лишать девственности служанок и крестьянок — Глаша, Дуняша, Аксинья... И каждый раз терзал себя вопросом: «Прекрасно или ужасно то, что со мной произошло? Ба! Да таков же весь свет: этим занимаются все!». С Аксиньей он прожил три года, и та родила от него сына.

Перед бракосочетанием с Софьей Андреевной Толстой заставил свою невесту прочитать свой дневник, где были ярко описаны все его сексуальные приключения. Он просто хотел, чтобы она имела о нем более полное представление, однако будущая супруга, видимо, поняла этот жест превратно — будто его интересует сугубо физическая сторона любви. В действительности же, писателя, совратившего до женитьбы не одну дюжину представительниц прекрасного пола, семейная жизнь вполне удовлетворяла и приносила даже огромное наслаждение. Последнее, правда, не мешало ему быть настоящим тираном в семье по отношению к его домочадцам.

Всю свою жизнь Толстой боролся со своими муками совести и сексуальными желаниями. В «Крейцеровой сонате» устами персонажа повести призывал всячески избегать создания брачного союза, воздерживаться от половой жизни и чуть ли не принять на себя монашеский обет безбрачия. Его собственный сексуальный аппетит, по иронии судьбы, от этого лишь возрастал — в доказательство чему дневники Софьи Андреевны. Лишь когда писателю перевалило за восемьдесят, он признался одному близкому человеку, что не испытывает больше полового влечения. Сам по себе стал увядать и супружеский союз, завершившийся отказом передать Софье Андреевне права на все его литературные произведения.

От дачи советов другим — как побороть похоть — писатель не уставал до конца своих дней. В своем дневнике Толстой резюмирует «Самое лучшее, что можно сделать со своим сексуальным желанием, это;

1) полностью уничтожить его в себе самом; следующее, самое лучшее, это;

2) жить с одной женщиной с целомудренным характером, разделяющей твою веру, воспитывать вместе с ней детей и помогать ей так же, как она помогает тебе; далее, похуже, это;

3) отправляться в публичный дом всякий раз, когда тебя мучает желание;

4) иметь кроткие связи с разными женщинами, не оставаясь ни с одной из них;

5) иметь сексуальные отношения с юной девушкой и оставить ее;

6) иметь сексуальные отношения с женой другого мужчины, что еще хуже; и, наконец, самое ужасное, это;

7) жить с неверной и аморальной женщиной».


* * *

Процветавшая во времена язычества религиозная проституция сохранилась и встречалась в России (в конце XIX века) среди некоторых сектантов. Такого рода проституция не может быть отнесена к ней в тесном смысле слова, также как и гостеприимная или патриархальная, ведущая начало с древних времен, когда гостеприимство обязывало хозяев предлагать гостю не только вола, осла, раба, рабыню, но и жену или дочь. В России гостеприимный разврат сохранился к концу XIX века на Кавказе, на севере, в Сибири, будучи продиктован главным образом корыстными побуждениями. На севере России хозяин, отдавая в наем квартиру, часто предлагал своему жильцу супругу или дочь, увеличивая за это квартирную плату. С переменой квартиранта женщина переходила к другому мужчине. В Сибири, на бойких трактах, особенно на путях возвращения рабочих с золотых промыслов, хозяева могли предложить то же самое ночлежникам.

С 1849 года в России начали появляться указы, предписывавшие строгое наблюдение за преступниками и развратными женщинами. В 1718 году возникли тайные публичные дома в Петербурге, по отношению к которым, уже после смерти Петра I, принимались строгие меры. В сенатском указе от 1736 года отмечалось: «Во многих домах волнодумцы содержат непотребных женок и девок, что весьма противно христианскому благочестивому закону. А потому велено допросить их, буде не беглыя окажутся, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон, беглых же отсылать в воеводскую канцелярию». Императрица Елизавета Петровна, в царствование которой появились роскошно обставленные публичные дома, приказала кроющихся непотребных жен и девок, как иноземок, так и русских, сыскивать, ловить и приводить в главную полицию. В 1764 году, в виду значительного развития венерических болезней среди солдат, велено было допрашивать заболевших вояк, от кого заразились, и «тех женщин разыскивать, по приводе осматривать и, если окажутся больными, то лечить. По излечении же отсылать в Нерчинск только таких, кои подлыя и бродячия и точно по разведыванию найдутся в том непотребстве подозрительными».

Уставом о благочинии 1782 года воспрещалось дом свой или нанятой открыть днем или ночью всяким людям ради непотребства и непотребством своим или инаго искать пропитания. Сводничество наказывалось смирительным домом. Вместе с тем назначены особые местности в Петербурге для вольных домов. Только в 1843 году проституция была объявлена терпимою и в столице устроен врачебнополицейский комитет, разыскивавший продажных женщин, сделавших из проституции профессию. Такой же комитет был учрежден позднее в Москве, Казани, Одессе, Минске и других городах. Общий надзор за проституцией сосредоточила в своих руках полиция, а освидетельствование производилось городовыми врачами — в большинстве случаев надзор крайне неполный, часто совсем фиктивный. Вследствие этого официальные сведения о степени распространения явной проституции отличались крайней неточностью.

Так, например, по данным центрального статистического комитета, к 1 августа 1889 года в России числилось 1210 домов терпимости с 7840 женщинами, одиночек — всего 9768. Эти цифры ничтожны по сравнению с действительностью. За тот же год, по данным медицинского департамента, число домов терпимости и свиданий равнялось почти 2500, а число явно-проституировавших было свыше 30000. Но и это число значительно меньше действительного, тем более, что многие лица, дабы ускользнуть из-под надзора полиции,укрывались за другими профессиями. Например, в Петербурге в 1894 году медико-полицейскому комитету было известно 365 квартирных хозяек, специально промышлявших развратом своих квартиранток, живших в таких же условиях, как в домах терпимости.

В России практически не было такого города, относительно которого не поступали бы сведения о значительно развитой тайной проституции. Неорганизованная проституция возникала и вне городов в селах и деревнях, особенно там, где строились фабрики, расквартировывались воинские части, проводились железные дороги. Наибольшего развития разврат достигался на приисках, рыбных промыслах, табачных плантациях, где мужчины и женщины не только работали, но и спали в общих помещениях.

Наряду с публичными домами, существовали так называемые тайные притоны и дома свиданий. Под тайными притонами подразумевались квартиры, открываемые по разрешению полиции, содержательницы которых, по требованию посетителей, доставляли поднадзорных проституток, живших на частных квартирах или у них же. В домах свиданий содержательницы, с разрешения полиции, допускали мужчин с приходившими с ними женщинами, которые не известны ни содержательнице, ни комитету. В некоторых городах подконтрольные проститутки, смотря по характеру надзора, подразделялись на явных и секретных. У первых отбирали документы и им выдавали установленные свидетельства (желтый билет), по которому они проживали. Вторые были подчинены секретному надзору, их профессия оставалась тайной для самых близких им лиц. В Петербурге среди таких секретных проституток имелись преподавательницы, продавщицы магазинов, девушки из благородных семей, учащиеся.

По данным комиссии надзора за бродячими женщинами, учрежденной при Министерстве внутренних дел в 1847 году, в общей массе женщин легкого поведения, хотя случайно, но очень нередко попадались живущие на местах кухарки, няньки, прачки и вообще служанки, а равно работницы с фабрик, которые в свободное время, подобно бродячим женщинам, отправляются в кабаки, харчевни и т.п., где пируют с солдатами и простолюдинами и потом с ними же предаются разврату в разных местах. Из числа этих женщин много оказывалось зараженных сифилисом и между ними случалось находить больных сифилисом кормилиц, нанятых для грудных младенцев в благородных семействах. Точно также комиссия не раз встречала зараженных, но еще невинных молодых девушек (от 9 до 14 лет), которые получали болезнь безвинно, живя с больными женщинами, или же позволяя себе непростительные близкие к проституции, шалости с мужчинами.

Гражданский губернатор Москвы Капнист разделял всех проживающих в городе развратных женщин на три разряда. 1) Публичные женщины, живущие в хороших квартирах и не принимающие к себе людей низшего класса. 2) Живущие в неопрятных и тесных квартирах, у так называемых содержательниц, и ведущие жизнь разгульную, пьяную и принимающие к себе без разбора всякого состояния людей. 3) Самые развратные, которые проводят время в кабаках, пивных лавочках, харчевнях и распутничают с фабричными, ремесленниками, солдатами и разного рода людьми низшего класса. Для этих двух последних разрядов существовали в Москве, в разных частях города, особые притоны под названием баньки и дома, называемые сборные, наполненные исключительно праздношатающимися, которые сходятся в тех домах только на ночь, каждый в нанимаемый им угол. Многие из сих распутных женщин не имели, особенно летом, постоянного жилища, распутствовали по ночам в городе, в садах, оврагах или окрестных рощах города, а на зиму расходились по окрестным селениям и даже внутрь губернии. К этой категории должно присоединяли еще солдаток, большей частью развратных и праздных, проживавших в Москве по билетам и существовавших единственно промыслом разврата.