Жалобы представляли собой исключение. Обычно же порядки такого рода считались вполне нормальными. Когда некая фрейлина Рамзай, дочь финляндского генерал-губернатора, позволила себе уклониться от обычных знаков внимания императора Николая и заперла на ключ двери своей спальни, ее отец был немедленно устранен от должности генерал-губернатора.

Ошеломительные карьеры, дающие любимцам государя власть над миллионами верноподданных, легко и просто создаются в царствование Николая путем услуг по женской части.

Наружность Николая, прятавшегося от России плотной стеной тайной полиции, составленной из филеров, битых офицеров и воров, пойманных на краже казенных денег, Герцен рисует чертами незабываемыми. Николай, превративший всю Россию в острог, свирепый часовой в ботфортах, со свинцовыми пулями вместо глаз, с бегущим назад малайским лбом и звериными выдающимися вперед челюстями... Он заводит бесконечные интрижки в театрах, где появляется в уборных актрис. На этих театральных амурах царя делает свою карьеру заботящийся об их интересах директор театров Гедеонов. Николай ездит с той же целью и в Смольный монастырь, и так как здесь его амурам помогает начальница института для благородных девиц графиня Адлсрберг, то ее сын, сотоварищ Николая в их похождениях, делает блестящую карьеру. По началу он назначен адъютантом Николая, а затем министром двора. Николай ездит по маскарадам, устраивает ряд веселых интрижек и пышную карьеру делает А.Ф. Орлов, которому надлежит при таких поездках наблюдать за местностью и охранять покой самодержца.

Сохранились рассказы современников, красочно описывающие те меры, какие применял глава Третьего отделения, гроза всей России, граф Клейнмихель с целью покрепче привязать Николая к своей жене. Николая было решено объявить отцом клейнмихелевых детей, дабы этим путем укрепить государево внимание и благосклонность. Но детей у Клейнмихелей не было. Способ, какой они придумали в виду этой причины, по сообщаемым Добролюбовым сведениям, был классически прост. Графиня Клейнмихель надевала на себя "подвязное брюхо", чтобы показать свою беременность. В свое время графиню объявляли больной, потом приносили ей разысканного на стороне младенца, и все оказывалось в порядке. Николай горячо благодарил усердного Клейнмихеля за то, что он так услужливо воспитывает незаконных царских детей. К этому способу прибегали не раз. Общее количество фабрикатов, поддельных детей такого рода, свелось к числу 8: пять сыновей и три дочери.

Во всех этих многочисленных и типично-казарменных амурных похождениях Николая I чрезвычайно отчетливо проявляется, что перед нами не просто похождения савраса без узды, но разгул и разврат именно его императорского величества, самодержца всероссийского. Такова сущность его манеры ухаживать. Любой комплимент по адресу смазливенькой дамы произносится Николаем I так авторитетно и увесисто, как будто под ним следует подпись: Дан в городе Санкт-Петербурге, в лето от рождества Христова 1851-е, царствования же нашего в 26-е...

Эти цифры, указание лет в данном примере не случайны. Именно в этом, 1851 году Николай I на дворянском балу встретил 18-летнюю красавицу Жадимировскую. Встреча оказалась чревата последствиями. В порядке высочайшей милости Николай I не только соизволил сказать Жадимировской несколько комплиментов, но и запомнил ее, и в обычном порядке до ее сведения было доведено о чувствах, какие его величество изволит питать по ее адресу. Ко всеобщему изумлению, Жадимировская, незадолго до того выданная замуж за нелюбивого мужа, вместо того, чтобы возликовать, резко уклонилась от амурных предложений царственного селадона. Горе несчастной ! Злобный, высокомерный, желчный Николай I сумеет отомстить наивной женщине, посмевшей — вы подумайте! — уклониться от объятий его величества.


Иван Василевский российский историк. Работал в конце XIX, началеХХ вв.
Показание № 88

О повышенной эротической чуткости и отзывчивости Пушкина единогласно говорят все отклики современников.

«В Лицее он превосходил всех чувственностью, а после, в свете, предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий. Должно дивиться, как и здоровье, и талант его выдержали такой образ жизни, с которым естественно сопрягались и частые гнусные болезни, низводившие его часто на край могилы. Пушкин не был создан ни для света, ни для общественных обязанностей, ни даже, думаю, для высшей любви или истинной дружбы. У него господствовали только две стихии: удовлетворение чувственным страстям и поэзия; и в обеих он. ушел далеко. В нем не было ни внешней, ни внутренней религии, ни высших нравственных чувств, и он полагал даже какое-то хвастовство в отъявленном цинизме по этой части: злые насмешки, часто в самых отвратительных картинах, над всеми религиозными верованиями и обрядами, над уважением к родителям, над родственными привязанностями, над всеми отношениями общественными и семейными — это было ему нипочем, и я не сомневаюсь, что для едкого слова он иногда говорил даже более и хуже, нежели в самом деле думал и чувствовал... Вечно без копейки, вечно в долгах, иногда почти без порядочного фрака, с беспрестанными историями, с частыми дуэлями, в близком знакомстве со всеми трактирщиками, непотребными дамами и прелестницами петербургскими, Пушкин представлял тип самого грязного разврата».

Автор этих строк — холодный, чопорный бюрократ, барон (впоследствии граф) МА. Корф — знал родителей Пушкина, учился с ним в одном классе, постоянно встречал его в различных петербургских гостиных и некоторое время снимал квартиру в том доме, где жил недавно обвенчавшийся и мечтавший остепениться поэт... Показания лиц, душевно близких к поэту, разумеется, гораздо мягче и выдвигают на первый план более симпатичные черты...

Алексей Николаевич Вульф приятель, собутыльник и сосед по имению дополняет в своем дневнике этот беглый портрет: Пушкин говорит очень хорошо; пылкий, проницательный ум обнимает быстро предметы; но эти же самые качества причиною, что его суждения о вещах иногда поверхностны и односторонни. Нравы людей, с которыми встречается, узнает он чрезвычайно быстро; женщин же он знает, как никто. Оттого, не пользуясь никакими наружными преимуществами, всегда имеющими большое влияние на прекрасный пол, одним блестящим своим умом он приобретает благосклонность оного.

А вот воспоминания женщины тем более драгоценные, что из всей многоликой толпы красавиц, которым Пушкин посвящал свои помыслы, только две удосужились описать свои встречи и беседы с ним...

«Трудно было с ним вдруг сблизиться, — рассказывает Анна Петровна Керн. — Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен; и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту... Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-либо приятно волновало его. Когда же он решался быть любезным, то ничего не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью ее речи...

Живо воспринимая добро, Пушкин не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться привлекало внимание поэта гораздо более, чем истинное глубокое чувство, им внушенное; сам он почти никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их, и в этом был сыном своего века».

Теоретическое пренебрежение к женщине и к любви на практике ведет с необходимостью к половой распущенности. Покорный своей страстной природе, Пушкин принес много жертв Афродите Общенародной. В этом нет ничего неожиданного, особенно если вспомнить нравы и привычки среды, к которой он принадлежал. Гораздо удивительнее, что ему ни разу и ни при каких обстоятельствах не пришло в голову усомниться в естественности и законности представленного мужчине права покупать женское тело за деньги...

После ссылки и до самой кончины Пушкин находился под бдительным надзором жандармов и полиции. Но на его галантные похождения начальство глядело сквозь пальцы...

Говорят, ревность сгубила Пушкина. Это мнение, конечно, справедливо, но требует некоторых оговорок.

Ревность Пушкина нельзя сопоставлять с ревностью Отелло, как это неоднократно делалось. Венецианский мавр был доверчив и слеп. Сперва верил в любовь своей жены, потом поверил в ее измену. Пушкин, напротив, при необычайно ревнивом нраве и большой подозрительности, не допускал мысли, что Наталья Николаевна изменила ему с Дантесом. Но он не мог не видеть, что она держит себя недостаточно тактично и осторожно с дерзким молодым кавалергардом. И это зрелище было для него нестерпимо. Отвергая правдивость городских толков о падении Натальи Николаевны, он приходил в бешенство, когда отзвуки их достигали его слуха. Наталья Николаевна не умела поставить наглеца на надлежащее место. В таком случае, это сделает он, ее муж!

В ухаживаниях Дантеса, пусть неудачных, он видел личное для себя оскорбление. Еще бы! Ведь по собственному опыту он знал, что можно волочиться за женщиной совершенно спокойно и цинично, без тени уважения к ней;и он хорошо помнил, что роль обманутого мужа (такая трагическая по существу) навеки останется смешною в людских глазах. Вероятно, ему приходили на память фигуры А.Л. Давыдова, Ризнича, Воронцова, Керна, Закревского и других злополучных супругов, которых жены обманывали при его собственном участии или при участии его друзей. И он дал себе слово не уподобиться даже в глазах света этим жалким людям. Его положение напоминало отчасти положение Мольера, который после стольких насмешек над рогатыми мужьями, должен был сам принять рога, которыми наделила его Арманда Бежар. Но камер-лакей Людовика XIV проявил больше покорности судьбе, нежели камер-юнкер Николая I.