– Говорю же, часа через два допишу, – с легким раздражением воскликнула я.

– Советую поторопиться, – он нахмурился, – потому что в противном случае через три часа вас здесь уже не будет!

С этими словами Степашкин покинул мой кабинет. Нечеловеческим усилием воли подавив желание запустить ему вслед горшок с кактусом, я попыталась сконцентрироваться на работе.

На какую ерунду я вынуждена тратить изрядную часть своего времени! Да эти древние греки давно померли, и только я зачем-то исправно докладываю миру об их моде. Вот так и проходят, можно сказать, последние денечки моей молодости. Ведь через два года мне стукнет тридцать. А потом – глазом моргнуть не успеешь – и все сорок. И так далее. О чем же я буду вспоминать на старости лет, сидя в глубоком соломенном кресле и покачивая седою головой? О том, как кружила головы мужчинам, о рискованных приключениях и страстных бессонных ночах? О нет, я смогу поведать внукам только никчемную историю о том, что фригийская шляпка была похожа на спальный колпак с согнутой вперед верхушкой (хорошо, кстати, что я не являюсь жительницей Древней Греции, по мне – лучше застрелиться, чем появиться на людях в остроконечном колпаке!).

Я стукнула кулаком по столу; жалобно звякнули карандаши в стакане. Пыльное зеркало книжного шкафа свидетельствовало о том, что я пока молода, довольно хороша собой, к тому же блондинка.

В тот момент я твердо решила – с меня довольно!

Решение было спонтанным, странным, но непоколебимым.

* * *

Максим Степашкин смотрел на меня с таким неподдельным изумлением, словно на его глазах я вдруг начала превращаться в персонажа фильма «Чужие». Перед ним, на стильном дубовом столе, лежало мое небрежно составленное заявление об уходе по собственному желанию.

– То есть как это увольняетесь? – Он похлопал ресницами, словно разочарованная кокетка. Потом снял очки и протер их бумажной салфеткой, как будто бы это что-то могло изменить.

– А вот так! – Меня разбирал смех, но я мужественно сдерживалась, чтобы не нарушать торжественность момента.

– Но вы не можете… Сейчас, когда мы готовим к изданию два приложения. Людей и так будет не хватать.

– Это меня больше не касается, – я выдавила ледяную улыбку. Все шло как по маслу – именно так, как виделось мне иногда в самых дерзких снах. Я была хрестоматийной блондинистой стервой, а Степашкин – моей растерянной жертвой.

– Что ж, Александра, и вы уверены?

– Вы же сами сказали, что собираетесь меня уволить. Уверена на все двести процентов. И даже триста пятьдесят.

Когда-то, семь лет назад, я сидела в этом же кабинете и робко зачитывала Максиму Степашкину свое от руки написанное резюме. Я была совсем молодой, застенчивой, только что выпорхнувшей из университетских стен. Да и бессменный мой начальник был тогда значительно моложе, но все равно он казался мне серьезным и авторитетным; признаться честно, я его даже немного побаивалась. Тогда он принял меня на работу, и я стала зваться гордым словом «стажер». Потом доросла до должности корреспондента, ну а потом и редактором отдела стала.

И вот теперь, семь лет спустя, я увольняюсь со своей первой работы, которую я даже когда-то считала любимой. И притом ни капельки не волнуюсь.

– Вы же сами говорили, что такие работнички, как я, только место в офисе занимают. Зато теперь в моем кабинете можно будет устроить зимний сад.

– Какой еще зимний сад? – тупо переспросил он.

– Обыкновенный, – я пожала плечами, – с пальмами и, может быть, даже лимонными деревьями. Вы любите лимоны?

Степашкин потрясенно молчал.

– Я так и знала, что нет, – с притворной грустью вздохнула я, – что ж, может быть, оно и к лучшему. Ведь у вас и без всяких лимонов довольно кислый вид!

* * *

Так я потеряла работу.

Я шла по Стромынке и чувствовала себя легкой и свободной, как воздушный шарик, выпущенный из неосторожных рук. Мне двадцать восемь лет. Мужчины – опять нет. Работы – тоже. Равно как и денег – вот сейчас куплю сливочное эскимо, и кошелек похудеет, как красавица перед пляжным сезоном.

Зато мне завтра не придется разлеплять глаза под вой будильника. Зато мне больше не надо радовать мир никому не нужными сентенциями о пашминах, укороченных брюках и идиотских остроконечных колпаках… Зато, когда я, расправив плечи, проходила мимо группы молдавских гастарбайтеров, вслед мне раздалось: «Какая красавица!» Да знаю я, знаю, что они всем так говорят. Я просто пытаюсь сказать, что в офисном пыльном плену я разучилась радоваться жизни и теперь вдруг снова почувствовала себя готовой к приключениям и большим переменам.

К тому же у меня есть кое-что поважнее работы. Визитная карточка моей бывшей однокурсницы Леки Спиридоновой.

Помнится, несколько дней назад Лека пригласила меня попробовать свои силы на телевидении. А что, телевизионная карьера – это совсем неплохо.

ГЛАВА 2

Признаюсь честно, я всегда немного завидовала крутым бизнес-леди. Причем главным объектом моей зависти была, разумеется, не круглосуточная напряженная работа, а некий внешний лоск, вечный спутник карьерного успеха. Мне нравятся женщины, которые ходят на работу с массивными портфелями из крокодиловой кожи. Мне нравятся женщины, чей ледяной взгляд заточен в прямоугольник наимоднейших дизайнерских очков. Мне нравятся женщины, которые ловко объезжают московские пробки на «ауди» цвета металлик.

Мне никогда не стать такой. В офис я хожу в старых, видавших виды джинсах – во всех газетных редакциях царит неформальная домашняя атмосфера. Мой кабинет – это поцарапанный стол, внешним видом напоминающий школьную парту, и пыльный кактус на обшарпанном подоконнике.

Я задумчиво вертела в руках визитную карточку Леки Спиридоновой. Хм. Работа на телевидении. Воображение услужливо подбрасывает весьма заманчивые картинки. Вот я в атласном декольтированном платье поднимаюсь на сцену концертного зала «Россия», чтобы получить из рук Владимира Познера увесистую статуэтку «Тэфи». Мне рукоплещет зал, а я скромно улыбаюсь и прерывающимся от волнения голосом говорю в микрофон слова благодарности моим зрителям, моей маме и моему бывшему начальнику Максиму Леонидовичу Степашкину за то, что он был настолько невыносим, что мне пришлось уволиться и найти новую работу телеведущей.

За что же я собираюсь получить вожделенный приз? Да какая разница, я могла бы стать крутым профессионалом в любом телевизионном жанре – хоть ведущей вечерних новостей, хоть автором душещипательных документальных историй. Ведь я трудолюбива, коммуникативна и стрессоустойчива – во всяком случае, так написано в моем резюме (которое я, правда, скачала из Интернета, но кому какое дело?).

Итак, вечером я набрала Лекин номер.

Как ни странно, она меня сразу узнала и даже обрадовалась.

– Кашеварова! Как здорово, что ты все-таки позвонила! У нас такой аврал, ты как раз кстати. Я рассказала о тебе нашему начальнику, и он сказал, что ты нам подходишь.

Польщенная, я заулыбалась. Эх, жаль этот разговор не слышит Максим Степашкин. Он всегда говорил, что держит меня в офисе исключительно из человеколюбия. Мол, допустить мое присутствие в редакции – это благотворительный акт. Выходит, не правы вы были, глубокоуважаемый Максим Леонидович. Большой телевизионный босс считает меня достойным работником – вот так-то!

– И что же ты ему про меня рассказала? Что я работала редактором в газете и являюсь специалистом высокого класса?

– Нет, что ты высокая и блондинка, – простодушно объяснила Лека, – он у нас к блондинкам неравнодушен. Но ты не волнуйся, это сугубо теоретический интерес. Так что насчет завтра?

– Завтра? – растерялась я.

Если честно, я планировала недельку пожить в свое удовольствие. Спать до обеда, разгуливать по дому в ночнушке, не причесываться, смотреть ночные фильмы и объедаться заказанной по телефону пиццей.

– Ну да. Познакомишься со всеми, главный с тобой побеседует.

– Но я не готова к собеседованию…

– А чего готовиться? – хохотнула Спиридонова. – У тебя короткая юбка есть?

– Ну есть, конечно.

– Тогда считай, что подготовительный этап прошел успешно. Он даже не будет слушать, что ты ему говоришь. Работа тебе гарантирована. А послезавтра ты могла бы уже поехать на интервью.

– Ну, не знаю, – засомневалась я.

Перед глазами маячила ароматная пицца «Четыре сезона», упакованная в промасленную картонную коробку. И стопка кассет из видеопроката. И вместо этого маленького женского рая я должна отправиться на какое-то дурацкое интервью?

– Решайся, Кашеварова! – подстегивала Лека. – Работа хорошая. Подожди минутку, я загляну в график и посмотрю, с кем у нас послезавтра интервью, – она энергично зашелестела бумажками.

«Да с кем бы ни было, откажусь, – зевнув, решила я, – никуда эта работа от меня не убежит. Отосплюсь недельку, потом настанет черед и для интервью!»

– Так, слушай. Мастер-краснодеревщик. Русский, который работает ассистентом в доме моды «Шанель». И какой-то известный коллекционер антиквариата, между прочим, миллионер.

При слове «миллионер» я заинтересованно приподняла левую бровь.

– А сколько ему лет?

– Нашему начальнику? – дружелюбно уточнила Спиридонова. – Точно не знаю, но под сорок. А что?

– Да не начальнику, а миллионеру, дурочка!

– Кажется, лет тридцать пять. Я видела его фото в Интернете.

– И как?

– У нас высокоскоростной Интернет, выделенная линия, – похвасталась эта идиотка, – пять компьютеров. К тому же есть собственная информационно-поисковая система.

– Да я об этом коллекционере. Он симпатичный?

– Не знаю… Я как-то внимания не обратила. Ну, темненький такой, высокий. Кажется, волосы кудрявые.

А что, моя телевизионная карьера с каждой минутой обещает быть все интереснее и интереснее. Сначала речь шла просто о получении приза «Тэфи» (конечно, это только мечта, но разве не говорят психологи, что мысль материальна?), а теперь на сцене появился еще и раскудрявый красавец миллионер.