Марьяна Романова - Блондинка и брюнетка в поисках приключений

– Слушай, – улыбнулась я, – тебе никогда не хотелось попробовать жить красиво? Путешествовать по свету, покупать все, что тебе нравится, бездумно спать с роскошными мужчинами, искать приключения?

– Ну, – Мира задумчиво почесала нос и подлила себе чаю, – хотелось бы, естественно. Но я никогда об этом не думала. А что?

– Ты никогда не думала, потому что это невозможно, так? – улыбнулась я.

– Мы не можем знать будущее наперед, – нахмурилась Мира, – может быть, когда-нибудь на меня положит глаз какой-нибудь богач, и вот тогда…

– Когда-нибудь, какой-нибудь, – передразнила я, – а молодость уходит. Вот скажи, что ты будешь вспоминать на старости лет? Как ты мыкалась по офисам и кадровым агентствам? Как ты думала, что тебе купить – новые туфли или еду?

– Не понимаю, к чему ты клонишь. И при чем тут продажа моей квартиры.

– Зришь в корень, – похвалила я, – у меня вдруг появился такой план… Не знаю, осмелишься ли ты… Но если да, то мы могли бы стать богатыми праздными дамами! Хотя бы на некоторое время. Гедонистками, которые мотаются по миру в поисках приключений… Не волнуйся, я не аферистка. Я могла бы прописать тебя в свою квартиру. Твою квартиру можно продать тысяч за… – прищурившись, я осмотрелась по сторонам, – шестьдесят. Представляешь, сколько стран мы могли бы объехать на эти деньги?

– Ну спасибо, – возмутилась Мира, – годик помотаемся по свету, а потом я стану бомжом?

– Для тупых повторяю, – вздохнула я, – я пропишу тебя в свою квартиру. У меня двухкомнатная. Жить будем вместе. Так даже веселее. Вернемся из путешествия, найдем работу и заживем как все нормальные люди. Но до этого, – я мечтательно прикрыла глаза, – моря, незнакомые города, красивые мужчины, платья, яхты, дорогие рестораны…

– Стой-стой, – испуганно перебила Мира, – только не говори, что ты это всерьез.

Я взглянула на нее – в Мириных глазах блеснул огонек заинтересованности, в который она сама боязливо не верила.

– Лондон, Париж, Амстердам, – перечисляла я, чтобы добить ее окончательно, – аукционы, рауты, скачки…

– Нет, – Мира встряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, – это опрометчивый глупый поступок. На который могут решиться разве что безголовые девчонки, которым наплевать на собственное будущее. Мой ответ – нет!

Ее глаза говорили сами за себя. Я улыбнулась.

Я знала, знала заранее, что она согласится.

Кто она была – ведьма, наделенная даром гипноза, или просто беспечная девчонка, лихая прожигательница жизни, убедившая меня, что самое главное – это настоящий момент?

Покупатели на квартиру нашлись быстро – Настасья боялась, что я передумаю, и рулила процессом с отчаянием смертельно больного человека, пытающегося в отведенные ему считанные часы хоть как-то уладить земные дела. Я не успела опомниться, как она подсунула мне какие-то бумаги. Корявая роспись – я с ужасом осознаю, что привычная квартира больше мне не принадлежит.

У Настасьи мне понравилось, несмотря на хронический беспорядок. У нее была трогательно девчоночья квартира, похожая на кукольный домик. Старомодные обои в цветочек, неприхотливые суккуленты в сиреневых горшках, розовое плюшевое покрывало, залежи косметики в ванной, миниатюрные чашки для гостей и огромная пиала с Винни Пухом для хозяйки.

Мое переселение вспоминается мне как в бреду – Настасья спешно освободила комнату, которая служила ей гостиной, и помогала мне раскладывать одежду по полочкам шкафа. Мы увлеченно спорили о том, как будет устроен наш быт, и даже сочинили график дежурств по квартире. Мы говорили о чем угодно, только не о самом главном, потому что обеим было как-то не по себе. Мое состояние в те дни можно сравнить с коктейлем ужаса и адреналинового восторга, который испытывает человек, оказавшийся на «американской горке».

Хорошо еще, что бытовые данности требовали постоянного ментального присутствия – забрать трудовые книжки, оформить загранпаспорта и специальные долгосрочные визы – чтобы можно было переезжать из одной страны в другую, не возвращаясь каждый раз в Москву. Покупка путеводителей и долгие увлеченные споры о маршруте – нам хотелось объять весь мир, но мы понимали, что начать придется с какого-то одного города. То мы мечтали о пахнущем круассанами и горячим шоколадом Париже, то нам грезилась бухта всех лишенных воображения романтиков – Венеция, то мы задумчиво читали статьи о распродажах в Нью-Йорке.

В конце концов нами было принято решение – погружаться в кратковременное миллионерское счастье постепенно, чтобы не сойти с ума. Не спеша купить все необходимое в Москве, а потом отправиться в старушку Европу, которая станет промежуточным этапом на пути к настоящей экзотике.

В конце концов, так и не придя к единогласному решению, мы решили положиться на удачу – написали названия городов на картонных прямоугольничках, перемешали их в новой фетровой шляпе Настасьи, потом я вытянула один и…

… Лондон!

И сразу все стало на свои места. И сразу выяснилось, что Лондон – это как раз то, о чем обе мы мечтаем. Старинные мостовые и старомодные телефонные автоматы, двухэтажные автобусы, снобская Бонд-стрит и легкомысленный район Сохо, шляпки по две тысячи фунтов, бледные девушки с нежными веснушками и сдержанные молодые люди в твидовых пиджаках…

Берегись, Лондон, к тебе едут Мира и Настасья, прожигательницы жизни и пожирательницы мужчин!

В лайнере «Бритиш Айрвейс» нам досталось место рядом с девицей примерно нашего возраста, которая представилась как «Кристина, визуальный мерчендайзер». Мы сразу прониклись к ней уважением, хотя до конца полета так и не поняли, в чем именно состоят ее профессиональные обязанности или хотя бы к какой области они относятся.

Посовещавшись, мы пришли к единогласному решению, что она, скорее, не хороша собой, а в высшей степени ухожена. Хотя сама Кристина нагло преподносила себя как красавицу.

Она первая с нами заговорила. Вот как вышло: улыбчивая стюардесса на певучем английском попросила ее поставить сумку под сиденье впереди стоящего кресла. Кристина возмутилась, хотя ее массивный коричневый баул едва ли вообще соотносился с понятием «ручная кладь». Стюардесса вежливо, но твердо стояла на своем. И тогда, нехотя подчинившись, Кристина повернулась к нам и, приподняв на лоб темные очки от «Гуччи», со вздохом пожаловалась:

– Кошмар, неужели моя сумка за две тысячи долларов должна стоять на замызганном полу?

Мы с Настасьей уставились сначала на баул, потом друг на друга. Шутит она, что ли, – две тысячи долларов за какую-то потертую сумку? Хотя я, разумеется, слышала об аксессуарах от-кутюр, которые выпускаются всего в нескольких экземплярах, являются предметом вожделения всех подписчиков журнала «Вог» и достаются, как правило, кому-нибудь вроде Ксении Собчак. Но на мой неискушенный взгляд, багаж нашей соседки выглядел если не убого, то как-то незаметно.

Во взгляде Настасьи я прочитала неприкрытое восхищение. Настя у нас такая – этикетки и ценники действуют на нее как волшебная дудочка на крысу. Стоит ей увидеть лейбл «Готье» или «Кензо», как она готова признать помеченную им тряпку гениальным шедевром портновского искусства. Недавно я сама была свидетельницей того, как Настя купила ужасный перекособоченный свитер только потому, что он стоил двести долларов. Ее логика наивна: «Если за эту вещь просят такие деньги, значит, она их стоит!»

– Ну что за жизнь! – сокрушалась Кристина.

– Мне бы такую, – простодушно вздохнула Настасья.

Соседка посмотрела на нее (ну и на меня заодно) заинтересованно. Я заметила, что ее небольшие голубые глазенки буквально нас сканируют, замечая внешние противоречия недавно и резко разбогатевших девушек. У нас обеих был свежайший маникюр, дорогие стрижки, новые модные духи и дизайнерские куртки. В то же время на Насте были видавшие виды кеды «Конверс», которые лично у меня ассоциировались с тоскливыми школьными уроками физкультуры. А я держала на коленях тряпичную сумочку из молодежного магазина «Манго».

Кристина криво улыбнулась и представилась. Я поняла, что она решила: мы ей не чета, но в то же время с нами можно поболтать, убивая медленно тянущееся время полета. К тому же за наш счет неплохо было бы поднять собственную самооценку, купаясь в нашей зависти, как в молочной ванне Клеопатры. Я таких высокомерных девиц просто терпеть не могу. Хотя и понимаю, что дело тут не в принципиальности, а в каких-то внутренних комплексах: просто я знаю, что мне никогда не стать такой же шикарной и наглой, как они. Но ничего: во-первых, мы тоже не лыком шиты и носим куртки от «Мэйнэйм», а во-вторых, не зря же мама мне твердила, что главное духовность. Я легко смогу выбить почву из-под ее раздражающе стройных ног, заведя разговор, который она не сможет поддержать в силу низкого интеллекта. Например, о философии Канта. Нахмурившись, я поняла, что из философии Канта знаю только то, что он родился в Кенигсберге.

И тут Настя спросила, сложив ручки на груди:

– А откуда у вас такая дорогая сумочка?

Я умоляюще на нее посмотрела. Неужели Настасья не понимает, что разговор двух женщин – это в некотором роде поединок, выяснение, кто сумел забраться выше по социальной лестнице. Что ни в коем случае нельзя так простодушно восхищаться сумками малознакомых профурсеток. Если кто-то тычет тебе в лицо дорогой сумочкой, то стоит с презрительной улыбкой вытянуть руку, сверкнуть купленными в палатке часами и с равнодушным зевком соврать, что это «Лонжин».

Но было поздно – на мерзком лице Кристины появилась самодовольная ухмылка.

– Любовник подарил.

Рот Настасьи открылся еще шире, его примеру последовали и глаза. В тот момент она была похожа на симпатичную, но невероятно тупую сову.

– Да ты что?! А я-то, дура, радовалась, когда любовники приносили мне коробку «Рафаэлло»!