И вот когда мы уже вышли из ресторана и Валерий отошел, чтобы позвонить этому Джону МакДоннелу, Мира вдруг, понизив голос, спросила:

– А ты заметила, что было в ресторане? Этот Валерий весь последний час лапал под столом мои колени!

Я опешила.

А вот Мира, как мне показалось, сияла препротивной улыбкой победителя.

МИРА

За окном автобуса теснились неприветливые горы, подпирающие низкое, в неаккуратных рваных тучах небо. Первый час мы сидели, отвернувшись друг от друга, и молчали. Настасья пыталась делать вид, что она увлечена прослушиванием нового диска Робби Уильямса, ну а я уткнулась в книгу на английском, которую купила специально для того, чтобы совершенствовать язык. Не прочитав и половины первой странички, я поняла, что книга для меня слишком сложна и, скорее всего, ее удел – навсегда осесть на пыльной полке в шкафу.

Грустно-то как…

Ну как ей объяснить? Как дать понять этой дурочке, что я не могла поступить иначе?

Признаюсь, ресторанное полуэротическое приключение немножко сбило меня с толку. Я точно знала, что Валерий подошел к нам, привлеченный Настиной красотой. Я точно знала, что он рискнул заговорить с двумя незнакомыми барышнями только потому, что ему хотелось хоть пару минут побыть в обществе сногсшибательной блондинки. Ревность к чужой красоте, досада на примитивное устройство мужских организмов и внезапное понимание того, что игнорирующий меня мужчина нравится мне самой все больше и больше мешали мне насладиться красотами Эдинбурга и обществом самого Валеры. Но потом мне, как всегда, удалось договориться с собственной совестью.

Я смирилась – видит бог, это было непросто. Приняла обстоятельства такими, какие они есть. Убедила себя в том, что Валерий не так уж мне и симпатичен. Строго напомнила себе, что курортный роман без всяких перспектив нельзя сравнивать с настоящей дружбой. Настя переспит с Валерой, да и забудет о нем. Да и он из породы охотников. Вдохнет ее запах, сожмет ее в медвежьих голодных объятиях, истерзает ее поцелуями-укусами, лживыми влажными обещаниями, а утром по-джентльменски сварит для нее кофе и распрощается с ней навсегда. Да, так оно и будет.

Вдохнет ее запах…

Сожмет в объятиях…

Как могла, я наслаждалась замечательным вечером в незнакомом городе, пусть даже я и пребывала в досадной роли «третьей лишней». Ресторан, в который привел нас Валерий, был восхитительным, я успела проголодаться и околеть от холода.

Поглощать изумительную пищу, смаковать на языке острый китайский соус, полностью отдаваться физическому наслаждению и не думать, не думать, не думать о том, что моей лучшей подруге сегодняшней ночью перепадет физическое наслаждение совершенно иного порядка.

Но в середине вечера я с изумлением почувствовала, что расстановка сил меняется, причем без всяких усилий с моей стороны. Валера посматривал на меня все чаще и чаще. Сначала в его взгляде было простое любопытство, потом – заинтересованность, потом – тепло. Ну а потом его широкая, волнующе сильная рука нырнула под скатерть и нащупала мое колено.

Я смутилась, как девчонка. И на то была причина – конечно же, я подумала, что произошло недоразумение. Его тайная ласка была адресована Настасье, а не мне. Он просто перепутал, и вот поставил меня в неловкое положение! Как мне теперь выкрутиться? Тихонько переложить ласковую ладонь на бедро подруги?! Незаметно написать ему на салфетке, что он ошибся?

В самом разгаре моих душевных метаний Валера посмотрел мне прямо в глаза, и его внимательный, чуть насмешливый, слегка вопросительный взгляд сразу же расставил все по своим местам.

Мне стало горячо, как будто бы я без всякой подготовки вспорхнула на самую верхнюю лавочку русской парной.

Никакой ошибки не произошло. Плевать он хотел на мою красивую подругу Настасью. Даже несмотря на то, что она блондинка. Даже несмотря на то, что ее ноги произрастают из ушных раковин – во всяком случае, на такой анатомический расклад намекает их внушительная длина.

Валерий хочет меня.

Меня!!!

В пряном вкусе победы была лишь одна горчинка. Как отреагирует на это все Настасья? Я прекрасно видела, как она на него смотрит, и знала, о чем она думает. Настасья, в отличие от меня, не умеет относиться к неприятностям философски. Особенно это касается неудач на личном фронте. Она не простит мне переметнувшегося кавалера. Одно дело, если бы Валерию с самого начала приглянулась я, и совсем другое – когда мужчина посреди романтического ужина вдруг меняет свои приоритеты.

И еще… Еще странное чувство крепло во мне, холодным пудингом дразняще дрожало где-то в районе солнечного сплетения. Предвкушение неминуемой опасности. Я не была знакома с Валерием и нескольких часов, но уже понимала, что от этого мужчины ждать мне неприятностей. Наверное, в первый раз в жизни я, пытаясь разложить происходящее по логичным полочкам, чувствовала себя до ярости бессильной.

Поэтому я даже обрадовалась, когда Валерий заговорил о МакДоннеле, и обеими руками ухватилась за идею немедленно уехать из Эдинбурга. Все равно куда. А хоть бы и в замок с привидениями.

И вот мы молча сидели в автобусе, и я смотрела на чинно проплывающий за окном пейзаж, а Настасья вообще закрыла глаза. Уголки ее губ были скорбно опущены. Она выглядела усталой и грустной.

Я не выдержала первой. Тронула ее за плечо.

– Насть…

Плечо суетливо дернулось, сбрасывая мою ладонь.

– Ну, Насть! – Нащупав ее плеер, я надавила на кнопку «пауза». – Я должна была сразу тебе сказать… я не могла отпустить его, честное слово. Это было сильнее меня самой.

Она резко повернулась ко мне. Ее лицо побледнело и больше не выглядело таким раздражающе привлекательным. Зависть ее отнюдь не украшала.

– Но ты поступила нечестно! – воскликнула она.

– Настасья… Послушай меня и постарайся понять. Я была готова заколоть тебя ножом для льда, как Шарон Стоун. Я не знаю, что он сделал со мной. Правда! Я бы никогда не стала бы заигрывать с ним из вредности! Ведь сначала ему понравилась ты, и это было видно!

Ее голос смягчился:

– Ты считаешь?… Но я только не могу понять, чем же это тебе удалось его взять? Ведь я тоже не опускала рук… Роскошный мужик, ничего не скажешь.

– Сама не знаю. Может быть, дело в биохимии. От меня, наверное, шли такие мощные импульсы, что даже его психика пошатнулась… Настька, я, кажется, влюбилась!

Ее глаза округлились, раздражение уступило место изумлению. Мне даже как-то неловко стало – неужели из-за простого признания в любви надо таращиться на меня, как на гуманоида? Какую же репутацию я сама себе невольно создала?

– Не смеши меня, – неуверенно сказала она, – ты его совсем не знаешь. Как ты можешь говорить, что влюбилась?

– Какой ужас, сейчас я рассуждаю, как ты, а ты – как я, – расхохоталась я, – мы будто бы местами поменялись. Тебе не кажется это странным?

– Хорошо, что при этой рокировке я осталась при своих стройных ногах, – буркнула Настасья, но по ее расслабившемуся лицу было ясно, что хотя бы дуться она перестала, – влюбилась… И что же ты планируешь делать?

– Сама не знаю, – протянула я, – если честно, я в ужасе. То, что я пересплю с ним, уже не обсуждается. Но дальше… Первый секс – это не победа, а просто само собой разумеющийся этап.

– Рано или поздно он вернется в Россию, – сказала Настасья со скучающим лицом, – вы воссоединитесь, нарожаете малышей, и ты будешь спать в бигудях.

– Да ну тебя. Рано или поздно – это мне не подходит. Мне он нужен сейчас, немедленно.

– Боишься перегореть? – уголком губы усмехнулась она.

– Нет, не хочу терять времени… Да что там, не слушай ты меня. Несу какую-то чушь.

– Ну почему, звучит романтично… Хочешь, выйдем на следующей остановке и вернемся обратно в Эдинбург?

– Ну уж нет. Мне необходимо подумать. К тому же, я совсем не эгоистка, – подмигнула я, – без мужика я тебя уже оставила. Не могу же я допустить, чтобы ты ко всему прочему осталась без своего призрака?

* * *

Валерий так живописно доложил нам обо всех неприятных болячках, которыми был мучим таинственный мистер МакДоннел, что мы поневоле представляли его себе дряхлым стариком. Каково же было наше удивление, когда на автобусной остановке нас встретил мужчина в самом расцвете сил. Ему было от силы лет сорок пять. Его темные волосы симпатично курчавились вокруг смуглого неулыбчивого лица. Не могу назвать его привлекательным. У него была неровная кожа и крупноватые черты лица, к тому же МакДоннел был склонен к полноте и весьма неуспешно пытался скрыть это с помощью рубашки на три размера большей, чем ему требовалось. Под развевающейся на ветру хламидой отчетливо прорисовывался тугой животик («Седьмой месяц беременности», – прикинув, решила я).

Он не помог нам спустить чемоданы с автобусных ступеней. Стоял, засунув большие пальцы в карманы джинсов, и наблюдал, как мы пыхтим и корячимся.

– Значит, это вы русские? – без улыбки спросил он. – Предупреждаю сразу, что могу пустить вас только на одну ночь.

Настасья выстрелила в меня таким убийственным взглядом, словно это была моя идея сорваться из уютного исхоженного вдоль и поперек Лондона и рвануть в неприветливую горную глушь. Я пожала плечами и ободрительно ей улыбнулась.

– Меня зовут Мира, а это – Настасья, – сказала я, протягивая невоспитанному шотландцу руку.

Он даже не пошевелился, так что мне пришлось сделать вид, что рука была вытянута просто так, для физкультурной разминки. Я вытянула вторую руку, а потом несколько раз присела. Настасья смотрела на меня как на умалишенную. Ей было не понять, что я всего лишь пытаюсь спасти МакДоннела от конфуза.

– Ладно, пойдемте, – буркнул он, – надеюсь, Валерий предупредил вас, что завтра вы должны будете уехать рано утром. Я собираюсь в Эдинбург на шестичасовом автобусе.

С этими словами он ловко нырнул в придорожные кусты, и нам потребовалось время, чтобы понять: нам следует идти за ним.