Эллен нахмурилась и подняла подбородок.

– Думаю, им будет полезно общение с другими детьми, – твердым голосом сказала она. – Но я стану сильно скучать по ним. – Эллен присела перед дочками, обняла их – одну правой рукой, другую левой – и крепко прижала к себе. – Будьте умницами, мои маленькие леди.

– Будем, мамочка! – хором ответили Брук и Мелани.

Ночью в спальне – они спали в одной комнате, хотя каждая из них могла бы иметь отдельную, – Мелани и Брук разговаривали о своем первом дне в школе.

– Мы там единственные близнецы, – нахмурилась Мелани. – Все остальные дети – по одному.

– Нам повезло.

– Но, Брук, что, если…

– Если что?

– Что, если… – прошептала Мелани. – Что, если всегда рождаются близнецы, а потом один из них умирает?

– Мелли!

– Что, если именно так все и происходит в жизни?

– Нет.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Мелани помолчала.

– Брук, пообещай мне, что если я умру, то смогу стать твоей тенью, – настойчиво сказала Мелани.

– Я вообще не стану разговаривать с тобой, если ты будешь говорить такие вещи.

– Пообещай мне.

– Обещаю.

В течение нескольких минут они задумчиво жевали шоколадное печенье. И вдруг обе одновременно снова испытали беспокойство, вызванное еще одним неприятным воспоминанием об их первом школьном дне. Брук начала спрашивать, а Мелани закончила вопрос.

– Ты думаешь, мамочка…

– …хочет, чтобы нас у нее вообще не было?

– Двойная работа.

– Но мы же помогаем ей.

– Может быть, нам стоило помогать ей больше.

– Да, стоило бы.

– Мы будем помогать ей больше, – договорились они, серьезно кивнув головками.

– Брук, что значит «как две капли воды»? – через несколько секунд спросила Мелани.

– Мамочка говорит, что это означает «совершенно похожие».

– Но учительница сказала, что мы не похожи. А ведь мы абсолютно похожи, – твердым тоном заявила Мелани.

Брук и Мелани насмотрелись в зеркало. В первые четыре года их жизни и в течение девяти месяцев до рождения они были неразлучны. Тот же самый размер. Та же самая форма. Те же самые мысли и идеи. Они расчесывали друг другу волосы смотрели друг другу в глаза и полагали, что видят собственное отражение.

Шесть месяцев назад Брук сделала для себя открытие, что они не совсем похожи, когда, не веря своим глазам, уставилась на отражение в оконном стекле, увидев там совсем другую маленькую девочку. Это взволновало и расстроило ее. Но она не стала ничего говорить Мелани, потому что знала наверняка: Мелани тоже расстроится.

– Нет. Мы совершенно похожи внутри, – серьезно объяснила тогда Брук сестренке. – Но выглядим мы по-разному. Именно поэтому люди могут различать нас.

Мелани покорно пошла вслед за Брук в спальню родителей, где стояло большое зеркало.

– Видишь? – спросила Брук, когда они встали перед зеркалом. – Твои волосы желтые, а мои – коричневые.

– Но это единственное различие, – пожала плечами Мелани.

– Твои глаза тоже синие, но светлее, – настаивала Брук.

Она одна страдала в течение шести месяцев и теперь чувствовала наконец облегчение, что сможет разделить это открытие с Мелани.

Мелани уставилась в зеркало на свои светло-голубые глаза. Они были такого цвета, как небо в летний день. Мелани никогда раньше не видела такого цвета глаз. Она хорошо знала только глаза Брук, но они действительно были другими. Глаза Брук были синие – цвета океана, а не небесно-голубые. Мелани смотрела на свое отражение, загипнотизированная собственными глазами, наполовину ненавидя их, наполовину заинтригованная их красивым цветом. И чем дольше Мелани смотрела в зеркало, тем больше ей нравились светло-голубые глаза, уставившиеся на нее. А еще ей нравился золотой нимб, обрамлявший ее лицо.

– Может быть, в конце концов, даже лучше не быть абсолютно похожими, – наконец сделала заключение Мелани.

В раннем детстве Брук и Мелани выглядели и вели себя так, что ни у кого не возникало сомнения – это, конечно, близнецы. Одинаковость была более характерной, чем различие. Мелани и Брук воплотили в себе смешанную идентичность, а не отчетливую похожесть. Они воспринимались как нечто целое – близнецы Чандлер.

По мере того как девочки росли, проявлялась уникальная личность каждой из них. Но они оставались близнецами и не могли быть просто Брук и Мелани. Закон «целостности» близнецов все еще существовал. Но появлялось все больше различий, каждая из них превратилась в противоположность другой половины. Золотоволосая и темноволосая, умная и спортивная, веселая и обязательная, счастливая и серьезная, красивая…

Такие определения, произносимые иногда всерьез, иногда в шутку, исходили и от учителей, и от друзей, и от семьи. В начальной школе Мелани и Брук не обращали внимания на эти ярлыки. Они знали, что внутри были похожи. Они делились друг с другом всем, превосходно понимали друг друга даже без слов и были лучшими подругами.

Но однажды в шестом классе Мелани не выбрала Брук в свою команду для игры в классики.

– Мелани, почему ты не выбрала меня? – В темно-синих глазах Брук блестели слезы.

– Ты плохо прыгаешь в классики. Ты совершенно не спортивная, – просто ответила Мелани, удивленная реакцией Брук.

– Но я… мы… близнецы, – пробормотала Брук.

– Брук, ты говоришь глупости. Если бы ты была капитаном команды по правописанию, ты бы выбрала меня?

– Да! Конечно!

– Это было бы глупо, Брук, – спокойно настаивала Мелани. – Ты бы не выиграла, если бы взяла меня в команду.

– Все равно.

– Это было бы глупо. А ты совсем не глупая.

Когда по щекам Брук потекли слезы, глаза Мелани тоже наполнились слезами, потому что они все еще были одно целое. Когда одна огорчалась, другая чувствовала от этого боль.

– Брук! – закричала Мелани, обняла сестру и крепко прижалась к ней. – Пожалуйста, не плачь. Прости меня. Давай уйдем куда-нибудь. Мне совсем не хочется играть в классики – это глупая игра!

Однажды летом, когда девочкам уже исполнилось по тринадцать лет, случилось то, чего они не могли ни изменить, ни взять под свой контроль, ни остановить. Произошло то, на что они не могли не обращать внимания и что сделало их чужими.

В то лето Мелани совершенно неожиданно стала красавицей. Из симпатичного золотоволосого ребенка она превратилась в красавицу, при виде которой захватывало дух, сердце замирало, а голова кружилась. Все головы поворачивались им вслед, когда они шли вместе – пока Брук мирилась с ролью «менее красивой», а с губ прохожих невольно слетали охи и ахи, и рты растягивались в радостных улыбках.

Мелани улыбалась в ответ – счастливая, сияющая. Ведь это она, Мелани, нравится всем. До чего же весело! Но почему Брук такая грустная? Брук, улыбнись!

Нет, Брук не могла улыбаться. Это слишком сильно обижало ее. Иногда поклонники Мелани с фотокамерами вели себя бесцеремонно и просили Брук отойти в сторону, чтобы она не попала в кадр…

Брук отходила в сторону и совершенно исчезала из виду. Она скрывалась в убежище своих ярлыков – умная, эрудированная, способная, компетентная, серьезная, обязательная Брук – и избегала того, какой была Мелани. Мелани сначала удивлялась и обижалась, что Брук стала держаться от нее подальше, но потом быстро пришла в себя и нашла утешение в удивительном ощущении быть такой поразительно красивой, счастливой, пользующейся общей симпатией близняшкой.

Брук и Мелани больше не составляли единое целое и не являлись половинками этого целого. Теперь они стали просто сестрами и, оставаясь детьми одних родителей, соревновались между собой, как любые другие сестры или близкие родственники. Но их конкуренция была даже хуже, потому что огромное значение приобрели прилипшие к ним ярлыки. Лучший близнец, любимый близнец…

Эллен и Дуглас Чандлер наблюдали, как росли их дочери-близнецы, и испытывали смешанное чувство гордости, удивления и беспокойства. Каждая из двух девочек была необычной сама по себе, каждая обладала исключительными талантами и представляла собой личность. Но связь между близнецами всегда особенная. Родители близнецов поражаются превосходному общению своих детей: один начинает что-то говорить, о чем-то размышлять, а другой тут же подхватывает и заканчивает. Даже бессловесное общение между Брук и Мелани казалось непринужденным, легким и дивным.

Но восхищение Эллен и Дугласа переросло в беспомощное беспокойство, когда они стали замечать, как настойчиво и непреклонно их дочери-подростки начали отрицать связь между собой. Каждая из сестер-близнецов пыталась отчаянно и упрямо доказать, что она не является частью единого целого. Не было никакого сходства между ними, ничего общего. Больше у них не было ни общих друзей, ни общих интересов, ни общего веселья. Они даже перестали справлять вместе свой день рождения.

Когда дочери из маленьких девочек превратились в девушек, Эллен задумалась: а знает ли она их вообще? Какими женщинами они станут? «Женщинами, владеющими собой, – решила Эллен. – Владеющими собой, настойчивыми, скрытными женщинами».

Сердце у Эллен начинало болеть, когда она наблюдала, как Брук борется с красотой Мелани. Сначала Брук стала искать утешение в еде. Ее смуглое симпатичное личико и стройное молодое тело стали толстыми, вызывая обидное сожаление. Тогда Брук впала в другую крайность. Она вообще перестала есть и стала худющей – еще худее, чем Мелани. Но потом Брук обнаружила, что строгая дисциплина и контроль над собой помогут ей пережить любую боль и добиться результатов. В итоге Брук с головой окунулась в свои собственные успехи и достижения.

– Дорогая, – Эллен с любовью гладила коротко остриженные темно-каштановые волосы Брук – полную противоположность светлым локонам Мелани, – когда ты повзрослеешь и будешь учиться в колледже, ты станешь очень красивой.

Эллен знала, что это правда. Брук превратится в смуглую, соблазнительную, страстную красавицу. Рано или поздно это произойдет. Сейчас же, в пятнадцать лет, Брук заставляла себя не обращать внимания на внешность. Ее одежда – в мрачных синих, коричневых и серых тонах – казалась и аккуратной, и опрятной, и деловой. Но Брук станет красавицей.