Алёна Белозерская - Близнецы страсти

Размышляя о том, в какую страну ей лучше уехать, она вздрогнула от внезапного телефонного звонка. Это был Романов-старший, говорить с которым у нее не было желания. Но женщина все-таки взяла трубку, решив не отказывать ему в разговоре, так как встречаться с ним она больше не собиралась, следовательно, нужно было попрощаться по телефону. Потом она подумала, что распространяться о своем отъезде ей не следует, так как Романов непременно помешает ей забрать внука.

– Слушаю вас, Александр Борисович, – сказала она.

– Хочу поговорить с тобой. – Романов тоже не поздоровался. – Приезжай.

Отказаться, прикрывшись тем, что ей не с кем оставить ребенка, не было возможности. Сашу еще вчера забрала сестра Влада, вместе они отдыхали за городом, где у мужа Лиды имелся небольшой домик в живописном местечке на реке Нара. С ними уехала и бабушка Саши, соскучившаяся по внуку. Женщина судорожно искала причину для отказа и не сразу сообразила, что Романов уже давно отключился. Выругавшись, она бросила телефон на диван и прошла в спальню выбрать наряд, в котором она покажется перед свекром. Зная, что тот не любит яркие цвета и слишком вычурный крой, она решила надеть простое черное платье. Сделав легкий макияж, она придирчиво осмотрела себя в зеркало, натянула тонкие короткие перчатки бордового цвета, чтобы ее общий вид не казался таким мрачным, взяла солнечные очки и вышла на улицу. Пройдясь немного и подышав прохладным воздухом, она поймала такси, назвала адрес Романовых и задумчиво откинулась на спинку сиденья. Ей не понравился тон голоса, которым свекор говорил с ней. В нем слышались категоричность и некая наглость, заставившая ее напряженно размышлять о том, что задумал этот гадкий старик.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, она позвонила. Романов лично открыл дверь, что было удивительным, так как обычно подобные манипуляции вместо него проделывал секретарь. Она прошла по длинному коридору к кабинету, куда ее попросили проследовать. Похоже, что в квартире, кроме них, не было никого, это также вызывало подозрения. Неприятный холодок пробежал по ее позвоночнику. Это было очень похоже на то страшное ощущение беспомощности, когда в темноте квартиры ей чудились чьи-то зловещие шаги, несущие в себе неясную угрозу.

В кабинете Романова она до того была лишь один раз, поэтому с интересом осмотрелась. Это была типичная рабочая комната делового человека, в ней находилось множество книжных шкафов, у окна, завешенного плотной шторой, стоял массивный стол с огромным монитором. Два кресла, мягкий диван и низкий столик завершали обстановку.

– Присаживайся. – Романов указал рукой на кресло. – Выпьешь что-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Не стану тянуть с указанием причины, по которой я просил тебя приехать. Разговор нам предстоит серьезный. Надеюсь, мы договоримся.

– О чем? – спросила она, но уже поняла, каким будет ответ.

– Внук останется со мной, – Романов подтвердил правильность ее догадки. – Ты подпишешь все необходимые бумаги и уберешься из Москвы.

– Я не собираюсь отказываться от сына, – сказала она, пристально глядя в лицо Романова, которое резко побледнело.

– Ты сделаешь так, как я скажу, – процедил он сквозь зубы и, подойдя к столу, присел в кресло.

Романов наклонился к нижней полке, достал папку и швырнул ее женщине, положил перед собой пистолет, словно намекая, что разговор закончится именно так, как того пожелает он.

– Александр Борисович, – медленно протянула она, даже не посмотрев на папку, упавшую рядом с ней в кресло, – что вы собираетесь делать? Застрелить меня? Уберите оружие, не нагнетайте атмосферу.

– Замолчи! – потребовал Романов. – И признайся! Ты убила Владислава?

В лице его было столько ненависти, что женщина отпрянула в сторону.

– Опомнитесь! – вскричала она. – И вдумайтесь в то, что говорите. Я не могла убить мужа, потому что я любила его!

– Такие убогие люди, как мой сын и ты, не способны любить, – сказал Романов. – Подписывай документы, – снова потребовал он, но уже более спокойным тоном, и погладил пальцем блестящую поверхность пистолета.

– Не подпишу.

– Тогда все это, – Романов кивком головы указал на папку, – я пущу в дело.

– Не осмелитесь.

Она поднялась и быстро подошла к столу Романова. Тот от неожиданности вжался в спинку кресла, потом схватил пистолет, но она резким движением выбила оружие из его руки. Пистолет упал на пол. Женщина поддела его носком туфли, наклонилась и подняла.

– Что за глупые угрозы, – улыбнулась она, трогая рукой, облаченной в тонкую перчатку, прохладный металл. – Зачем? Лучше оставим все как есть. Я – ваша любимая невестка, мать вашего единственного внука. Не стоит ничего менять. Все так хорошо устроилось! Но если вы вздумаете переписать историю, это причинит неудобства и вам, и мне.

– Какая же ты дрянь! Это ведь ты сбила моего сына с толку!

– Он не маленький мальчик! Сам принимал решение, поэтому не сто́ит всю вину валить на меня.

– Только ты виновна в том, что произошло! И тогда, и теперь. Ты убила свою сестру и моего мальчика! А я, старый глупец, подчищал за вами грязь, хотя мне нужно было повести себя иначе.

– Хотите сейчас сдать меня полиции? – рассмеялась женщина. – А как же ваша репутация? Министерское кресло? Дорогой Александр Борисович, когда люди узнают, что вы скрыли следы преступления, все это будет для вас потеряно. Навсегда.

– Мне не страшно, – сказал Романов, глядя на пистолет в руках невестки. – А вот ты должна бояться. Но я дам тебе шанс уйти из этой квартиры. Оставь мне внука и уезжай. Когда ты подпишешь бумаги, мы оба забудем обо всем.

– Мальчик останется со мной, – произнесла она мягким, полным сожаления тоном.

Это взбесило Романова. Он резво подскочил к женщине и ударил ее по лицу, потом еще раз. Она дернулась в сторону, выставив руку перед собой, чтобы защититься от его ударов. Романов вновь бросился к ней и внезапно вскрикнул от боли – раздался выстрел. Женщина смотрела, как он схватился руками за стол, пытаясь удержаться, не упасть, и что-то хрипло прошептал, но она не услышала, что именно. Толкнула его в плечо, и Романов тяжело упал на гладкую поверхность стола, по которой быстро расплылось яркое кровавое пятно.

Она выглянула из кабинета, проверяя, действительно ли они одни в квартире, прошлась по всем комнатам и вернулась обратно. Подошла к упавшей на пол папке, открыла ее, быстро пробежалась глазами по листкам бумаги и положила папку в свою сумку. Достала телефон и набрала номер. Через два гудка она услышала знакомый голос.

– Рэм, – спокойно, без дрожи в голосе сказала она в трубку, – это я, Вероника. Мне нужна помощь.

Он не любил солнце, завтраки и ранний подъем, поэтому шторы в его квартире всегда были опущены, и солнце не подглядывало за ним. Просыпался он позже двенадцати, следовательно, омлетов и положенного утреннего чая с бутербродами в его жизни тоже не было. Рэм Галеев всегда делал только то, что ему нравилось, но в последнее время он пребывал в состоянии странной, абсолютно не присущей ему апатии и начал изменять своим прежним привычкам, ставшим неизменными спутницами его комфортного существования. Сейчас он, несмотря на то что ложился в постель далеко за полночь, рано просыпался или вовсе лежал без сна на теплых простынях, мечтая, чтобы утро скорее наступило. Подгоняя его приближение, Рэм подходил к окну, с шумом раздвигал шторы и ждал, когда взойдет солнце. Жмурясь от его ярких лучей, чувствуя, как в душе его вместе с зарей возрождается знакомая боль, он отходил от окна в глубину комнаты, садился в кресло и в таком неподвижном положении мог просидеть несколько часов подряд. Рэм чувствовал безграничную усталость, однако ничего не делал, чтобы освободиться от гнета грусти и тоски, опутавших его своей паутиной.

В эту ночь, как и в две предыдущие, он не сомкнул глаз, неподвижно лежал рядом с одной из своих многочисленных подруг и смотрел в пространство перед собой. Горячая рука Ланы буквально опаляла кожу, Рэм, сморщившись, отбросил ее в сторону, не заботясь о том, что резким движением может разбудить женщину. Она действительно встрепенулась и посмотрела на него сонным, затуманенным взглядом:

– Что случилось?

– Спи, – коротко ответил он и, поднявшись, набросил на плечи халат.

– Куда ты? – Лана приподнялась на подушке и потянулась, с удовольствием демонстрируя ему свое тело.

Рэм внезапно рассердился, подхватил простыню и набросил ее на Лану, чтобы не видеть ни ее фигуру, ни лицо. Она была единственной женщиной из тех, кого он знал, которая умела казаться прекрасной не только ночью, но и утром. Лицо ее сохраняло свежесть даже после бурно проведенной ночи, и это было удивительным, в особенности, если учесть тот факт, что Лана мало спала, а пила и курила так же много, как грузчик на железнодорожной станции. Обладая эластичностью юности и прекрасным здоровьем, она не задумывалась, что вскоре распрощается и с тем, и другим, если продолжит жить в подобном бешеном ритме. Лана была известной телеведущей на популярном музыкальном канале, имела хваткий и алчный характер, чем неимоверно раздражала Рэма, потому что своим образом хищной стервы она остро напоминала ему Веронику Кирсанову, его первое серьезное увлечение.

Отодвинув край простыни, Лана бросила осторожный взгляд на подошедшего к окну Рэма. В последнее время он вел себя необоснованно грубо, иногда извинялся за свое поведение, но чаще молчал, даже после того, как доводил ее до слез злыми словами или резкой пощечиной. Лана покорно терпела эти унижения, потому что любила его. Она видела, что Рэм скрыто переживает какую-то бурю, которую никто, кроме него самого, не сумеет укротить, и ждала, когда он снова превратится в того обаятельного и учтивого мужчину, которым она увлеклась много месяцев тому назад. Ко всему прочему ей хотелось приручить Галеева, потому что он был завидным партнером, вступить в отношения с которым мечтает любая «охотница». Лана знала, что не является единственной женщиной в его жизни, но к ней он всегда возвращался, несмотря на то что часто исчезал и вступал в отношения с другими хищницами. Однако она существенно выделялась на фоне остальных тем, что ничего от него не требовала, понимая, насколько остро Рэму необходима свобода, которую он не променяет ни на одну женщину на свете. Будучи весьма проницательной особой, Лана чувствовала, что вся внешняя жесткость Рэма – напускная и является лишь защитной реакцией. Только вот от кого он защищается – она не могла понять, а его спросить боялась. Лана видела, что Рэм пытается от чего-то убежать и что это нечто необъяснимое ломает его изнутри, с каждым днем заставляя его душу все больше грубеть, а сердце – закрываться в черствый панцирь одиночества.