Джессика Парк - Ближе к тебе

Боже, мне отвратительно даже говорить такое.

– Он предназначался тебе, верно?

Сабин делает еще глоток и вытирает рот.

– Да. Я хотел этого. Практически напрашивался. Чтобы… было честно. Чтобы помогать Крису во всем этом дерьме и перестать быть тем, кого ему нужно защищать.

Его дыхание тяжелеет, а лоб уже мокрый от пота.

– Понимаешь, я сам все начал. Отец находился в студии, работал над огромной картиной, такой нежный и заботливый к этому дурацкому холсту, каким никогда не был с нами. У него… у него повсюду стояла краска. Палитры и прочее. Истекавшие красным кисти. А еще там была маленькая печка, которую он постоянно зажигал зимой, отчасти для того, чтобы согреться в огромной комнате, но еще и для работы с металлом. Он очень любил металл. Ему нравилось нагревать и гнуть его так, как захочется. Я не думал о последствиях.

Он останавливается и смотрит на меня.

– Я не думал о последствиях. Мне лишь хотелось поиздеваться над ним. Не более. Сказать одно неправильное слово. Поэтому я вошел в студию и с порога ляпнул, что его картина отстойная. Что она глупая и уродливая. Я не знал, что еще сказать. И хоть был шустрым, но даже не пытался бежать, потому что хотел получить то, за чем пришел. Наказание предназначалось бы только мне, а не Крису. Но отец смог нанести только один хороший удар, а потом Крис услышал мой крик. Я слишком испугался и закричал, Блайт. Если бы я мог просто заткнуться, черт побери!

Его отчаяние убивает. Крис рассказывал множество отвратительных историй, но Сабин ни одной. Я не слышала от него никаких подробностей, но теперь снова становлюсь свидетелем, как любимый человек у меня на глазах погружается в такие пучины боли, которые трудно даже представить.

– Появился Крис, и… он был в шортах, все еще мокрых после купания, он заслонил меня собой от отца. Я не помню точно… Крис начал задираться, говорить, что лучше выбрать его. Именно его на самом деле хочет отец. А потом каким-то образом… – Сабин трясет головой, пытаясь вспомнить подробности. – Ох. Я помню. Помню. Крис сказал мне убираться, бежать. Толкал меня. Буквально вытолкнул за дверь и закрыл ее на замок. Боже, я все еще помню этот звук. Я колотил в дверь. Сильно, пока не разбил себе кулаки. Я кричал и плакал, потому что они не пускали меня. Кажется, мне было десять? Одиннадцать? Но Крис забыл, что в комнате было окно. Он забыл, что я мог смотреть через него. Так я и сделал. Я наблюдал за тем, что должно было произойти со мной. Отец бил Криса. Головой об стол. И не только. А потом, не задумываясь, просто взял один из стоявших возле печки прутов. Я не знаю, что это было, но что-то металлическое. Он засунул прут в огонь и заставил Криса ждать. А потом обжег его. Прямо у меня на глазах. После этого он провел прутом по картине, навсегда запечатлевая на ней это мгновение. Я… я до сих пор слышу Криса.

Поток слез и излучаемое Сабином чувство вины практически невыносимы. Ни единого шанса, что со временем все эти жестокие истории будут причинять мне меньше боли, что утихнет ярость, которую я не могу в полной мере высвободить. Однако теперь я обязана стать источником силы и стойкости. Я уже научилась этому. Так что стоит хотя бы попытаться.

– Ты ни в чем не виноват. Никогда не был. Даже в тот день. Ваш отец был чудовищем, Сабин. То, что он с вами сделал, кем он был… это нельзя простить. Но ты такой же храбрый и сильный, как Крис. Ты справился. Одному богу известно как, но ты справился. И ты достоин всего. Не поступай так с собой. Ты справился. Справился, – буквально молю его я, но мои слова кажутся ужасно бесполезными.

– Думаешь, я справился? Ты с ума сошла? Взгляни на меня. Посмотри на меня! Это никогда не кончается. И не закончится. Думаешь, ты сама полностью исцелилась? Проклятье, нельзя быть такой глупой!

Он быстро хватает корягу и ударяет ею по костру, заставляя пламя вспыхнуть.

У меня перехватывает дыхание, и я невольно вскрикиваю. Сердце пускается вскачь от внезапного приступа паники.

– Видишь? – Его тон неприятен и резок. – Травма – это подарок, от которого не избавиться. Ты серьезно веришь, что с помощью бега можно заглушить боль? Не выйдет. От дерьма не скрыться. Продолжай надевать кроссовки и наматывать мили по асфальту, но эту дрянь никогда не победить.

Он тыкает палкой в костер, вызывая еще один всполох огня и горячих искр. Для меня это отвратительно. Держать себя в руках уже нет мочи, а потому я бросаю попытки не расплакаться.

– Я люблю тебя, но это было ужасно подло, Сабин, – выдавливаю я. – Даже сейчас.

– Просто доказываю свою точку зрения, дорогая, – с горечью произносит он. – Думаешь, с тем пожаром покончено? Нет. И никогда не будет. А что касается чокнутой семейки Шепард? Мы навсегда останемся запятнанными прошлым, грязными.

– Ты не грязный, – говорю я как можно увереннее. – Прошу. Ты не такой.

Он опускает руки.

– Очевидно, что я такой и есть. Во мне все испорчено. Я люблю тебя. И ненавижу тебя. Люблю Криса. И ненавижу Криса. Вы оба мои кумиры, а также люди, от которых не получается уйти вовремя. С вами двумя куда бы я ни повернулся, везде боль и чувство вины.

Я шагаю к нему и обхватываю ладонями его лицо. Мои руки тут же намокают от слез.

– Послушай меня, Сабин. Я тебя не брошу. Никогда. Я не позволю тебе вычеркнуть меня из своей жизни. Не позволю тебе уничтожить себя. Этого не будет.

– Убирайся отсюда к чертовой матери! – отталкивает он меня.

В ответ я хватаюсь за его рубашку и притягиваю к себе.

– Я люблю тебя. Не делай этого!

– Тебе стоит держаться от меня подальше. Я разрушаю все вокруг себя, поэтому просто проваливай, мать твою! Ты не способна мне помочь, черт подери!

– Прекрати! Хватит!

Я захлебываюсь собственными эмоциями, и абсолютно не отдавая себе отчета, приподнимаюсь на цыпочки и отчаянно прижимаюсь к его губам в поцелуе.

Чтобы заставить его замолчать.

Чтобы заставить его заткнуться к чертовой матери со своей историей истязаний.

Чтобы заставить его полюбить самого себя. Почувствовать мою любовь, в какой бы форме она ни выражалась.

Чтобы прекратить эту бурю.

Я больше не в силах держаться. Больше не смогу подбирать осколки.

Стискиваю его рубашку, пока мои губы раскрываются, а язык скользит ему в рот. Этот поцелуй как глоток виски и отчаяния. Я ощущаю ладони Сабина у себя на затылке, его пальцы зарываются мне в волосы, пока он грубо меня целует. Слишком грубо. Этот поцелуй яростный, и он распаляет нас по совершенно неправильным причинам. Я знаю.

Пытаюсь отстраниться, но Сабин удерживает меня на месте. Поэтому продолжаю целовать, стараясь унять его боль. Впиваюсь пальцами ему в плечи, прижимаюсь всем телом, мысленно умоляя почувствовать себя любимым и цельным.

Его руки бесцеремонно скользят по моей спине, пока не достигают поясницы. Сабин резко притягивает мои бедра и разрывает поцелуй.

– Счастлива? Думаешь, что сможешь вернуть меня к чертовой жизни, как ты это сделала с Крисом? Что ж, ничего не выйдет. Потому что не к чему возвращать. У меня ее никогда не было. Только ущербность и травмы. Это основы моего существования. Это все, что я знаю. И все, что мне остается. Поэтому возвращайся домой и заползай в постель Кристофера. Там твое место. Я с тобой покончил, черт подери!

В его глазах и словах столько отвращения, что я подаюсь на четыре или пять шагов назад. Мне известно, как обращаться с Крисом, когда он расстроен, даже когда он утопает в океане боли, но у меня нет ни малейшего представления о том, как переносить выходки Сабина.

Или как вести себя. Я делаю только хуже для него. Продолжаю медленно пятиться, отдаляясь от него. Но стоит мне отвернуться, как краем глаза я улавливаю движение.

Все происходит очень быстро. Он двигается молниеносно. У меня не остается времени, чтобы остановить его или придумать, как предотвратить дальнейшее.

Поэтому, когда он вытаскивает горящую палку из костра и прижимает ее к внутренней части правой руки, мне остается лишь кричать. Я кричу снова и снова.

Импульсивный и жестокий поступок Сабина пугает меня так сильно, что я опасаюсь подойти к нему. Мои попытки достучаться до него, помочь каким-то образом только усугубили и так острую ситуацию, и я боюсь, что сделаю только хуже, если подойду. Что он вытворит что-нибудь еще более жуткое и опасное.

Поэтому я лишь кричу и, спотыкаясь, направляюсь к лестнице.

Я наблюдаю за Сабином со своего места на веранде. Он продолжает пить, но гораздо меньше, чем я ожидала. Время от времени делает глоток, но не осушает бутылку до дна. Очень тоненький луч света во всем происходящем.

Однако еще сильнее меня удивляет осознание того, что второй раз в жизни я наблюдаю за мальчиком на пляже. Мальчиком, который тонет и задыхается без воды. Только в этот раз я не могу подарить ему частичку себя, потому что он просто не примет ее.

Сердце разорвано в клочья, а страх так силен, что мне трудно мыслить рационально, но я считаю, что нельзя ни на секунду отвести взгляд от Сабина.

Целый час я сижу, не шевелясь и не спуская глаз с лучшего друга. Он сидит на песке спиной ко мне и смотрит на океан. Позже сворачивается калачиком и наконец-то засыпает после такой трагичной ночи.

Несмотря на это, я собираюсь остаться.