Джессика Парк - Ближе к тебе

– Чмоки, мама? Чмоки.

Она поднимает меня и похлопывает по спине, целуя в макушку и пытаясь успокоить.

– Где «Бинго»? – Мой уставший голос звучит все тише, пока я не засыпаю у нее на руках. – Чмоки-чмоки…

– Поцелуи и «Бинго», – шепчет мама, глядя в камеру и улыбаясь.

– Она уже спит?

– Ага.

– Сегодня она соня, – тихо замечает отец.

Я и не знала, что у нас имеются такие старые видео. Энни, должно быть, нашла их в компьютере моих родителей или в коробках, которые помогла убрать из дома. Кажется, перед глазами проходит вся моя жизнь. Ролик показывает меня в начальных, средних и старших классах школы. Но фотографий с выпускного нет, потому что он был после пожара. К тому времени я уже изгнала Энни из своей жизни, а тетя Лиза оказалась слишком эгоистичной и не считала нужным запечатлеть момент. Конечно, в то время я походила на зомби, поэтому не уверена, что хотела бы вспоминать себя такой.

Я останавливаю видео, когда на экране появляется фото нас вчетвером. Оно было сделано за несколько дней до пожара. Отец поставил фотоаппарат на таймер и подбежал к нам. Ему пришлось проделать это раз десять, прежде чем успел залезть на большой валун, на котором мы сидели, так что к тому времени, когда снимок получился, мы все смеялись. Это самая лучшая наша фотография.

Я просматриваю видео еще дважды. Когда заканчиваю, в груди поселяется боль, которую я не в силах унять. Энни никогда бы намеренно не расстроила меня. Уверена, она решила, что прошло достаточно времени, чтобы подобное не причинило сильную боль. В каком-то смысле так оно и есть.

Прямо сейчас я испытываю целую гамму чувств: радость, боль, утрату, восторг, любовь, злость…

Звонит телефон, и я опускаю взгляд. Это Сабин. Пока шмыгаю носом и прочищаю горло, пропускаю несколько гудков.

– Привет, – отвечаю я.

– Я тебе говорил, что Мию спасли? – выдает он.

– Нет, не говорил.

– Так вот. Пирс отправился на конный аукцион в поисках лошади помоложе, но нашел Мию. Ей двенадцать лет, и никто не хотел ее брать. Не только из-за возраста. Двенадцать лет не старость для лошади. Она боится воды. Никогда и близко к ней не подойдет. Выпадает всего один шанс научить лошадь тому, что вода не опасна. Они не понимают, что не утонут в луже. Не любят ходить там, где не видно дна. Лошади должны учиться. У Мии, очевидно, была неприятная история с водой, о которой мы никогда не узнаем. Так что она оказалась не слишком привлекательной на аукционе. Есть люди, которые посещают эти мероприятия только для того, чтобы купить лошадей на мясо для Франции и Японии. Их называют убийцами. Пирсу в конечном итоге пришлось торговаться с некоторыми из них. Он переплатил и спас ее. Она не отвечала его требованиям. Не идеальная, но он ее любит.

Из трубки доносится звук его гитары, и я некоторое время слушаю молча.

Сабин ждет моего ответа.

Я закрываю ноутбук и зажмуриваюсь.

– Ей не нужно быть идеальной. Это нормально. Она идеальна для тебя.

– Так и есть.

– Я рада, что он спас ее.

– Я тоже. – Сабин наигрывает несколько нот. – Блайт?

– Да?

– Я правда раскаиваюсь. – Не сдержавшись, я всхлипываю. – Вот черт, Би. Не плачь, пожалуйста. Я этого не стою. Я полный болван.

– Дело не в тебе, – выпаливаю я. – Точнее, не только в тебе. Энни прислала мне видео… с фотографиями. Я снова увидела своих родителей… до этого я практически не смотрела старые альбомы. Тут есть и детские видео. – Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. – Это и здорово, и ужасно одновременно.

Он дает мне немного выплакаться.

– Ты помнишь о шпажках, которые я тебе подарил?

– Они мне нравятся.

– У меня есть для тебя еще один подарок. Настоящий. Хочешь приехать и забрать его?

– Ладно. Сабин? Ты не болван, – говорю я. – Просто склонен быть вредным и злым.

– Знаю.

– Скоро увидимся.

Я на цыпочках поднимаюсь к себе в спальню и легонько толкаю Криса.

– Я должна поехать к Сабину.

Он переворачивается и зевает.

– Сейчас?

– Ага.

Крис открывает глаза и берет меня за руку.

– Ладно. Но не могу тебя отвезти. Я выпил три порции скотча, и они были слишком большими.

Я улыбаюсь.

– Знаю. Сама поведу. Все нормально.

– Напиши, как доедешь. И передай ему, что я его люблю, хоть он и долбаный идиот.

– Ладно. Спи, любимый.

Крис отворачивается и тут же начинает храпеть. Я провожу пальцами по его волосам и несколько минут любуюсь им. Потом целую в щеку и выхожу.

Вести машину в это время нетрудно, потому что в рождественскую ночь дороги почти пустые. Свет фар выхватывает из темноты Сабина, который ждет меня на парковке перед мостиком. Я вылезаю и бросаюсь в его объятия, а он утыкается лицом мне в шею.

Сейчас не нужно никаких извинений. Я легко его прощаю.

Мы целую вечность стоим в обнимку, и я не хочу, чтобы это заканчивалось, потому что нам обоим сейчас хорошо и спокойно. Здесь нет места тоске по умершим родителям, оскорблениям и вызванной праздником ярости. Есть только мы.

– Ты дрожишь, – произносит он.

Тогда я просовываю руки между нами, и вскоре тепло его тела согревает меня.

– Пойдем в дом, любовь моя. – Он поглаживает меня по спине, а затем берет за руку.

Мы поднимаемся в дом на дереве, Сабин хватает покрывало и усаживает меня на матрас. Сам же садится на стул передо мной, и мы некоторое время просто смотрим друг на друга.

Нам определенно неловко, но и очень спокойно.

– Хочешь рассказать мне про видео, которое сделала Энни? – осторожно интересуется он.

Я качаю головой.

– Не очень. А ты хочешь рассказать, почему сегодня слетел с катушек?

Теперь его очередь качать головой.

– Не очень.

– Нам не стоило приезжать в Сан-Диего? Это была плохая идея?

Сабин отвечает не сразу.

– Это вовсе не плохая идея. Мне стыдно за свои слова. Я… я сейчас в довольно странном состоянии. Понятия не имею, что со мной происходит, но вашей вины в этом нет. Я люблю вас. И очень круто, что вы все сюда приехали ради меня.

Его слов недостаточно, чтобы унять тревогу, но я решаю не давить.

– Не хочешь отдать мне подарок? – Я слегка улыбаюсь ему, давая понять, что все будет хорошо.

Он тоже улыбается.

– Хорошо.

Сабин берет гитару и возвращается на место.

– Итак, я… эм… я написал тебе песню. На Рождество. В ней нет ни эльфов, ни оленей, но она все равно рождественская. Ничего особенного. Надеюсь, ты ее не возненавидишь. Просто небольшая песенка. – Он прокашливается.

– Сабин Шепард, ты что, действительно нервничаешь?

– Что? Нет! – закатывает он глаза.

– Да! Ты столько раз мне пел, а теперь переживаешь. Мне это кажется милым.

– Ой, заткнись.

– Сам заткнись и начинай петь.

– Ладно-ладно.

Он кладет гитару на колено и опускает взгляд.

Стоит песне начаться, и я мгновенно подпадаю под чары его голоса, сильнее, чем прежде. Сабин знает, как проникнуть мне в самую душу и разбередить чувства. Даже когда текст не слишком эмоциональный, подача, прочувствованность… я неизменно ощущаю притяжение, и наша связь становится прочнее, как и сейчас. Песня в стиле Сабина, тягучая и проникновенная, но в своей простоте она самая милая и светлая из всех, что он написал.

Сабин заканчивает, но не поднимает головы.

Я не нахожу слов. Еще никто не посвящал мне песни.

– Сабин, она очень красивая и очень душевная.

– Именно поэтому она и для тебя.

– Саб… – я покидаю матрас и опускаюсь перед Сабином на колени, – лучшего подарка и придумать нельзя. Мне нравится. Очень.

Он, наконец, поднимает на меня взгляд.

– Да?

– Ага.

– Но это не дорогое украшение.

– Зачем ты такое говоришь? – Я качаю головой. – К чему вся эта хрень?

Он пожимает плечами.

– Не знаю. Прости. Еще раз. Просто… у меня нет подобной связи.

Я качаю головой.