Джулия Куинн - Блистательный маркиз

Джеймс не отрывал он нее взгляда, его глубокие карие глаза затуманись и потемнели. Он шагнул вперед, сократив расстояние между ними. Элизабет была не в силах ни моргнуть, ни даже перевести дыхание, когда он притянул ее к себе. Воздух раскалился, затем наэлектризовался, но в последнюю секунду Джеймс остановился.

— Я хочу вас поцеловать, — шепнул он. Элизабет не проронила ни звука. Рука Джеймса обвила ее талию.

— Если вы против, лучше скажите сейчас, потому что иначе…

Она не шевельнулась, но ее губы приоткрылись в молчаливом согласии.

Свободной рукой он обхватил ее голову, и Элизабет показалось, что он что-то прошептал, когда его пальцы погрузились в шелк ее волос. Губы его невесомо скользнули по ее губам, раз, другой, затем переместились к уголку рта, а язык дразнящими движениями поглаживал чувствительную кожу вокруг ее губ, пока она не издала тихий возглас наслаждения.

И все это время его руки не переставали двигаться, лаская ее спину, щекоча шею и затылок. Его рот передвинулся к ее уху, и она не только слышала, но и ощущала его шепот.

— Я хочу прижать вас теснее. — Его горячее дыхание обдавало ее кожу.

Элизабет, еще сохранявшая способность рассуждать, оценила уважение, стоявшее за его словами, и нашла в себе силы спросить:

— Почему вы говорите мне об этом?

— Чтобы дать вам шанс сказать «нет». — Его взгляд — обжигающий, тяжелый и очень мужской — скользнул по ее лицу. — Но вы не скажете этого.

Элизабет негодовала, что его самоуверенность оправданна, что, когда он сжимает ее в объятиях, она не способна ни в чем ему отказать. И тем не менее она наслаждалась захлестнувшим ее ослепительным ощущением, словно впервые в жизни осознала собственное тело.

А когда он притянул ее ближе, с восторгом почувствовала, что его сердце бьется так же часто, как ее.

Опаленная его жаром, она не ощущала ничего, кроме прикосновения его тела, не слышала ничего, кроме гула собственной крови и его тихих слов:

— Ах, проклятие!..

— Проклятие! — Он отшатнулся от нее. Проклятие? Элизабет нетвердо шагнула назад и, наткнувшись на стул, плюхнулась на него.

— Вы слышали? — прошептал Джеймс.

— Что?

И тут она услышала отдаленный гул голосов.

— Вот это, — прошипел он.

Элизабет вскочила со скоростью пули, выпущенной из пистолета.

— О нет! — простонала она. — Это Сьюзен. Вместе с Лукасом и Джейн. Я прилично выгляжу?

— Э-э… почти, — солгал он. — Может, немного пригладить… — Он сделал неопределенный жест вокруг своей головы, указывая на волосы.

— Прическа? — ахнула она. — Моя прическа! Что вы с ней сделали?

— Значительно меньше, чем мне бы хотелось, — пробормотал он.

— Господи Боже мой! — Она ринулась к раковине, бросив через плечо:

— Я должна быть примером. Пять лет назад я поклялась, что буду для них примером. И посмотрите на меня?..

А чем еще он занимался последние несколько часов, мрачно подумал Джеймс, досадуя на себя.

Передняя дверь хлопнула. Элизабет подскочила на месте.

— Моя прическа действительно в таком беспорядке? — с отчаянным видом спросила она.

— Нет, но она выглядела иначе, когда мы пришли, — снизошел он.

Нервными движениями она суетливо похлопала по голове:

— Я не успею привести ее в порядок.

Джеймс предпочел промолчать. Он знал по опыту, что мудрый мужчина не станет вмешиваться в туалет дамы.

— Это единственное, что я могу сделать, — сказала Элизабет.

Джеймс с интересом наблюдал, как она окунула руки в небольшую миску с водой, стоявшую на тумбочке. Ту самую миску, в которой она мочила салфетку для его глаза.

Детские голоса приближались.

И тут Элизабет, которую он до сего момента считал рассудительной и здравомыслящей особой, подняла руки и принялась так яростно разбрызгивать воду по своему лицу и лифу, что оросила заодно и Джеймса.

Состояние ее рассудка, решил он, медленно стряхивая воду со своих сапог, явно нуждается в более пристальном изучении.

— Святые угодники! — воскликнула Сьюзен. — Что с тобой случилось?

— Несчастный случай, — ответила Элизабет. Видимо, она здорово поднаторела во лжи, поскольку Сьюзен обошлась без обычного представления с закатыванием глаз и недоверчивым фырканьем. Идея облиться водой имела, конечно, свои недостатки, но в целом оправдала себя. Если нельзя улучшить прическу, почему бы не сделать ее хуже? По крайней мере теперь никто не заподозрит, что ее прическа пострадала от рук Джеймса.

Лукас вертел белокурой головкой из стороны в сторону, изучая нанесенный урон.

— Похоже, здесь пронесся всемирный потоп.

Элизабет постаралась не реагировать на ехидный комментарий.

— Я хотела сделать примочку мистеру Сидонсу — он повредил глаз — и случайно опрокинула миску…

— А почему тогда она стоит? — поинтересовался мальчик.

— Потому что я ее поставила, — нашлась Элизабет. Лукас моргнул и попятился.

— Пожалуй, мне пора, — сказал Джеймс.

Элизабет бросила на него осторожный взгляд. Он стряхивал с рук воду и казался поразительно спокойным, учитывая, что его только что облили без всякого предупреждения.

Сьюзен закашлялась, но Элизабет не обратила на нее внимания. Сьюзен снова закашлялась.

— Можно мне воспользоваться полотенцем? — осведомился Джеймс.

— О да, конечно.

Сьюзен кашлянула в третий раз. Ее сухой кашель заставил Элизабет вспомнить о докторе, хирурге и стерильной, ярко освещенной больничной палате. Не говоря уж о карантине.

— Чего тебе, Сьюзен? — прошипела Элизабет.

— Может, ты меня представишь?

— Ах да! — Щеки Элизабет загорелись от столь вопиющего нарушения правил приличия.

— Мистер Сидонс, позвольте представить мою младшую сестру, мисс Сьюзен Хочкис.

— Мистер Сидонс? — ахнула Сьюзен.

Он улыбнулся, склонив голову самым учтивым образом:

— Вы так говорите, словно слышали обо мне.

— Вовсе нет, — ответила Сьюзен так поспешно, что даже законченный болван мог догадаться, что она лжет. Затем улыбнулась — слишком широко, с точки зрения Элизабет, — и быстро сменила тему:

— Элизабет, ты по-новому причесала волосы?

— Они мокрые, — проскрипела та.

— Понимаю, но все же такое впечатление, что…

— Они мокрые.

Сьюзен закрыла рот и, не разжимая губ, умудрилась процедить:

— Извини.

— Мистер Сидонс уже уходит, — с отчаянием произнесла Элизабет. Подскочив к Джеймсу, она схватила его за руку:

— Я провожу вас до ворот.

— Приятно было познакомиться, мисс Хочкис, — бросил он через плечо Сьюзен, лишенный возможности сделать это более обстоятельно, так как Элизабет практически протащила его мимо трех юных Хочкисов и уже проталкивала через дверь в холл. — И с тобой тоже, Лукас! — крикнул он. — Надо нам как-нибудь выбраться на рыбалку!

Лукас издал ликующий вопль и выбежал в холл вслед за ними.

— Вот здорово, мистер Сидонс. Спасибо!

Элизабет удалось дотащить Джеймса почти до передних ступенек, как вдруг он остановился и сказал:

— Я забыл сделать одну вещь.

— Неужели осталось хоть что-нибудь, чего вы не успели сделать? — осведомилась она. Но он уже вывернулся из ее рук и зашагал назад к кухонной двери. В полной уверенности, что ее никто не слышит, Элизабет пробормотала:

— По-моему, мы сегодня сделали все, что только можно.

Он плотоядно усмехнулся, оглянувшись через плечо:

— Не все!

Элизабет лихорадочно подыскивала достойный ответ, но в следующую секунду Джеймс лишил ее боевого настроя — и ее сердце растаяло.

— Джейн, — позвал он, прислонившись к кухонной двери.

Элизабет не видела, что происходит в кухне, но живо представила себе, как сестренка вскидывает голову с выражением удивления в широко распахнутых темно-голубых глазах.

Джеймс послал внутрь кухни воздушный поцелуй.

— До свидания, милая Джейн. Не могу дождаться, когда ты немного подрастешь.

С блаженным вздохом Элизабет опустилась в кресло. Теперь ее сестра будет грезить об этом поцелуе все свое девичество.

Речь была тщательно отрепетирована, а чувства предельно искренни. Зная, что столкновение с Джеймсом по поводу их скандального поведения неизбежно, Элизабет всю ночь и утро проигрывала в уме предстоящий разговор. И продолжала повторять заученные фразы, шлепая по грязи — минувшей ночью прошел дождь — по пути в Дэнбери-Хаус.

Во-первых, план — нелепый эксцентричный план, цель которого привести ее к алтарю, — должен иметь определенные правила. Как себя вести, что делать и тому подобное. Если она и впредь будет действовать вслепую, не зная, что еще выкинет Джеймс Сидонс, то просто сойдет с ума.

Взять, к примеру, ее вчерашнее поведение. Разве это не яркий образчик расстроенного рассудка? Поддаться панике до такой степени, чтобы облить себя водой с головы до ног. Не говоря уже о совершенно непристойной реакции на поцелуй Джеймса.

Ей необходимо хоть в какой-то степени контролировать ситуацию. Она не желает быть объектом благотворительности, которой он решил заняться со скуки. И будет настаивать на том, чтобы оплачивать его услуги. Вот так и не иначе.

Далее. Он не имеет права бросаться на нее и заключать в объятия, когда она этого меньше всего ожидает. И как бы глупо это ни звучало, их поцелуи должны оставаться чисто академическими. Другого пути нет, если она хочет выбраться из этого эпизода, сохранив свою душу в целости и сохранности.

Что же касается сердца — тут дело, пожалуй, проиграно.

Но сколько бы Элизабет ни повторяла свою маленькую речь, она звучала как-то не так. То слишком начальственно, то чуть ли не жалобно. То резко, то умоляюще. Куда, скажите на милость, обратиться женщине за советом?

Видно, придется заглянуть в заветный томик. В конце концов, где еще искать правила и эдикты, как не там? Не может быть, чтобы миссис Ситон не включила подробные указания, как убедить мужчину, что он не прав, не нанеся ему при этом смертельного оскорбления. Или добиться, чтобы он действовал по твоей указке, полагая, будто это его собственная идея с начала до конца. Элизабет была уверена: она видела что-то в этом роде в пресловутом трактате.