Неожиданно Хьюберт, который все это время, пока его отец говорил о нем, как будто его и не было в комнате, протянул:

— Это так и было у вас с мамой, отец? Вы учили друг друга и это был счастливый брак?

Джеффри посмотрел на сына тяжелым взглядом, затем вспомнил, что следует улыбнуться.

— Ну, я полагаю, что мы с Норой понимаем, что именно делает брак счастливым, мой мальчик.

Отметив про себя, что лорд Джеффри фактически не ответил на вопрос Хьюберта, она почувствовала, что каким-то образом они с графом Хартискором уже заключили что-то вроде союза. Затем она вспомнила, как ее мать предупреждала: «Будь осторожна, когда вступаешь с кем-нибудь в сделку, дочка. Ведь что, может быть, и сам дьявол». Однако это не тот случай. Джеффри оказался гораздо приветливей, дружелюбнее и моложе, чем она ожидала. Она решила, что ей очень повезло, — ее другом станет не только Хьюберт, но и лорд Джеффри. Это было больше того, на что она рассчитывала. Намного больше…

9

Нора и Хьюберт со всеми своими пожитками въехали в дом Хартискоров, и сразу же для Норы начались уроки поведения истинной леди. Вскоре лорд Джеффри захотел дать прием для того, чтобы представить свою молодую невестку друзьям и близким. К тому времени, как у них появилась возможность официально закрепить свой союз, беременность Норы стала достаточно заметной. Она очень стеснялась присутствовать на собственной свадьбе с пополневшей талией, и они решили подождать до того времени, как родится ребенок.

Очень неглупая по природе, хотя и не получившая образования, Нора схватывала все быстро, и уже через несколько месяцев она (не без помощи Хьюберта) активно занималась благотворительной деятельностью, связанной с помощью раненым и семьям убитых. Или, облаченная в изящные платья для будущих мам (здесь также проявился безупречный вкус Хьюберта), изображала хозяйку на приемах лорда Джеффри (где он сажал ее рядом с собой, чтобы руководить ею), на которых нередко присутствовали самые влиятельные лица Лондона, такие, как сэр Уинстон или Хью Кантингтон, американский посол.

Она прекрасно со всем справлялась, используя свой природный ум и обаяние. К тому времени, как ей пришло время рожать, она немного ознакомилась с политикой, искусством в его различных проявлениях, филантропией. Не теряя времени, она училась правильно двигаться, говорить, одеваться, давать приемы (под присмотром Хьюберта) и вести большое хозяйство (здесь уже ей помогал преданный Эдвард). И скоро Нора чувствовала себя так, как будто родилась для того, чтобы стать леди Хартискор.

Но и окрыленная своими успехами, она видела, что собственные ее заслуги не так уж велики.

— Одна часть — это твоя работа, — говорила она Хьюберту, — а две части — твоего отца.

— Ну вот, конечно, — притворившись обиженным, заметил Хьюберт, — как всегда, мне отводится самая маленькая роль, а другой стороне — почти все.

— Ну что ты, Хьюберт, твой отец совсем не на другой стороне. И ты, и он — вы оба в одной команде. Но я не могу отдать тебе больше, чем твоему отцу, потому что ты меня уже знал в то время, как твой отец просто принял меня на веру. Может быть, это самое лучшее, что один человек может сделать для другого, это придает силы, начинаешь чувствовать, что тебе необходимо оправдать ожидания.

Хьюберт задумчиво посмотрел на нее.

— Да, пожалуй, ты права. — Затем неожиданно рассмеялся: — Вот я не могу сказать, что хоть кто-то верил в меня. И уж конечно, не отец.

— Но твоя мать. Ты говорил, что…

— Что я ее любимчик, обожаемая игрушка, даже товарищ по играм.

— Но ведь она так сильно любила тебя.

— Это не одно и то же, разве нет? Любить кого-то или верить в него? — В его голосе слышалась печаль.

— Не могу представить себе, что это возможно. Ведь это вещи неотделимые. Вот я, к примеру, ни на секунду не перестаю верить в тебя. — Она прижала его голову к своей груди.

— Ты это не просто так говоришь?

— Ну конечно же, нет. Я так сильно люблю тебя, Хьюберт.

— А я верю, что ты веришь в меня, потому что как обманщик всегда распознает обман, так он всегда распознает и правду. О, Нора, я постараюсь оправдать твою веру в меня, клянусь!

— Я верю тебе, Хьюберт.


Маленький Хьюби родился за несколько дней до окончания войны. Хьюберт только взглянул на малыша и сказал Норе:

— Ничего в жизни не видел прекраснее нашего сына, кроме тебя, конечно, — а лорд Джеффри назвал Хьюби «Дитя победы» и заметил:

— Просто поразительно. Он — точная копия Хьюберта, когда тот родился!

Затем он вытащил несколько семейных альбомов, чтобы подтвердить свои слова, и Нора убедилась, что между двумя Хьюбертами было заметное сходство. Это было поразительное везение — все всегда отмечали, что они с Хьюбертом очень похожи, и Хьюби был больше похож на нее, чем на своего отца — Герцога Баттского из Монтаны.

Когда закончилась война и Хьюберт снял с себя военную форму, Нора решила, что теперь жизнь пойдет спокойно и гладко. Они выберут какой-нибудь день, чтобы выехать куда-нибудь подальше от города и тайно обвенчаться. Она должна проявлять терпение, верить в Хьюберта и Бога, а затем, если ей и в дальнейшем будет так же везти, они с Хьюбертом будут жить и любить друг друга по-настоящему, и все будут счастливы.

Все, к чему она так стремилась, и даже больше того…

Но она не предвидела одного — что с фронта вернется Руперт, чтобы также поселиться в родовых домах Хартискоров — в лондонском и замке. Там, где проживали обожающий внука дедушка, гордый папочка, нежная мамочка и дрыгающий ножками и ручками малыш, появился еще брат и дядя, который одним своим присутствием всколыхнул тень старой вражды, нарушая благополучный мирок.

Из двух братьев особую враждебность проявлял Хьюберт, его обычная жизнерадостность покидала его, как только на горизонте появлялся Руперт, в то время как тот вел себя достаточно сдержанно, хотя и без особой сердечности. С одной стороны, Нора не могла упрекать Руперта за его холодность, когда Хьюберт в открытую проявлял свою неприязнь. Но, с другой стороны, разве она не чувствовала, что в каждом мимолетно брошенном замечании, каждом взгляде Руперта чувствовалась какая-то неприязнь?

Было ли это пренебрежением Руперта по отношению к Хьюберту, или же ей это просто казалось? Было ли его отношение к ней слегка снисходительным, или же это ей тоже казалось? Она не знала. Однако иногда она чувствовала, как Руперт смотрит на нее, прожигая своими глазами насквозь, или же не сводит взгляда с ее лица. Может, он просто оценивает ее. Разве это не естественно, что он проявляет любопытство по отношению к женщине из простой семьи, на которой женился его брат? Может быть, он считает ее выскочкой, браконьером, охотящимся в чужих угодьях? Или, может быть, в этом проявлялась его нелюбовь к Хьюберту?

Она размышляла о его чувствах по отношению к Хьюби. Не считал ли Руперт его появление посягательством на свои законные права наследника, может быть, его обижает и возмущает любовь Джеффри к внуку и он вспоминает о том, как Хьюберт однажды вытеснил его из материнского сердца? Однако Руперт всегда говорил то, что полагалось говорить, — что Хьюби выглядит здоровым малышом, что у него хороший характер, потому что он все время гулькает и курлычит, как и Хьюберт в его возрасте, насколько он помнит.

Иногда его слова сопровождались улыбкой, но бывало это очень редко. И тогда Нора спрашивала себя, достаточно ли это искренняя улыбка, или, может быть, это и не улыбка вовсе, а усмешка? Издевательская усмешка, как будто бы он догадывался, что Хьюби — не сын Хьюберта? Или она все это просто придумывала и ничего такого и не было, а она инстинктивно поддерживала Хьюберта в его враждебности по отношению к брату?

Говоря по справедливости, со слов Хьюберта она составила себе представление о Руперте, которое абсолютно не соответствовало действительности. Она представляла его мрачным и черствым — что-то вроде аристократического варианта цыганского юноши из «Грозового перевала» — фильма, который она в юности смотрела раз пять, захваченная его романтической, даже трагической атмосферой. (Иногда ей казалось, что Руперт чем-то похож на красавца Оливье.) И хотя Руперта вряд ли можно было назвать очень жизнерадостным человеком, но уж никак не мрачным. Конечно, ему было далеко до Оливье, но определенное сходство между ними было — прямой нос, выразительные глаза и какая-то внутренняя, почти осязаемая сила. Норе казалось, что эта внутренняя сила и тревожит ее больше всего. В то же время она не могла не признаться себе, что это и наиболее привлекало в нем.

Она не могла представить себе, как они будут жить под одной крышей, сможет ли она растить сына в такой тяжелой атмосфере и ожидать, что из гулькающего малыша он вырастет в счастливого мальчика? Было необходимо что-то предпринять, чтобы примирить двух братьев, но хотя она и рассчитывала, что инициативу в этом деле возьмет на себя Джеффри, он, очевидно, этого делать не собирался. Казалось, что он или не понимает, что происходит в его доме, или же намеренно игнорирует эту ситуацию. Наверное, так и было в те дни, когда здесь росли трое детей Хартискоров, — лорд Джеффри не чувствовал никакой дисгармонии, а графиня Миранда была настолько несправедлива, что сделала своим любимцем Хьюберта за счет двух других детей. Неудивительно, что Анна сбежала… Убежала, чтобы забыть их навсегда.

Затем Нора подумала, что, возможно, Джеффри просто ждет, что она попробует примирить братьев. Может быть, это и было частью той сделки, которую они заключили во время первой встречи. Если это так, то она не должна подвести его.

Поскольку она не могла обратиться с этим к Руперту и к тому же именно Хьюберт проявлял активную враждебность, то она попросила его быть дружелюбным с Рупертом. Хьюберт криво улыбнулся, подошел к столику с напитками в библиотеке и, наливая себе виски, спросил: