Поскольку Хьюберт не любил ее так, как она хотела, то ей, в сущности, было все равно, если лорд Хартискор будет любить ее так же. Она, правда, не сказала об этом Хьюберту. Это только вызовет выражение боли и беспомощности на его лице, а она предпочитала видеть его улыбающимся. Ей хватало боли за двоих.

— Почему это он полюбит меня так же, как и ты? Он что, такой же чокнутый, как и ты? — поддразнила она его. — Хотя, скорее всего, чокнулась именно я, если согласилась пойти к нему сегодня.

— Не волнуйся ты так. У нас есть преимущество.

— Ну и в чем оно?

— Ты ужасно похожа на мою сестру Анну.

Она впервые услышала об Анне.

— Я и не знала, что у тебя есть сестра. Почему ты ничего не говорил о ней раньше?

Хьюберт пожал плечами:

— Я на пять лет моложе Анны, и когда я был еще мальчишкой, она сбежала в Австралию. Она вышла замуж за парня из какой-то малонаселенной местности, и с тех пор мы ничего о ней не слышали.

— Это же ужасно. А твой отец? Что он сделал?

— Он пытался с ней связаться, но Анна сказала, что она больше не Хартискор и что это ее вполне устраивает. Для нас она умерла. Отец не желает и говорить о ней. Даже после того, как умерла мама. Он обожал Анну. Она всегда была его любимицей. И я знаю, что он до сих пор часто вспоминает ее. Я видел, как он часами рассматривает ее старые фотографии, запертые у него в ящике стола.

— Это все так печально. Но почему Анна так поступила? Заявила, что умерла для своей семьи?

— Я точно не знаю. Но между ней и Мирандой всегда были очень натянутые отношения.

— Кто такая Миранда?

— Мама. Анна не раз говорила, что мама ненавидит ее из-за того, что ее слишком сильно любил отец. Действительно, казалось, что мама ее просто видеть не может.

— Все же она, наверное, переживала, когда Анна сбежала?

— Совсем наоборот. Казалось, она почувствовала облегчение, — засмеялся Хьюберт. — Но тогда у нее был я — ее малыш, и она говорила, что я самый лучший из ее детей. Она всегда большое значение придавала внешности, — он опять засмеялся. — И она считала, что я был единственным, кто полон жизни так же, как и она.

— Значит, ты был ее любимчиком?

— Это так. Отец говорил, что она балует меня и портит, но особенно не вмешивался. Думаю, он не очень ошибался. Я действительно немного подпорчен, ты сама знаешь, — он виновато посмотрел на нее.

— Ну, перестань. Не говори так, даже в шутку. А как Руперт?

Затем, как всегда, когда речь шла о его брате, который сражался на фронте с немцами, он мрачнел.

— И что ты хочешь знать о Руперте?

— Ну, ты говорил, что твой отец обожал Анну, мать любила тебя больше, чем Анну. Она любила Руперта тоже?

— Вряд ли. Они были совсем разными людьми. Он никогда не смеялся и даже никогда не плакал. Миранда говорила, что Руперт родился стариком, в нем не было ни обаяния, ни юмора. Он всегда вел себя безукоризненно и поступал так, как нужно, однако мамуля редко это ценила. Кроме того, Руперт был темноволосым и мрачным, совсем не похожим на мать, веселую и остроумную. Нет, милая мамочка именно меня затаскивала в свою постель, щекотала, хихикала и играла со мной перед сном.

— А отец? Он одинаково относился к тебе и Руперту?

Хьюберт усмехнулся:

— Мне кажется, он старался. Тем не менее было совершенно очевидно, кого он предпочитал. Я, конечно, не могу винить его. Если бы ты была моим отцом — человеком, занимающим высокое положение и обладающим множеством достоинств, который гордится огромным состоянием и дружбой многих уважаемых людей, — кого бы ты предпочла? Положительного сына или того, кто является не только паршивой овцой, но и семейным шутом?

Нора возразила, но Хьюберт прижал палец к губам:

— Это так и есть, и я первый это признаю. Однако отец старается быть справедливым. Держится молодцом, все время старается найти что-то для меня, как-то обеспечить, чтобы я не остался совсем голым и босым, когда он уйдет, и Руперт станет графом Хартискором… Если, конечно, мне не повезет.

— Что значит — повезет?

— Ну, я буду следующим, кто все унаследует, если Руперт поймает пулю на этой кровавой войне, — усмехнулся Хьюберт.

— О, Хьюберт, ужасно так говорить даже в шутку!

— Может быть, это и было бы так, если бы я не ненавидел его всей душой.

Нора прекратила этот разговор.

— Бедный Хьюберт! Наверное, это ужасно — быть паршивой овцой в семье или даже семейным шутом, когда есть еще один сын, «положительный», которого уважает отец и который унаследует все.

С другой стороны, Руперту тоже было нелегко — занимать в сердце матери лишь второе место, быть сыном, которого мать никогда не ласкала, с которым никогда не играла перед сном.


Лорд Джеффри взял ее руки в свои и посмотрел ей прямо в глаза своим острым проницательным взглядом. Сердце Норы упало. Она, конечно, не рассчитывала, что он полюбит ее, однако все же надеялась, что примет. Но он так на нее посмотрел — как бы видя насквозь, — что она испугалась: он раскусил ее, самозванку, пытающуюся выдать ребенка постороннего человека за ребенка его сына. Он выгонит ее из дома.

Совершенно для нее неожиданно лорд Джеффри расцеловал ее в обе щеки. Затем заявил, что в восторге оттого, что они с Хьюбертом поженились и что он скоро станет дедушкой. Еще больше ее поразило то, что он не только значительно увеличил содержание Хьюберту, но и попросил их жить вместе с ним.

— Это очень большой дом, дорогая, а замок Хартискор еще больше, и оба дома сейчас, когда все покинули их, стоят такие пустые…

Его голос осекся, и Нора решила, что он подумал о своей покойной жене — жизнерадостной графине Миранде и о своей дочери Анне, которую он так любил и которая как бы умерла для него, но он продолжал, не упомянув ни одну из них.

— Кажется, прошло много лет с тех пор, как Руперт отправился на войну, а Хьюберт стал жить своей жизнью, что часто случается с выросшими детьми. И когда большая часть прислуги — а все они мне, в сущности, как старые друзья, — тоже отправилась выполнять свой долг, то я просто растерялся. Вы окажете мне огромную услугу, Нора, если наполните мой дом семейной жизнью. Да, мне необходимо присутствие женщины, чтобы создать семейный очаг, чтобы организовать семейный быт, принести в дом тепло. Мне часто приходится принимать гостей. Самому с этим нелегко справиться. И уж простите мне мой эгоизм, но действительно, это так приятно — иметь в доме очаровательную молодую хозяйку.

Нора отметила про себя, что он сказал «иметь», а не «было бы иметь», как будто вопрос был уже решен заранее, и это ее удивило чрезвычайно.

— Но вы должны понять, лорд Джеффри, я не умею вести хозяйство в таких домах.

Она обвела рукой богатую обстановку, хрустальные люстры, увешанные гобеленами и картинами стены.

— Это настоящий дворец. И я представления не имею, как принимать таких людей, как… — она замолчала и улыбнулась. — Вы просто насмехаетесь надо мной, лорд Хартискор, как частенько делает и Хьюберт, ведь так?

— Да нет же. Я совершенно серьезно. И вы должны называть меня Джеффри.

— Но я даже не знаю, как надо говорить с такими людьми, которых вы принимаете у себя в доме. Они будут смеяться надо мной, над моей необразованностью, над манерой говорить. И уж если честно, лорд Джеффри, я даже не смогу отличить рюмку для портвейна от рюмки для шерри. Что касается моих туалетов, то, возможно, я представляю, что я не должна носить, но что должна — представления не имею…

Лорд Джеффри только махнул рукой:

— Все это ерунда. Я и слушать об этом не хочу. Считайте, что мы договорились. Я сожалею только об одном — из-за того, что вы поженились тайно, я не смог сделать вам хорошего свадебного подарка. Однако мы можем отметить это событие сейчас и выпить за будущее знаменательное событие — рождение вашего с Хьюбертом ребенка.

Он потянул за шнурок звонка, и когда в комнату вошел пожилой человек, представил Нору так церемонно, как будто речь идет о принцессе королевской крови, затем он сказал:

— Сегодня мы будем отмечать два события, Эдвард, поэтому принеси, пожалуйста, и портвейн, и шерри. И послушай, Эдвард, я тебя, хитреца, знаю, принеси те бутылки, которые ты спрятал в ожидании конца этой кровавой войны. У меня сильное предчувствие, что победа уже близка. А ты так считаешь, Хьюберт?

— Ну разумеется, отец, — согласился с ним Хьюберт, спокойно попыхивая сигаретой. Но Норе почему-то показалось, что он каким-то образом отодвинулся на задний план.

Затем Джеффри позвал дворецкого снова.

— Эй, Эдвард, не забудь принести рюмку и для себя. Ты должен выпить с нами за новую леди Хартискор.

Леди Хартискор! Вот теперь Нора действительно почувствовала себя самозванкой и уже сожалела о том, что они сказали лорду Джеффри, что уже поженились. Одно то, что она выдавала ребенка Герцога Уэйна за отпрыска Хартискоров, было ужасно. Но одна ложь тянет за собой другую. Им нужно срочно пожениться, чтобы, по крайней мере, на их общей совести осталась только одна ложь.

Когда Эдвард наполнил одни рюмки портвейном, а другие шерри, Нора не могла не понять замысел своего свекра. Это было ее первым уроком. Рюмки для портвейна были длинными на высоких ножках с круглой емкостью, рюмки же для шерри были на более коротких ножках и сама емкость слегка сужалась кверху. И теперь она уже не сможет сказать, что не знает, чем они отличаются. Очень просто. Если бы все было так просто…

Лорд Джеффри кивнул и усмехнулся, как бы читая ее мысли.

— Для умной молодой женщины все проблемы легко разрешимы. Вы узнаете все, что знает Эдвард, и вы вскоре поймете, что это само по себе не так уж мало. Что касается Хьюберта, то не позволяйте ему себя обманывать. Он обожает скрывать свои таланты, но знает гораздо больше, чем кажется. Он прекрасно разбирается в архитектуре, литературе, музыке, искусстве, дизайне. Миранда всегда говорила, что у него безупречный вкус. И если у нее возникали сомнения, какое платье надеть, она всегда консультировалась с ним, хотя он был еще совсем ребенком. И что интересно, Руперт совершенно не разбирается во всех этих вещах. До того как он отправился на фронт, его интересовали только деньги и коммерция. «Деньги правят миром», — говорил он, еще будучи совсем молодым человеком. И как бы там ни было, вам следует советоваться с Хьюбертом относительно своего гардероба. И во всяких благотворительных делах Хьюберт сумеет вам помочь. У него прекрасно получается организовывать всевозможную благотворительную деятельность, создавать различные фонды и тому подобное. Уж если он втянется в эту работу, то будет работать как одержимый, — усмехнулся лорд. — Все считают что причина успеха в неотразимом обаянии Хьюберта, но я убежден, что у него несомненный организаторский талант, хотя он и не признается в этом. И просто недопустимо, что все его таланты остаются невостребованными. Вам придется заставить его делиться ими с вами, дорогая. Если его не тормошить, то он имеет обыкновение лениться, но вы ему не позволяйте. Так что не жалейте упорства, чтобы заставить его активно действовать. И я совершенно уверен, что у вас, молодая леди, талантов не меньше, чем у него. Так что вы с Хьюбертом будете учить друг друга. Так и бывает в счастливом браке.