— Но Хани не похожа на Сэм. Она не умеет так защитить себя, как Сэм. Сэм резка и остра на язык, а Хани еще такая невинная, такая уязвимая.

— Знаешь, очень может быть, что как раз все наоборот. Что в действительности Хани сильна, обладает внутренними ресурсами, которые помогают постоять за себя, а Сэм, наоборот, уязвима. Кто это может сказать наверное? Только время покажет…

— Но как я могу доверить этому человеку свою дочь? К тому же он староват для нее.

— Он не так уж намного старше. На тринадцать… от силы четырнадцать лет. Возможно, Хани хочет… нуждается в человеке постарше, потому что он больше похож на тебя.

— Но ты видела его, слышала его. Он слишком прилизанный. Его манеры слишком безупречны, чтобы быть искренним.

Он слабо улыбнулся.

— У тебя тоже хорошие манеры, но ты, несомненно, искренний. Думаю, это одна из причин, почему он произвел впечатление на Хани. Ей никогда не понравится мужчина с плохими манерами или явно самоуверенный.

— Но я убежден, что он хочет только использовать ее. Ты не можешь отрицать это.

— Я не могу ничего ни отрицать, ни подтверждать. Он может желать использовать ее в этой своей серии, но это не значит, что он не может полюбить ее. Это сможет определить только она. Она должна сама разобраться в этом.

— Но ты слышала, он назвал ее Медовой Розой. Он только познакомился с нею, а уже пытается изменить ее имя…

— Но это же глупо, — улыбнулась она. — Подумай сам. Все, что он сделал, откинул «н» в фамилии «Розен», он же не назвал ее Хани-Принцесса.

— Пока…

— Пока… Но я не думаю, что у нас есть какой-то выбор, кроме как отпустить наших девочек и позволить им взрослеть самостоятельно…

Он кивнул:

— Полагаю, ты права. Да, ты всегда права! Разве не так все всегда говорят о тебе?

— Я думаю, ты меня дразнишь, а нам пора тоже уже уходить.

— Нет, еще нет. Съешь немного икры.

— Но я не голодна.

— Чтобы есть икру, не нужно быть голодной. Возьми немного, мне этого хочется.

Она засмеялась:

— Почему?

— Я хочу угостить тебя чем-то богатым и чудесным.

— Тогда дай мне купюру в двадцать долларов.

Пока Жак Бьюмон пьяным, заплетающимся языком бормотал «Мне нравится что-то богатое и чудесное», Тедди вручил Норе двадцатидолларовую банкноту, она подошла к дирижеру оркестра и что-то шепнула ему на ухо. В тот момент, когда Нора возвращалась к своему столику, оркестр прервал буги и перешел на старую, сентиментальную мелодию. Она протянула Тедди руки, он встал и принял ее в свои.


Я буду любить тебя всегда

Любовь, которая будет настоящей всегда.


Когда они танцевали — ее руки вокруг его шеи, его — на ее талии, — они глядели друг другу прямо в глаза и видели в них одну и ту же новую дрожь, которую больше нельзя было отрицать, и ее трепещущее тело подтверждало это. Пришло время, подумала она, то самое время. А потом он подтвердил это, потребовав:

— Где?

О, только не у нее. И не сейчас, во всяком случае… Не в этот первый же день. Там Сэм и еще дух Т. С. И не у него… В его доме тоже обитают свои духи. Где-нибудь в нейтральном месте, но не в «Беверли-Хиллз-отель», где еще витает дух Тони Нэша. Это должно быть место, новое для них обоих… Начало.

— Почему ты не хочешь, чтобы я все устроила? — Она откинула голову так, что его губы могли коснуться ее шеи.

— Ты знаешь, что они всегда говорят о тебе, — пробормотал он, касаясь губами ее шеи.

— Что я великолепно устраиваю большие приемы. Поэтому доверься мне — это то, что я делаю лучше.

Он от души засмеялся, полностью доверяя ей.

— Но что нам делать с ним? — кивком головы он указал на Бьюмона.

Мы можем просто оставить его здесь, льющим слезы над своей «Маргаритой», вместе со счетом, который не больше, чем он заслуживает. Или мы можем быть милыми и посадить его в такси.

— Ладно, сейчас наше время и мы хотим быть милыми. Но час уже поздний, поэтому поспешим, — шепнул он настойчиво.

64

Бейб поняла, что это необычный вечер, как только она с Грегом вошла в дом после спектакля, и не потому, что ее родители впервые устраивали подобное маленькое торжество. В прошедшие годы они изредка устраивали такие небольшие вечера по особому случаю, когда ее отец провозглашался человеком года той или иной организацией… когда ее мать была избрана президентом своего женского клуба… когда она сама получила приз за декламацию. Бейб никогда не забудет, как она исключительно удачно выступила с декламацией под фортепьяно и ее родители поздравляли ее, высоко поднимая бокалы с вином, а ее собственный бокал был наполнен виноградным соком. Она до сих пор помнила свои необычные чувства — радость и гордость и подумала, что многое отдала бы, чтобы снова и снова пережить тот момент.

Кэтрин всегда рассматривала эти маленькие торжества как оды их семейной солидарности, их собственный вид «совместности», поэтому четвертый на них никогда не присутствовал и они никогда не устраивались в гостиной, которую берегли для особых общественных приемов. Но сегодня вечером, хотя это было сугубо частное дело, они оказали честь четвертой персоне — Грету и собрались в гостиной. И был накрыт щедрый стол, поданы деликатесы, которыми ее родители угощали только самых выдающихся своих гостей: лососина, белужья икра, паштет из трюфелей по-страсбургски — его Кэтрин получала по особому заказу, шейки омаров, бургундские улитки, которые особенно нравились Грегу. Был также графин с мартини, который судья собственноручно смешал, в дополнение к бутылке шампанского «Кристалл» в серебряном ведерке со льдом. Безусловно, это было особое торжество, и чего ради, недоумевала она, — по поводу ерундовой работы в суде, пока Грег будет пробиваться к адвокатуре?

Неожиданно она обнаружила, что сидит на одной из парных соф, обтянутых бледно-персиковой тканью, напротив всех их троих. Потом, словно в кино, когда идет замедленная съемка, или во сне, она увидела, как судья разливает «Кристалл» по четырем бокалам. А Грег лезет во внутренний карман пиджака и слышит дрожащий голос Кэтрин:

— Когда Грег узнал, что мы устраиваем для него этот маленький вечер, он был так тронут, он сказал, что хочет сделать его настоящим событием, разделив с нами этот момент.

Затем, к своему изумлению, она увидела, как они все трое высоко подняли свои бокалы с шампанским. Они пили за нее! Ее мать трепетно улыбалась, на глазах ее дрожали слезы счастья, судья гордо взирал на то, как Грег протянул ей эту вещь — бриллиантовое кольцо, подмигнувшее ей из маленькой голубой бархатной коробочки.

Потом Кэтрин сказала:

— Дорогая, ну, быстренько, подними свой бокал, чтобы мы могли сделать первый глоток все вместе!


Комната была слабо освещена лишь светом, исходящим от проектора, высвечивающего Роберта де Ниро, борющегося с Доминик Сандой, экран буквально излучал сексуальную энергию. Но Сэм и Вик Конти, оба обнаженные по пояс, возились на красном вельветовом ковре, полностью охваченные ни чьим-то, а своим собственным сексуальным электричеством.

Сильно вспотевший, с учащающимся тяжелым дыханием, он лежал под ней и руками ласкал ее груди, склоненные к нему, поскольку она сидела на нем верхом. Но она не позволяла ему самому вступить в контакт. Наклоняясь, она водила по его лицу своими темно-розовыми сосками, дразнила ими его губы, потом спустилась ниже, к его взбухшему бугру. Когда он попытался расстегнуть «молнию» на брюках, она отвела его руки в сторону, чтобы сделать это самой, извлекла его налившийся член и начала медленно тискать и пошлепывать его, в то время как сам мастер режиссуры хрюкал, стонал и тянулся к ее губам. Но она выпрямилась и подвинулась так, чтобы снять с него брюки, а когда он был уже совершенно голый, она раздвинула его ноги и стала легко водить языком по его напрягшейся коже.

Кляня ее всякими словами, экстра-режиссер пытался получить свое — он терзал ее груди, кусал губы и плечи, сорвал прочь юбку и трусики, пока наконец они оба не оказались совершенно голыми, их тела блестели в темноте. Потом она гибко вывернулась, к его изумлению, встала и направилась к двери. Он тоже поднялся на ноги и сделал шаг к ней, но с дразнящим смешком она прошептала:

— Не здесь…

— Где? — Это прозвучало как звериный вопль.

— Наверху…

Потом она вышла из проекционной комнаты, пересекла холл и стала подниматься по лестнице. Весь пылая, он следовал за ней. Она должна была идти быстро, потому что знала: если великий режиссер схватит ее на ступенях, он войдет в невероятный раж, и она окажется не в состоянии остановить его. А она уже определила, что самое подходящее место для того, что, по словам Норы, «приносит одни неприятности», это постель Норы, та самая, где она трахалась с Т. С. А после — кто знает? Может быть, Сэм даже выйдет замуж за этого мерзавца, у которого можно научиться здорово делать кино.


Участок, занимаемый «Ройял Продакшнз», вечером казался мрачным местом, погруженным в тени и приглушенный светом, но в то же время прекрасным и романтичным. Так думала Хани, когда Джошуа с гордостью вел ее по гулким павильонам, показывая, где снимаются его различные серии — полицейские — «Голливудский дозор», фантастические — «Очарованный остров», «Земля сердца» — о семье в Вичите, штат Канзас, на все вкусы…

Это была одновременно и фабрика грез, и то место, где личные грезы Джошуа Принса стали реальностью.

Хани зачарованно смотрела на него, когда он рассказывал ей, как десять лет назад пришел в Голливуд пи с чем, кроме своего виденья и веры в себя, в то, что сможет воплотить это свое виденье в быль — производить развлечения не для элиты, которая посещает театры, и даже не для тех миллионов, которые могут расслабиться только у экранов своих телевизоров, чтобы украсить их жизнь, сделать их счастливее. Слушая это, она была уверена, что его мечта была столь же благородной, как само вдохновение.