Потом он отпустил ее губы, и откинул голову. Сквозь пелену страха, застлавшую ее взгляд, Белинда увидела кровь на нижней губе Алексея и подумала: а чья это кровь? Его или ее?

— Я имею право на уважение, — прошипел он. — Флинн — дурак, придворный шут. Он живет по-глупому, а потом хнычет, когда дела идут ни к черту. Но ты слишком глупа, чтобы понять это. Придется мне тебя учить.

Белинда сдавленно зарыдала, почувствовав его руку на юбке; он задрал ей подол, и грубая рука полезла под ее нейлоновые трусики.

— Нет! — закричала она.

— Заткнись!

Он коленом развел ей ноги, а потом, не обращая внимания на слезы Белинды, своими аристократическими пальцами принялся шарить во всех местах, где, как он воображал, побывал Флинн.

Несмотря на ужас, она чувствовала его возбужденную плоть на своем бедре, но все еще надеялась, что этим дело ограничится.

Белинда не подозревала, как далеко его завела, не подозревала, что в его страсти проявляется та самая властность, святое право королей и царей, неопровержимое подтверждение социального порядка в обществе, разделенном на классы, в котором аристократия располагается гораздо выше кинозвезд. Она плакала, когда Алексей разрывал на ней блузку, и почти не заметила, что он стал нежнее: ткань больше не трещала, и не сыпались на пол пуговицы. Слезы Белинды градом падали ему на руки, когда он расстегивал лифчик и ласкал грудь, целуя ее с удивительной нежностью, что-то бормоча не то по-французски, не то по-русски: она не понимала слов. Медленно, постепенно Алексей успокоил ее.

— Извини, любовь моя, мне очень жаль, что я так сильно тебя напугал. — Алексей выключил свет, подхватил Белинду и уложил к себе на колени. — Я ужасно поступил с тобой, — говорил он, баюкая ее. — Ты должна меня простить ради себя и ради меня тоже. — Он коснулся губами ее волос. — Я твоя единственная надежда, милая. Без меня ты не станешь той женщиной, какой могла бы быть. Без меня ты будешь прозябать день за днем, пытаясь увидеть собственное отражение в глазах мужчин, недостойных тебя.

Он гладил ее по голове, и она постепенно расслабилась и заснула. Алексей смотрел в темноту ночи и размышлял: как он мог позволить себе так глупо влюбиться в женщину вдвое моложе себя?

Белинда с обожающими гиацинтовыми глазами возбудила в нем чувства, которых он от себя не ожидал. Чувства настолько сильные, что они испугали его, поскольку он давно усвоил, как опасно быть незащищенным от чего-то. Впервые за многие годы Алексей Савагар не знал точно, что делать и как поступить. Он не сомневался, что завоевать любовь Белинды — дело простое, тем более что она проявляла к нему больше внимания, чем ей казалось.

Просто она не признавалась себе в этом. Нет, это его не пугало.

Его пугала власть, которую она брала над ним, вот что было по-настоящему ужасно.

Алексей проанализировал происшедшее. Как он мог позволить себе подобное? Он, который научился держать себя в руках раньше, чем научился считать? В голове вспыхнуло воспоминание об одном эпизоде, казалось, давно забытое. Он, мальчик, болен какой-то детской болезнью, лежит в горячке. В спальню входит мать, пальцами, унизанными кольцами, держа его тетрадь с сочинениями.

Она смотрит на него тяжелым, обвиняющим взглядом.

— Неужели это правда, — спросила она, — что ты не закончил перевод с латыни?"

Он объяснил, что заболел. Его тело горит, голова раскалывается.

— Тогда ты не мой сын, — заявила ему мать. — Только крестьянин, простолюдин может искать оправдания, дабы увильнуть от своих обязанностей.

Она вытащила его из кровати и усадила за стол. Глаза его горели, рука дрожала, но он писал до тех пор, пока не закончил перевод. Мать стояла у окна, рубиновые браслеты блестели на солнце; она курила одну папиросу за другой, бросая на него презрительные взгляды всякий раз, когда его голова клонилась к столешнице.

Вскоре после этого Алексея отправили в спартанскую школу, где наказания были суровыми, а похвалы редкими. Здесь богатые французские наследники превращались в мужчин, достойных носить гордые фамилии своих семей. Последние детские привычки у Алексея Савагара к двенадцати годам исчезли полностью. Уроки самодисциплины были самыми трудными, но они помогли ему выстоять потом, когда он вступил в борьбу за контроль над состоянием Савагаров с группой стареющих попечителей, разжиревших и разленившихся на его деньгах, и, наконец, с собственной матерью. Теперь никто не может оспорить его положение, сегодня он один из самых могущественных людей Франции. У него дома на двух континентах, бесценная коллекция европейских шедевров и вереница женщин, готовых выполнить любую его прихоть. До знакомства с Белиндой Бриттон, этой девушкой с ничем не замутненным оптимизмом и детским взглядом на мир, Алексей и не догадывался, что в его жизни чего-то не хватает.


На следующее утро Белинда проснулась в своей постели одетая, под тоненьким покрывалом. Она повернула голову, не зная, кого увидит рядом с собой. Флинна? Алексея? Она понятия не имела. Но вместо этого Белинда заметила на подушке листок бумаги с эмблемой отеля. Она быстро пробежала по строчкам, выведенным паучьим почерком.

«Милая, сегодня я улетаю в Нью-Йорк, я совсем забросил дела. Возможно, вернусь. Впрочем, может, и нет. Алексей».

Она смяла записку в комок и сердито швырнула на пол. К черту его! После того как он обошелся с ней вчера вечером, пускай убирается. Никогда больше она не увидит его. Противное, отвратительное чудовище. Белинда спустила ноги с кровати и почувствовала, как у нее скрутило живот. Она снова легла на подушку, закрыла глаза и призналась себе, как ей страшно. Алексей так долго заботился о ней, и она привыкла к этому незаметно для себя.

Белинда подняла руку, закрыла локтем глаза, пытаясь убедить себя, что ей нечего бояться. Жила же она одна до Алексея, до Флинна — и будет жить дальше. Она попыталась восстановить в памяти лицо Джеймса Дина. Его непослушные волосы, хмурый взгляд и рот бунтаря.

«Думай о Джимми», — приказала она себе.

Постепенно Белинда стала успокаиваться. Мужчина отвечает сам за себя, а женщина сама за себя. Она позволила своим честолюбивым мечтам отойти на второй план, пока была с Флинном, — теперь пришло время снова бросить вызов жизни.

Остаток месяца Белинда потратила на восстановление старых деловых связей. Звонила по телефону, написала записки в студии сотрудникам, с которыми познакомилась через Флинна, и снова начала поиски.

И опять ничего.

Срок, на который было оплачено бунгало, кончился, ей пришлось вернуться в свою старую квартиру. Теперь она окончательно порвала с Флинном, поскольку ее жизнь вернулась на круги своя. Каждая минута, проведенная в обшарпанной квартире, стала для нее настоящей мукой. Она сражалась с соседками по комнате, пока те не посоветовали ей убраться подальше, но она и бровью не повела. Глупые коровы, готовые довольствоваться крохами с роскошного стола жизни.

Беда явилась нежданно в бледно-голубом конверте. Письмо от матери, сообщавшей, что в интересах самой Белинды она прекращает финансировать ее глупости. В конверте лежал последний чек.

Белинда пыталась найти работу, но не слишком усердно: она плохо себя чувствовала, голова болела, желудок вел себя ужасно, и она решила, что сильно простудилась. У Белинды не было никакой специальности, поэтому после трех унизительных бесед с работодателями она бросила всякие поиски. Девушка начала экономить деньги, старалась поменьше есть, что было совсем нетрудно — у нее совершенно пропал аппетит. Белинда больше не ходила в аптеку Шваба, она думала только об одном: как все ужасно. Она ведь женщина, которую любил Эррол Флинн. Неужели никто этого не понимает?

В отчаянной попытке переломить свою жизнь Белинда истратила двадцать драгоценных долларов на уроки актерского мастерства, которые давал толстячок, называвший себя «известным мистером Беласко». Он говорил о ритме, о позвоночнике, об эмоциональной памяти, о контролируемой энергии, но какое ей было дело до всего этого? Она посетила только два урока.

То, что она забеременела от Флинна, не потрясло Белинду.

Смысл этого факта доходил до нее постепенно, по капле просачиваясь в разум, до тех пор, пока не настал день, когда она велела себе одеться и снова отправиться на поиски работы. Потом два дня она пролежала на дешевой голливудской койке, уставившись в грязный потолок и стараясь осмыслить происшедшее, Она вспомнила ужасные рассказы об индианапольских девочках, зашедших слишком далеко и вынужденных поспешно выходить замуж или, что еще хуже, родивших ребенка вне брака. Но то были девочки с улицы, во всяком случае, не такие, как дочь доктора Бритгона, Эдна Корнелия. Подобное с хорошими девочками не случается. Они сначала выходят замуж, потом рожают детей. Делать это в обратном порядке невероятно стыдно.

Мысль об аборте не приходила Белинде в голову по той простой причине, что она вообще едва ли знала о существовании подобной операции. Подпольные аборты были из совершенно незнакомого ей мира. Она подумала, не связаться ли с Флинном, но потом отбросила глупую мысль. Она понятия не имела, где его искать, и к тому же он все еще женат, а в таком случае как он может помочь ей? Вместо этого Белинда поймала себя на мысли об Алексее Савагаре.

После того как она наконец приняла решение, на поиски Алексея у Белинды ушло два дня. Улучив момент, когда ее соседок по квартире не было, она сделала несколько звонков, которые ни за что не смогла бы оплатить. Она соединилась со всеми отелями в Нью-Иорк-Сити, названия которых вычитала в колонке светской хроники в разных газетах. На второй день Белинда знала, что Алексей Савагар неделю назад выехал из «Пьер», указав, где его следует искать. Она позвонила в отель «Беверли-Хиллз» и оставила послание: мисс Бриттон будет ждать мистера Савагара в «Поло Лонж» в пять вечера.

День был прохладный, и она тщательно оделась в бархатный костюм цвета ирисок и белую блузку, сквозь которую просвечивало кружевное белье. Она нацепила нитку выращенного жемчуга, который родители купили ей на выпускной вечер в школе, так и прошедший без нее, и жемчужные клипсы. Шляпку с лентой цвета ирисок Белинда надела немного набекрень, желая выглядеть весело и беззаботно. Пара хлопчатобумажных перчаток и не слишком подходящие к остальному наряду остроносые туфли на каблуках завершили туалет. Белинда нашла такси, желая подъехать ко входу отеля «Беверли-Хиллз» при полном параде.