Флер не была тщеславной и никак не могла понять, из-за чего вокруг нее такая суета. Она сама считала, что в ее лице слишком много силы. Фигура, которой восторгались редакторы модных журналов, ей казалась мужской. А уж ее рост, большие руки и ноги…

Совсем непонятно.

Аделаида вдруг ни с того ни с сего спросила:

— А ты уже виделась с Белиндой?

— Извини, Аделаида, я не хочу говорить о Белинде. То, что произошло между нами, очень личное. Думай что хочешь. Я не стану говорить о «Затмении в воскресное утро» или о чем-то еще, что произошло шесть лет назад. Я покончила с прошлым.

Аделаида шумно вздохнула.

— Ты была таким прелестным ребенком. Флер. Не знаю, что с тобой случилось. Хорошо, давай поговорим о чем-нибудь еще.

Ну, например, о том, что ты собираешься делать. Откуда у тебя это платье? Много лет никто не надевал ничего похожего. Оно напоминает мне прежнюю моду. — Аделаида кивнула через плечо и презрительно фыркнула. — Женщины во фраках. До чего дошли! И Боже упаси кого-то покритиковать. Объявят старой дурой, у которой высохли все мозги и которая ничего не понимает.

Флер улыбнулась.

— Скорее ад замерзнет, чем Аделаида Абраме перестанет понимать что к чему. Спасибо за комплимент моему платью. Оно действительно красивое, правда? Человек, который его придумал для меня, сегодня будет здесь, но позже. Может, ты захочешь с ним познакомиться. А теперь извини, мне надо кое с кем поговорить.

— Я думаю, тебе стоит начать с той, из «Харперс», а, то она прожжет взглядом дырку у тебя в спине, Флер уже собралась отойти, когда Аделаида внезапно схватила ее за руку. На этот раз в ее глазах светилась искренняя забота.

— Флер, подожди, не оборачивайся. Только что вошла Велинда.

Флер почувствовала головокружение, как будто она сидела, a потом резко вскочила на ноги. Этого она никак не ожидала Как глупо! Черт побери, она не готова… Слишком быстро развиваются события. Флер медленно повернулась, прекрасно понимая, что большинство присутствующих не сводит с нее глаз.

Белинда развязывала шарфик под воротником из золотистого соболя, когда увидела Флер. Она замерла. Пальцы, словно парализованные, застыли на узле шарфа, рот слегка приоткрылся, а незабываемые гиацинтовые глаза расширились.

Белинда. Ей сорок пять, и она все еще хороша, хотя уже видно, что очень тщательно следит за собой. Светлые волосы уложены как всегда: опускаются чуть ниже линии подбородка и в стиле Грейс Келли[4] зачесаны набок, — эта прическа называется "В случае убийства набирайте "М""[5] . Модная в пятидесятые, для Белинды она стала своей навсегда.

Белинда была закутана в меха, но Флер видела, какая она стройная. Никаких лишних складок под подбородком. Мягкая кожа сапог до колен плотно обтягивала икры, очень изящные, красивой формы.

Пальцы Белинды нервно затрепетали, не здороваясь, даже мимоходом, с теми, кто стоял рядом, она сразу направилась к Флер.

Стащив перчатки, сунула их в карман; одна упала на пол, но Белинда не заметила. Подойдя, протянула руку:

— Флер.

Наступила звенящая тишина, какая внезапно возникает лишь при большом стечении народа.

— Здравствуй, Белинда, — сказала Флер, не шевельнув рукой]

Но Белинда была упряма. Она отказывалась отступать. Ее рука начала мелко-мелко дрожать, но она продолжала держать ее протянутой.

— На нас смотрят, дорогая, — сказала она тихо. — По крайней мере… хоть для вида.

— Я больше не заигрываю с толпой, мама.

Флер повернулась и отошла.

Белинда осталась стоять с неловко протянутой рукой, даже не осознавая, что поставила себя в глупое положение. Единственное, о чем она могла сейчас думать, — это о своей дочери.

Блестящая Девочка.

Это имя она придумала. Как оно подходило красивой Флер.

Творению, созданному ею. Творению, которое Алексей хотел разрушить. Но Флер не была дочерью Алексея, Флер была дочерью Флинна… Ее дочерью… И каким-то образом дочерью Джимми тоже.

Белинда просунула пальцы под мех и коснулась маленького амулета на цепочке, который снова стала носить под платьем. В золотые денечки, в «Саду Аллаха», ей подарил его Флинн. Но это еще не было началом.

Начало… Она вспомнила его так ясно, как сегодняшнюю утреннюю газету. Тот день, когда все началось.

Это было в сентябре, в четверг. Было жарко даже по меркам Южной Калифорнии. В этот день она встретила Джеймса Дина…

ДИТЯ БАРОНА

И вот он я, который не в состоянии понять самого себя. Все еще не знаю, кто я такой. Все еще охочусь за собственной душой.

Эррол Флинн Грехи мои тяжкие

Глава 2

1955 год. Джонас Солк[6] — самый любимый мужчина в Америке. Дети снова могут купаться в городских бассейнах, ездить в летние лагеря, и при этом родительские сердца не замирают от ужаса. Благослови Господь Джонаса Солка, освободившего Америку от страха.

Айк[7] и Мами в Белом доме, Энтони Иден на Даунинг-стрит[8] , 10 (хотя большинство людей считает не правильным, что Черчилля там больше нет), Хуан Перон[9] прячется в Парагвае.

Уолт Дисней являет миру своего ушастого мышонка, а на Мэдисон-авеню расхваливают достоинства шариковых дезодорантов и сигарет с фильтром. Америка чистит зубы пастой «Ипана», покупает фотоаппараты «Полароид»…

Это было не лучшее время для вступления в брак. Принцесса Маргарет решила не бросать все ради любимого мужчины, обрекая таким образом полковника авиации Питера Таунсенда на мученическую жизнь…

Белинда Бриттон думала о Мэрилин, листая номер журнала «Современный экран», который взяла на полке в аптеке Шваба на Бульваре Заката. Она не могла дождаться, когда увидит новую картину с Мэрилин «Семь лет чесотки». Переворачивая страницу за страницей, она поймала себя на мысли, что ей не хотелось бы проделывать ничего подобного с Томом Юэллом. Он не слишком хорош собой. Она предпочла бы увидеть Мэрилин снова с Бобом Митчумом, как в фильме «Река не течет вспять». Или с Роком Хадсоном. Нет, лучше с Бертом Ланкастером.

Год назад Белинда по-детски, до ужаса влюбилась в Берта Ланкастера. Когда она смотрела «Отсюда и в вечность», ей казалось, это ее тело, а не Деборы Керр, обнимает он в набегающих волнах, и ее целует в губы. Белинда подумала: интересно, а Дебора Керр открывала рот, когда Берт целовал ее? Почему-то она в этом сомневалась. На ее взгляд, Дебора была не того типа. Вот если бы Белинда играла вместо нее, она совершенно точно открыла бы рот навстречу языку Берта Ланкастера, уж будьте покойны.

Несколько недель подряд она воображала съемочную площадку, камеру, которая крутилась без остановки, и Берта Ланкастера, который тоже не останавливался. Вот он опустил верх ее купального костюма, освободил груди, потом стал их гладить, называя ее Карен, потому что именно так звали по сценарию героиню фильма. Но оба, и она и Берт, знали: он не с Карен занимается любовью, а с Белиндой. И когда Берт Ланкастер наклонился к ее груди…

— Извините, мисс, не передадите ли номер «Ридерз дайджест»?

Фантазии Белинды смыло, словно волной из кино.

Она протянула номер, о котором ее просили, потом поменяла свой «Современный экран» на другой, с Ким Новак на обложке.

Отправляясь платить за него, она вдруг поняла, как много воды утекло с тех пор, когда она мечтала о Берте Ланкастере, Тони Кертисе или о ком-то вроде них. А если сказать точнее, прошло шесть месяцев. Ровно шесть месяцев с тех пор, как она увидела магическое лицо, заставившее все остальные красивые лица потускнеть и стушеваться.

Белинда уехала в Голливуд через две недели после того, как увидела это лицо. Она даже не побеспокоилась закончить учебный год, хотя это был третий год в школе второй ступени. К чему диплом, если с пеленок мечтаешь стать кинозвездой?

Стоя в очереди за женщиной, покупавшей «Ридерз дайджест», Белинда размышляла: интересно, ее родители скучают без нее или нет? Глупый вопрос. На публике, перед друзьями, они, конечно, изображают нечто подобное, но на самом деле рады-радешеньки, что она уехала. Хотя Белинде грех на них жаловаться. Каждый месяц они посылают сто долларов, чтобы девочка не работала на какой-нибудь лакейской должности и не опозорила их, если кто-то из знакомых вдруг увидит, чем она занимается.

Родителям ее было за сорок, когда она родилась. Доктор Бриттон владел процветающей практикой в Индианаполисе, миссис Бриттон занималась благотворительностью. Эдна Корнелия, так они назвали свою дочь, оказалась им обоим некстати. Их нельзя было назвать жестокими людьми. Они покупали ей красивые кукольные домики, детские сервизы, любые игры, которые она просила. Когда девочка подросла, они не считая тратили на нее деньги, позволяли ходить в кино всякий раз, когда она захочет. Кинотеатр находился всего в двух кварталах от их дома. Но родители почти не разговаривали с ней и никогда не играли.

Белинда росла со странным, пугающим чувством: она невидимка. От людей девочка слышала, что она очень хорошенькая, учителя твердили, что она яркая, заметная, но их комплименты ничего не значили для Белинды. Разве невидимка может быть особенной? В девять лет она сделала открытие. Все тревоги, сомнения, неприятные чувства исчезают бесследно, когда она усаживается в заднем ряду кинотеатра. Белинда воображала себя одной из волшебных женщин, сверкавших на экране, чьи лица и тела были не в два, а в сто раз больше, чем в реальной жизни. Они были так не похожи на обычных женщин. Ослепительные богини, избранные…

Белинда поклялась, что когда-нибудь это случится и с ней — она станет одной из самых красивых, обожаемых всеми женщин.

Она займет свое место на таком же экране, увеличенная настолько, что ее уже не смогут не заметить: она перестанет быть невидимкой.

Конечно, мешало то, что она еще ребенок. А дети должны жить с родителями, пока не вырастут. Даже если эти родители не очень-то интересуются ими.