— В общежитии. Там спят большинство рабочих. Находятся такие общаги за фабрикой, рядом с бараком столовой, где они едят. Или мы платим два шиллинга и шесть пенсов в неделю и вы устраиваетесь с жильем и едой сами.

— Простите меня, сэр, — заметил Адам, — но в этом практически нет выбора. Разве может мужчина прожить на два шиллинга и шесть пенсов в неделю?

— Поэтому-то более сообразительные ребята выбирают первый вариант оплаты. Сдельщикам мы платим от двух до шести шиллингов в неделю и позволяем им жить в общаге, но дворник оплачивается ниже.

Адам ужаснулся. В бумагах, которые он читал в парламенте, и намека не было на то, что заработки могут быть такие мизерные. А согласно закону о десятичасовом рабочем дне, держать людей на работе по четырнадцать часов было противозаконно.

— Тогда мне лучше тоже оказаться сообразительным, — сделал он выбор.

— Ваше имя и фамилия.

— Адам Филдинг.

— Можете ли вы читать?

— Да, сэр.

— Прочтите вот это и, если согласны, подпишите.

Он просунул под решеткой листок бумаги. Адам взял его и прочитал:

УСЛОВИЯ НАЙМА

Нижеподписавшийся соглашается с тем, что, пока он работает на фабрике «Белладон Текстайлз, Лимитед», он не будет присоединяться ни к какой организации, которая ставит своей целью объединить в профсоюз рабочих компании.

Согласен………………..

— Ну? Будете подписывать? — спросил мистер Хоксвуд. — Если не подпишете, то можете утром не приходить сюда. Мистер Белладон не хочет иметь ничего общего с новоявленными чартистами и радикальными организаторами профсоюзов.

— Это понятно без слов, — ответил Адам, а сам подумал: «Это же настоящее рабство! Неприкрытое рабство».

— Дайте мне перо.

— Надо сказать — дайте мне перо, сэр.

— Дайте мне ручку, сэр.

Мистер Хоксвуд обмакнул гусиное перо в чернильницу и через решетку просунул его Адаму. Подписываясь своей вымышленной фамилией, Адам прикинул, что при таком заработке в один шиллинг в неделю ему бы пришлось проработать примерно 228 лет, чтобы получить свой нынешний доход в сто тысяч фунтов стерлингов.

— Можно ли мне осмотреть фабрику, мистер Хоксвуд? — спросил Адам, подписав бумагу и подсунув ее вместе с пером под решетку.

— Нет причин отказать вам, — ответил толстяк, принимая бумагу и убирая ее в ящик. Он шумно поднял свое огромное тело со стула. — Идите к первым воротам, я впущу вас, и вы сможете посмотреть.

Адам опять вышел на улицу. Преодолевая сильный ветер, он прошел вдоль здания к большим деревянным двустворчатым воротам с надписью «Ворота I». До его ушей даже через закрытые окна донесся рев машин. Он подождал, пока мистер Хоксвуд откроет ворота.

— Заходите, Филдинг, — пригласил он. Адам вошел во двор. — Не правда ли, здесь приятно?

Первое впечатление осталось от жары, шума и вони. Жара на фабрике, машины которой работали от пара, превышала тридцать градусов, а шум — бесконечный рокот тысяч шипящих колес — напоминал настоящий адский гул. Но особенно потрясло Адама то — хотя он и подозревал это, когда касались его возраста, — что в цехе не было никого, если не считать его самого, мистера Хоксвуда и двух сурового вида мужчин с кожаными ремнями в руках, кто был бы старше пятнадцати лет! Мальчики и девочки, грязные, в лохмотьях, семи или восьми лет, составляли основную рабочую силу на фабрике.

— Вон там Клифф Буртон, наш главный надсмотрщик, — во все горло крикнул мистер Хоксвуд, пытаясь перекричать гул. — Пареньки и девчушки уважают его, можете поверить мне. Если они задремлют или ошибутся, отпустят нить, от чего пряжа становится хуже, Бур-тон хлещет их или привязывает к столбу.

— К какому столбу? — провопил Адам. — Как хлещет?

— Хлещет он их кожаными ремнями, которые у него в руках. А привязывает вон к одному из тех толстых металлических столбов, вон там, над нитями. — Он показал на уродливый столб высотой в девять футов. — Эти мелкие негодяи вынуждены стоять там на носках. А в большинстве своем они именно негодяи. Мы два-три раза ездим в Лондон каждый год и набираем их в трущобах. Они живут там в такой грязи, что наши общаги представляются им настоящим раем.

Адам смотрел на детей — у большинства впали щеки, посерели и пожелтели лица, у некоторых проглядывались увечья вроде согнутых ног, страшно вспухших коленок, оторванных пальцев.

— Они все спят в общаге? — прокричал Адам.

Мистер Хоксвуд неприлично подмигнул.

— Ага, парень.

— Мальчики и девочки вместе без надзора?

— Надзора? — Хоксвуд хохотнул. — Никакого дурацкого наблюдения. Некоторые девчушки недурно выглядят, хотя самых смазливых мы посылаем в другое место. Парень вроде вас может вполне порезвиться, если есть такое желание.

Намек был такой непристойный, что Адаму пришлось сдержать себя, чтобы не дать мистеру Хоксвуду по его толстой морде. Ведь этот человек, в конце концов, вводил его в курс дела. Он уже узнал, что Горас Белладон не выполняет закона о десятичасовом рабочем дне, заставляя детей работать по четырнадцать часов. Белладон не соблюдал санитарных правил, превратив цех в непроветриваемую парную баню, и он нарушал закон, принятый в 1844 году, который требовал, чтобы опасные машины огораживались сетками.

Но Адаму предстояло узнать гораздо больше.


— Бернсайд атакует Фредериксбург! — воскликнул Алекс Синклер. Он бросил на стол утреннюю газету и подпрыгнул на стуле, не закончив завтрака в своем каменном доме на Пятой авеню.

— Алекс, куда ты собрался? — спросила Лиза, сидевшая на другой стороне стола.

— Поеду на Уолл-стрит, — ответил Алекс, торопливо направляясь к двери. — Джим Фриск сказал мне, что всякий раз, когда происходит сражение, на бирже творится сумасшествие! Поеду в его контору и постараюсь воспользоваться ажиотажем. До вечера, дорогая.

Послав ей воздушный поцелуй, он выбежал из комнаты в главный зал. И почти тут же она услышала, как хлопнула дверь на улицу.

— Куда он опять полетел? — спросила Лиля, толстая чернокожая кухарка, которая вошла в столовую из кухни с серебряным подносом. — Мисс Лиза, вы вышли замуж за непоседливого зайца, а не за мужчину.

— Думаю, что ты права, Лиля, — вздохнула Лиза.

— Я слышала разговор, что Алексу надо притормозить свою прыть, а он только и делает, что разгоняется все быстрее. Уф! Куда же мне девать его завтрак? А держать нет смысла, потому что сразу не съеденные яйца потом уже никуда не годятся. Хотите взять себе его сосиски?

— Пожалуй, не стоит. Я толстею, становлюсь, как гусыня.

— Мисс Лиза, вы просто в положении. Вам и надо пополнеть. Съешьте еще одну сосиску.

Лиза улыбнулась ей.

— Нет, правда. С меня довольно. Но кофе выпью еще.

— Ну, как хотите. Но, по-моему, вы сильно осунулись.

Лиля поставила поднос на рабочий столик и взяла с него кофейник, чтобы снова наполнить чашку Лизы.

— Мистер Алекс, он сказал мне утром, что снял коттедж на это лето на берегу моря. Отличная новость, потому что Нью-Йорк — это не то место, где можно оставаться летом. Нет, мадам. В июле тут можно просто с ума сойти от жары, даже тараканы падают в обморок.

— Лиля, пожалуйста.

— Да, да. Я не забыла, что вы терпеть не можете насекомых. Во всяком случае, вы, я и этот маленький ангел Аманда, все сможем поехать на берег моря и порадоваться прохладе морского ветра, а мистер Алекс пусть себе носится по городу и зарабатывает деньги. Неужели ему не надоедает все время хлопотать о деньгах? Делать деньги, делать деньги — он думает только об этом.

Лиза засмеялась.

— Думаю, он неисправим.

— Ха. Во всяком случае, на берегу Нью-Джерси он охладится.

В столовую вошла Аманда.

— Доброе утро, мама. Доброе утро, Лиля.

— Доброе утро, дорогая.

— Я приготовлю вкусную яичницу с сосиской, солнышко, — сказала Лиля, когда Аманда поцеловала мать в щеку и села на стул слева от нее. — Последнее время ты кушаешь, как птичка, поэтому я хочу, чтобы ты ничего не оставила на тарелке. Ты хочешь поджаристый ломтик?

— О, да, Лиля. И немного вашего клубничного варенья. Оно такое вкусное.

— Ха, еще бы. Я делала его сама. Так, кто там еще звонит в дверь?

Она вперевалку поплыла в главный зал, а Аманда прикрепила у своей шеи салфетку.

— Чем ты будешь заниматься сегодня? — спросила ее мать.

— Ко мне придет Джимми Брэди, мы с ним будем играть в саду.

— Ну, день сегодня великолепный, приятно поиграть на улице. Тебе нравится Джимми, правда?

— Ну, он ничего, как я думаю. Но он всегда подшучивает над моим акцентом. Он говорит, что я «смешная» иностранка. И очень злит меня этим.

— Скажи ему, что он тебе тоже кажется смешным.

— Уже сказала один раз. Он надулся на целых десять минут.

— Простите меня, мисс Лиза. — На пороге опять появилась Лиля. — Пришел джентльмен из полиции, который хотел бы вас видеть.

— Полицейский?

— Да, мадам.

Лиза поднялась и вышла из столовой. В передней стоял высокий бородатый полицейский, держа свой шлем под мышкой.

— Доброе утро, — приветствовала его Лиза, подходя к нему. — Я — миссис Синклер. Вы хотите видеть меня?

— Да, мадам. Это касается вашего мужа.

— Что-нибудь случилось?

— Боюсь, что да. Несколько минут назад мистер Синклер пытался сесть в свою карету и свалился.

— Алекс!

— Ваш кучер повез его в клинику к доктору Логану. Мы подумали, что при сложившихся обстоятельствах так будет лучше.

Она попыталась сохранить спокойствие.

— Уверена, что вы поступили правильно. Лиля, подай мне шляпу… серую шляпку.