Алгернон де Вер, первый граф, дал указание своему архитектору не жалеть средств на строительство Понтефракт Холла. Сын портного из Йорка, Алгернон был ослеплен огромным состоянием, которое он составил себе в Индии, и решил поразить всех у себя на родине. К счастью, его архитектор, в свое время работавший с гениальным Робертом Адамом, уже построившим — или собиравшимся построить — такие замечательные парадные дома, как Сион Хауз, Кедлстон, Хервуд и Остерли, обладал хорошим вкусом и ясным видением, поэтому смог создать великолепие без помпезности. Большой салон превратился в главный зал всего дома, место небывалой красоты. Стены обтянули малиновой шелковой парчой. У дверей сделали классические отводы с изощренной резьбой, позолоченными пилястрами и фронтонами, на высоких окнах висели дорогие занавеси из голубого шелка. Окна же выходили на парадные террасы, фонтан и большую лужайку. Все стулья и диванчики были изготовлены в деликатном стиле эпохи Людовика XVI, с изящными ножками и подлокотниками с позолотой, сидения и спинки обтянуты тканью бледно-персикового цвета. Огромный ковер, по размерам самого зала, сотканный в прекрасном классическом стиле с ярким красно-голубым узором. Но гордостью этого зала стал великолепный плафон, сочетание золотистого, голубого, малинового и кремового цветов, с овальными рисунками классических фигур, которые были выполнены известной художницей Анжеликой Кауфман.

— Должна предупредить тебя, он сказал мне, что влюблен, — Сидония села на диванчик и стала разливать чай из серебряного чайника, — в какую-то там Лизу, дочь приходского священника в Уайкхем Райз. Конечно, подобная партия абсолютно исключается, но действовать надо осторожно. Как я уже сказала, на Адама находит, а мы, дорогая Сибил, очень хорошо знаем, что сердце мужчины подвержено капризам. К счастью, мне удалось отговорить его от намерения пригласить это существо, Лизу, на бал в субботу вечером. Я объяснила, что это было бы несправедливо по отношению к ней, так как у нее нет подходящего наряда. Впрочем, в действительности я подумала, что бедная девушка окажется совершенно не в своей тарелке. Ему не понравились мои слова, но в конечном итоге он сдался, что дает вам, моя дорогая, свободу действий. Но тише, кажется, он приближается… А-а, вот и он! Добрый день, дорогой Адам. Ты как раз подоспел к чаю. Хочу познакомить тебя с одной из наших соседок, с леди Сибил Хардвик.

Адам окинул взглядом Сибил. Средства ее были весьма скромны, но она обладала хорошим вкусом. Бледно-голубое шелковое платье и короткий жакет представляли собой последний крик парижской моды. Хотя она сидела, Адам понял, что у нее прекрасная фигура.

— Леди Сибил живет в Неттлфилд Парке, — продолжала Сидония. — Ее отец, лорд Неттлфилд, — милейший человек. В субботу вся семья пожалует на наш бал.

Адам подошел поцеловать руку Сибил.

— Тогда, надеюсь, — произнес он, — я смогу удостоиться чести танцевать с вами, леди Сибил?

«Браво, — подумала Сидония. — Отличное начало».

— Однако, — продолжал Адам, — хочу предупредить вас: я танцую ужасно. Даже хуже, чем ужасно. Я совершенно не умею танцевать, если не считать нескольких поворотов.

Сибил одарила его самой соблазнительной улыбкой:

— Значит, я должна буду научить вас танцевать, верно? — пропела она. — И даже не возьму за это с вас плату.

«Толково сказано», — подумала Сидония.

«Он не остолоп, — решила Сибил, — напротив, даже очень интересный человек».

«Я пошел навстречу тетке Сидонии, — думал Адам, — ибо знаю, что она пытается навязать мне эту женщину. Не стану попусту огорчать тетушку, но будущей графиней Понтефракт станет Лиза. Тетя не догадывается об этом, но завтра я отправлюсь в Уайкхем Райз, чтобы сделать ей предложение».


Начавшийся вечером штормовой ветер к середине ночи превратился в настоящую бурю. Лиза промокла до костей и продрогла. На ней была только черная шаль поверх синего платья, к груди она прижимала небольшую сумку с некоторыми вещами, прихваченными с собой из отцовского дома. Она понимала, что эта ужасная ночь совсем не годилась, чтобы идти в Понтефракт Холл, но так боялась, что отец может погнаться за ней, что не видела для себя иного выхода, как попытаться как можно скорее добраться до Адама. С трудом ковыляя по дороге, преодолевая порывы дождя, гонимого сильным северным ветром, измазав в грязи подолы своих юбок, она в конце концов решила, что должна найти какое-то укрытие, хотя бы на время, пока не улучшится погода. Хотя на торфянистой равнине жило не так много людей, она знала, что недалеко находится коттедж фермера-арендатора, известный под названием Грандж. Ей почему-то казалось, что там проживал фермер-скотовод по имени Макги или Макдаф, и хотя ей не улыбалась мысль провести ночь в доме незнакомого человека, она поняла, что выбора у нее нет. Хотя возможность того, что отец пустится за ней в погоню, оставалась, она все-таки сбросила ее со счетов из-за отвратительной погоды.

Через пять минут она заметила коттедж и прибавила шагу в его направлении. Дом был покрыт соломой, с которой ручьями стекала вода. Лиза не могла укрыться от этих потоков из-за отсутствия карниза и начала торопливо барабанить в массивную дверь. Через несколько минут ей открыл огромный бородач в красной фланелевой ночной рубахе. В руке он держал керосиновую лампу, которую приподнял, чтобы рассмотреть лицо Лизы.

— Скажите мне, ради Бога, что вы делаете на улице в такое время и в такую погоду?

— Иду в Понтефракт Холл и…

— Заходите скорее, а то я тоже промокну насквозь! Проклятье, что за ночь! Держу пари, что вы ищете укрытие на ночь.

Он захлопнул за нею дверь и задвинул засов. Дрожащая от холода Лиза прохлюпала по низкой комнате к печке, в которой догорали дрова. Мужчина торопливо последовал за ней, чтобы подбросить в печку новых поленьев.

— Меня зовут Стрингер Макдаф. А вас, мисс?

— Лиза Десмонд.

— Десмонд? Не родственница ли вы приходскому священнику храма Святого Жиля?

— Я его дочь.

— Ах! И почему же дочка приходского священника оказалась на торфяных болотах в такую ночь?

Он зажег еще лампу, и она увидела, что в комнате мало мебели, но у нее достаточно веселый вид с самодельными занавесками на окнах. Она решала, что же сказать ему, так как правду говорить было нельзя.

— Я иду навестить родственника лорда Понтефракта, — объяснила она, полагая, что такой ответ по крайней мере недалек от истины.

— Хотите посетить набоба? Вы выбрали не самый короткий путь. И почему же вы идете пешком к такой важной птице?

Она заметила, что он косо и плотоядно посматривает на нее.

— Дома ли миссис Макдаф? — холодно спросила она.

Он ухмыльнулся:

— О нет, мисс. Я холостяк. Для меня большое удовольствие, когда кто-нибудь зайдет, особенно если забредет такая красивая девочка, как вы. Но вы насквозь промокли! Может быть, вы снимете свою одежду, чтобы просушить ее? Давайте я сейчас принесу вам одеяло… Нет, даже лучше, если вы пойдете в спальню. На моей кровати лежит одеяло. Завернитесь в него и приходите сюда, а я налью вам рюмочку виски для согрева.

Она посмотрела на него, прекрасно понимая, что происходит в голове Стрингера Макдафа. С другой стороны, если она не снимет с себя промокшую одежду, то может серьезно заболеть, что повредит ее будущему ребенку. Взгляд Лизы остановился на длинной железной кочерге, прислоненной к каминной решетке. Она решила, что в крайнем случае осадит Макдафа этой кочергой.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Воспользуюсь вашим предложением.

Она направилась к двери в спальню.

— Вот, возьмите эту лампу.

Он подал ей керосиновую лампу. Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Поставив лампу на низкий комод, она присела на край смятой кровати и стала развязывать шнурки своих башмаков.

— Ну и каша заваривается, — пробормотала она, снимая левый башмак и переворачивая его, чтобы вылить воду на дощатый пол. На вид Макдафу было лет тридцать, и он казался сильным мужиком. Но если у него возникли идеи о том, чтобы положить ее с собой в кровать…

Именно в этот момент она услышала стук в переднюю дверь коттеджа, настойчивый грохот. Она замерла, прислушиваясь. Макдаф открыл дверь. До нее донеслись голоса. Потом к спальне стали приближаться шаги. Дверь отворилась.

— СУКА! — рявкнул ее отец. Он загородил собой весь дверной проем. С его черной сутаны стекала вода. В правой руке он сжимал кнут.

— ШЛЮХА!

Он затопал к ней, замахнулся кнутом. Она закричала, а он принялся стегать ее по голове и плечам. Она соскочила с кровати и попыталась пробежать мимо него к двери, но он схватил ее за руку и швырнул на середину комнаты. Она стукнулась о сундук, продолжая издавать вопли.

— Папа, не надо… ребенок…

— Ты хочешь сказать, ублюдок! — заревел он, принявшись опять стегать ее. Она попыталась закрыть лицо левой рукой. Кнут щелкал очень больно. — Три часа назад к нам домой пришла мать Кроуфорд и пыталась шантажировать меня! — бушевал он, продолжая стегать ее. — Она сказала, что расскажет по всему Йоркширу, что дочь преподобного Десмонда — ПОТАСКУХА!

— Папа, перестань…

— Я убью тебя, проститутка… ПОТАСКУХА!

— Нет, ты этого НЕ СДЕЛАЕШЬ!

Она схватила керосиновую лампу и запустила ею в него. Лампа попала ему в грудь и разбилась. Она с ужасом увидела, как его грудь охватило пламенем. Он скорчился, завопил, когда вспыхнула его борода. Шатаясь, он подался назад, выронил кнут.

— О Господи… Папа! Мистер Макдаф, принесите же воды… О Боже!

Отец повалился навзничь на кровать, теперь почти весь охваченный пламенем. Она схватила подушку и начала колотить по нему, сбивая пламя. В комнату с кувшином влетел Макдаф. Он выплеснул воду на Десмонда, но теперь загорелось постельное белье.