Эмилия подошла к зеркалу и стала поправлять свои золотистые волосы.

— Свою жену он не любит.

— Откуда тебе это известно?

— Это и так видно. Ах, мама, в нем столько грусти! Это делает его совершенно неотразимым.

— Хочу напомнить тебе, что молодые барышни должны вести себя скромно и сдержанно. Увы, боюсь, что эти два слова тебе неизвестны.

— Добрый день, леди Макнер.

Голос показался знакомым, но человека, который произнес эти слова, Эмилия никогда не видела. Индийский джентльмен с короткой черной бородкой, в камзоле цвета слоновой кости, белых штанах и белом тюрбане походил на принца из «Тысяча и одной ночи». Эмилия, которая упивалась такими романами с детских лет, встречалась уже со многими принцами за пятнадцать лет пребывания на полуострове, но большинство из них были либо чрезмерными толстяками, трясущимися маразматиками вроде Бахадур Шаха, либо пьяницами и наркоманами. Но сейчас в дверях стоял мужчина, в точности похожий на воображаемых ею принцев. Она подошла к двери.

— Адам? — тихо спросила она, потому что, подойдя ближе, стала узнавать его. — Это вы?

Он улыбнулся:

— Да, это я — скорее, более темный вариант моей персоны.

— Вы так неожиданно исчезли! Мы не знали, что и подумать! Больше всего мы боялись, что вас похитили и убили!

— Меня действительно похитили, леди Макнер. Меня сопровождал сюда эскорт людей с довольно скверной репутацией.

— Со скверной репутацией? — фыркнула леди Агата. — Мой дворецкий сказал, что они выглядят как шайка бандитов.

Адам улыбнулся.

— Действительно, они так и выглядят, но на самом деле это добрые души, которые не обидят и мухи. Завтра я должен встретиться с ними в банке Калькутты — они помогут мне снять деньги. А пока что я хотел бы спросить, не могу ли я еще раз воспользоваться вашим гостеприимством и провести здесь еще одну ночь?

— Ах, Адам, конечно.

— Подожди, Эмилия, — прервала ее мать, величаво поднимаясь на ноги. — Теперь я вижу, что это действительно вы, лорд Понтефракт. Но мне в жизни не понять, почему вы себе позволили такую странную выходку — измазали себя под негра.

Адам уже начал привыкать к такому описанию индийских туземцев, хотя ему все еще само слово «негр», «негритос» или «черномазый» не нравилось. Однако ему надо было переночевать в этом доме, и он сохранил хладнокровие.

— Это своего рода трюк, мадам, — ответил он елейным тоном, — или, если сказать более точно, шутка.

— Ну, сэр, с моей точки зрения, это дурная шутка. Чтобы порядочный англичанин вымазал свою кожу в темный цвет без всякой веской причины, поражает меня, как попытка изменить Богом заведенный порядок вещей. Особенно это неуместно в такое время испытаний, как ныне. Несмотря на это, сэр, мы, конечно, будем рады приютить вас на ночь. Ранжи, — обратилась она к дворецкому, который стоял за спиной Адама, — проведи лорда Понтефракта в восточную комнату для гостей.

— Слушаюсь, мемсахиб, — поклонился дворецкий и взглянул на Адама с плохо скрываемым недоумением.

Недоумевал при виде Адама не только дворецкий. Эмилию восхитило его новое таинственное появление в одежде индуса. За ужином в этот вечер она забрасывала его вопросами о его загадочной маскировке, но он проявил удивительную сдержанность. Родители Эмилии были так же изумлены, как и она сама. Но в английской колониальной империи существовали строгие правила «сдержанности», которые не позволяли ни сэру Карлтону, ни его супруге проявлять любопытство. Адам был исключительно богатым аристократом, а английская аристократия славилась своим чудачеством.

Да и вообще мысли Карлтона были больше заняты мятежом. По мере того как продолжался ужин в столовой, напоминавшей жаровню, он метал громы и молнии по поводу малодушия и нерешительности лорда Каннинга перед лицом острейшего кризиса в британской Индии. Адама удивило, что сэр Карлтон, который на обеде с участием лорда Каннинга, казалось, считал, что англичане виновны в недостаточном внимании к национальным индийским конфессиям, теперь вину за массовые убийства в Меетуре возлагал на «кровожадность и черную неблагодарность» национальных солдат — сипаев.

— Каннинг должен вешать этих зверей на деревьях, — говорил сэр Карлтон в то время, когда слуга наполнял его бокал из обернутой полотенцем винной бутылки. (Это делалось, чтобы вино оставалось охлажденным.) — Запомните, будет еще не то. Положение станет ухудшаться перед тем как выправиться. Хуже того, до меня доходят сообщения о том, что эти скоты повсюду убивают нашего брата, англичан.

Он запустил нож в кусок маринованной козлятины, зажаренной в горчичном масле с картофелем и луком. Адам подумал, что, может быть, Карлтон переборщил, что частично отражало охватившую всех европейцев в. Индии панику, и в первую очередь англичан, но все же его тревога не была излишней. Беспокоило то, что мятеж принимал характер ситуации «мы-против-них», когда почти не оставалось места для компромиссного решения проблем между черными и белыми.


В эту ночь Эмилия никак не могла заснуть в своей невероятно жаркой спальне. Она не понимала, почему так тянулась всем своим существом к Адаму, особенно теперь, что было очень странно, когда его кожа потемнела, чем раньше, когда он был более светлокожим. Ей снова и снова приходила мысль о том, что она влюбилась в него. Но горячие страсти, обуревавшие ее молодое тело, казались ей далекими от бледнокожих сдержанных любовников с картин художников-прерафаэлитов, которые она видела в музеях Англии. Если это любовь, то она обладает мистической силой, несравненно более мощной, чем она представляла себе раньше.

Эмилия не могла заснуть. Она обливалась потом в своей спальне, потому что даже в полночь температура воздуха была за тридцать градусов. Наконец, в два часа утра, когда первое дыхание прохлады принесло некоторое облегчение и ей удалось задремать от простого изнеможения, она вдруг услышала шум в саду, как раз под ее окном.

Девушка прислушалась. Было тихо. Сад, окружавший особняк ее родителей, был отгорожен стеной от нищенского убожества Калькутты, но в такое неспокойное время, конечно же, кто-нибудь мог перелезть через кирпичную стену высотой в шесть футов. Более того, она знала, что два сторожа-туземца обычно дремали на протяжении всей ночи. Подняв сетку от москитов, она взяла шлепанцы со столика возле кровати (никто в Индии не оставляет обувь на полу из страха, что туда могут заползти скорпионы), надела их, слезла с кровати и поспешила приоткрыть окно. Хотя спальня находилась на втором этаже, она без труда заметила мужчину в тюрбане, который стоял в чаше фонтана с лягушкой — разбудил ее шум, когда он влез в воду. Поднявшись на носках, мужчина протянул руку вверх к пасти фигуры лягушки на каменном постаменте в центре фонтана.

Это был Адам.

Она выбежала в гардеробную, набросила на себя купальный халат, быстро прошмыгнула в темный и тихий зал второго этажа и сбежала вниз по лестнице. Торопясь попасть в большой салон, она выбежала через одну из дверей на заднюю террасу. Как раз в этот момент на террасу поднялся Адам. Из-под подвернутых брючин выглядывали мокрые голые ноги. Увидев Эмилию, он вздрогнул.

— Что вы здесь делаете? — прошептала она, подбегая к нему. — Что вы вынули из пасти лягушки?

Он заколебался, стоит ли ей показывать. Потом медленно раскрыл кулак правой руки. Она как завороженная уставилась на огромный бриллиант, который даже в темноте звездной ночи, казалось, излучал бледное пламя.

— Это — «Глаз идола», — прошептал он. — Я взял на себя смелость использовать ваш фонтан в качестве банковского сейфа.

Ее потрясли размеры драгоценного камня.

— Он был похищен из храма в Лакнау. Я, возможно, единственный человек, который за всю историю человечества старается возвратить бриллиант, вместо того чтобы похитить его, но на это я трачу чертовски много времени.

— Вы хотите сказать, что попытаетесь вернуть его обратно в Лакнау?

— Ну да. Я обещал своему дедушке, что сделаю это, как раз перед тем, как его убили. Но некий толстяк по имени Нана Саиб пытается прикончить меня до того, как я возвращу этот бриллиант. Вот почему я покидаю вас именно сейчас. Поблагодарите своих родителей за их гостеприимство. Если мне повезет, то через несколько недель я вернусь сюда.

— Но вы не можете один путешествовать по Индии, — прошептала она. — Вы не говорите на их языке… вас наверняка убьют! Вы слышали, что сказал папа во время ужина: мятеж распространяется чрезвычайно быстро, и на англичан нападают повсюду. У вас нет никаких шансов.

— Так думает и Нана Саиб. Вот почему он изменил цвет моей кожи — чтобы бросить меня на растерзание волкам. Но у меня есть пистолет, и…

— Пожалуйста, подождите! Разрешите мне поехать с вами!

— Эмилия, не смешите.

— Но я же знаю их язык! Я прожила тут всю жизнь… Я могу даже разговаривать на бенгальском диалекте. Дайте мне всего полчаса на сборы. У меня имеется черная краска из сажи, и я смогу позаимствовать кое-какую одежду у слуг. Я замаскируюсь под вашу служанку — всякий индийский господин путешествует со служанкой, и если нас остановят, то разговаривать буду я и объясню им, что у вас ларингит, что вы потеряли голос.

Адам с трудом сдержал улыбку.

— Дикая, но прекрасная идея. Восхищен вашей сообразительностью, но…

Она выхватила бриллиант из его руки и припустилась в дом через заднюю дверь.

— Эмилия!

— Вы не уедете без бриллианта, — негромко крикнула она возле дверей, — поэтому вам придется меня подождать. И я ни за что на свете не откажусь от такой возможности!

— Эмилия, за этими стенами дюжина вооруженных людей, — горячился Адам, пытаясь догнать ее. — Я надеюсь лишь на то, что смогу перемахнуть через стену в темноте и попытаться улизнуть от них. А теперь отдайте мне бриллиант! Двоих людей гораздо легче поймать!