— Что ты собираешься сделать с Мозесом? — прошептала она. Ветер трепал перо на ее шляпке.

— Я поступлю с ним так же, как поступают с любым черномазым, который попытается изнасиловать мою жену. Я кастрирую его.

— Нет! — вырвалось из ее груди. — Джек, ты не можешь этого сделать! Это бесчеловечно… нелепо!

— Будь ты проклята…

— Я не позволю тебе сделать это. Я расскажу правду!

— Заткнись!

Он врезал ей такую затрещину, что она навзничь упала на снег.

— Сво-лочь! — взревел Мозес, хватая ружье Шримпбоата, который легкомысленно прислонил его к карете, когда стал надевать кандалы. — Белая тварь! Не тронь эту женщину!

Он прицелился в спину Джека и выстрелил. Лиза издала вопль ужаса. Джек дернулся вперед, потом ничком рухнул на заснеженную землю. Он немного покорчился и затих.

— Шримпбоат, ложись! — завопил мистер Дункан, целясь в Мозеса. Он выстрелил. Пуля попала Мозесу в живот, отбросив его к карете. Лиза, рыдая, поднялась на ноги и бросилась к Джеку. Встав на колени, она попыталась прощупать пульс. Но его не было. Джек был мертв. Выпрямившись, она побежала к карете, где Дункан, поднеся ружье к лицу Мозеса, собирался разнести его в клочья.

— Подожди! — крикнула она. Оскалившись, мистер Дункан опустил ружье, и Лиза встала на колени возле Мозеса. Она знала, что он умирает. Рубаха на животе пропиталась кровью, его грудь вздымалась, он тяжело дышал. Глаза полузакрылись. Свою ладонь она приложила к его щеке.

— Мозес…

Несчастный посмотрел ей в глаза.

— Хозяйка, — прошептал он. — Такая добрая…

— Дорогой Мозес. Как мне жаль…

— Хозяйка, разыщите моего сына и помогите ему так же, как вы пытались помочь мне.

— Да, клянусь, что сделаю это.

— Его зовут Гавриил… Из Библии. Хороший мальчик… может быть, ему больше повезет… — Он попытался поднять руку. Она взяла ее и пожала. В ее глазах стояли слезы.

— Хозяйка такая… прекрасная. Самая прекрасная… — Он с трудом ловил воздух, глаза стали закатываться. — Хотелось стать с вами… друзьями.

Из его горла вылетел негромкий хрип, и он… скончался.

Лиза медленно поднялась на ноги, отпустив его руку. На нее смотрели мистер Дункан и два его сына, Шримпбоат и Пи-Ви. На их мрачных лицах было написано подозрение.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Адам во весь опор мчался в Калькутту на белом арабском скакуне, сопровождаемый Азимуллой и дюжиной бадмашес — такой бандой отчаянных убийц, которых ему не приходилось встречать. Он поражался доверчивости Нана Саиба, который клюнул на его выдумку о том, что большой бриллиант находится в сейфе банка. В первую же ночь своего пребывания в Калькутте Адам спрятал огромный драгоценный камень, на его взгляд, в необычном и очень подходящем месте. Дальнейшее развитие событий не оставило в нем сомнений, что его предусмотрительность сохранила ему жизнь, поскольку у Адама не было иллюзий относительно «отряда охранников». Бадмашес, скакавшие по бокам от него, — грязные мужчины в отрепьях и тюрбанах, вооруженные до зубов кинжалами, саблями и ружьями, — бросали на него такие взгляды, которые не понял бы только слепой или глупец. Хотя Азимулла проявлял внимание и согласился с просьбой Адама провести ночь в Калькутте в доме сэра Карлтона Макнера, Адам знал, что как только он возьмет бриллиант из «банка», то, считай, пропал.

Лошадей, на которых они скакали, предоставил им махараджа Баниханжа, конюшни которого славились арабскими рысаками. Выглядели они великолепно, но Адам с удивлением убедился, что сказочные кони оказались не такими уж резвыми. Они проезжали выжженную солнцем местность — пыльную, красновато-коричневую плоскую равнину, где изредка попадались камни, кустарник и тропические деревья, в частности фиговые, священные для индусов деревья. Время от времени Адам замечал коричневых обезьян на деревьях, и когда они остановились в грязной деревне чтобы пообедать, он услышал визг древесных крыс и каких-то птиц. Адам заполнял свою дорожную фляжку водой из деревенского колодца, когда к нему подошел Азимулла.

— Я только что побывал в телеграфном отделении этой деревни, — сказал он. — Вы знаете, что в городе Меерут вспыхнул бунт, когда сипаи отказались пользоваться пулями неверных. Сейчас они двигаются к Дели, чтобы упросить Бахадура Шаха возглавить их в великом восстании против англичан. Англичанам, которые сейчас оказались в Индии, не повезло.

Адам отпил глоток воды из своей фляжки.

— Насколько я понимаю, лепешки, которые столь таинственно появлялись в английских домах, означали предупреждение?

— Совершенно правильно, предупреждение вам, англичанам, убираться из Индии до того, как грянет гром. Но бунтовщики совершают ошибку, направляясь к Бахадуру Шаху. Пусть он последний законный наследник империи Моголов, но ведь ему восемьдесят два года, он сошел с ума: думает, что может превратить себя в муху. Кроме того, он — английская марионетка. Настоящим вождем революции станет Нана Саиб.

— Вы так уверены в этом…

Азимулла улыбнулся:

— Я знаю, как бунтовщики поступают с вами, англичанами. Англичанки в Мееруте попытались замаскироваться под индусок, чтобы избежать гнева бунтовщиков, но их всех разоблачили и уничтожили. Вы тоже перекрасились под индуса, но помните, Торн Саиб: без нашей защиты вас тоже разоблачат и уничтожат.

Адам посмотрел на своих «телохранителей», потом улыбнулся Азимулле.

— Не могу сказать, насколько безопасно я чувствую себя в ваших руках, — отозвался он.

Азимулле не понравилась его ирония.


Эмилия Макнер умирала от жары и скуки. Ее родители обычно, когда начиналась жара в конце апреля, переезжали в домик в горах. Их чайная плантация находилась в Даржилинге, в трехстах милях к северу от Калькутты, в горной местности возле границы штата, где климат был благословенно прохладным и идеальным для разведения чайного кустарника. Леди Макнер, дочь хирурга из Манчестера, могла разводить там цветы и мысленно как бы возвращаться в Англию. Эмилия любила Даржилинг. Ее свобода в Калькутте была более ограничена, потому что Калькутта была резиденцией генерал-губернатора, лорда Кеннинга, и во всем надо было подчиняться протоколу. Но в Даржилинге она чувствовала себя гораздо свободнее. Она превращалась в сорванца: скакала на лошади, лазила по деревьям и вообще приводила свою чопорную мамашу в ужас своими шалостями.

Но в этом году из-за неопределенности, связанной с разрастающимся бунтом, отец решил остаться в Калькутте. Но когда до английских жителей дошли слухи о массовых убийствах в Мееруте и о марше бунтовщиков на Дели, в Калькутте среди англичан началась паника. Всего двадцать три тысячи человек насчитывалось в королевских полках, как именовались соединения только из европейцев, и всего четырнадцать тысяч английских офицеров в огромной индийской армии. Другими словами, во всей Индии находилось всего лишь сорок тысяч воинов, на которых можно было положиться при защите от 150-миллионного населения страны. Неожиданно Калькутта превратилась в безопасное место, а остальная часть Индии — в западню смерти.

Но в Калькутте стояла страшная жара. В середине мая температура достигала сорока пяти градусов в тени, что, помноженное на влажность, создавало эффект парной бани. Откуда ни возьмись появились кукушки со своим диким кукованием и мелкие пташки, шум которых просто сводил с ума. Духота породила также москитов и множество насекомых с их отвратительной особенностью оказываться у людей в супе. И, естественно, жара привлекла змей, ядовитых кобр и других ползучих тварей, которые могли проникать в ванные через канализационные стоки или прятаться в самых неожиданных местах. Эмилия ненавидела жару и, прогуливаясь по гостиной дома своих родителей, окна которой были закрыты отражателями, чтобы ослабить натиск жары, думала, что не выдержит и сейчас закричит.

— Думаю, что у меня начинается потница, — сказала она матери, которая сидела в кресле под медленно двигающимся опахалом.

— Эмилия, прекрати наконец ходить взад и вперед. А если у тебя начинается потница, то нужно смазать это место. Вот и все.

Дверь отворилась, и вошел дворецкий леди Макнер — Ранжи.

— Мемсахиб, — обратился он к хозяйке, — индийский джентльмен просит принять его.

— Индийский джентльмен? — повторила леди Макнер, как будто эти два слова исключали друг друга. — Кто же это?

— Он назвал себя лордом Понтефрактом.

— Адам! — воскликнула Эмилия. Одной из причин ее плохого настроения было то, что в этом году она лишилась компании молодых офицеров, которые тоже проводили лето в Даржилинге, а мятеж и жара в городе лишили возможности всякого общения.

— Эмилия, веди себя прилично, — одернула ее мать. — Ранжи, тут несомненно какая-то ошибка. Лорд Понтефракт не индус.

— И все же, мемсахиб, именно такую фамилию назвал этот индийский джентльмен. Его сопровождает группа всадников, которые, на мой взгляд, похожи на бандитов.

— На бандитов? — выдохнула Эмилия. — Адам попал в руки шайки бандитов! Как романтично!

— Эмилия, или ты попридержишь свой язычок, или я расскажу отцу о твоем поведении. Ранжи, не… угрожал ли тебе этот индийский джентльмен?

— О нет, мемсахиб, он производит впечатление мирно настроенного человека. Но другие… — он пожал плечами.

— Хорошо, впусти его. Но если и другие захотят войти, то не пускай их — захлопни дверь.

— Слушаюсь, мемсахиб.

Ранжи поклонился, выходя из гостиной, а Эмилия подбежала к одному из окон, чтобы приоткрыть отражатель.

— Эмилия, что ты делаешь?

— Ах, мама, если это Адам, то я должна поправить прическу!

— Невозможное дитя! Ты впустишь солнечные лучи, и в считанные секунды это помещение превратится в жаровню. Но даже если это и лорд Понтефракт, что очень сомнительно, я все равно не позволю тебе бросаться ему на шею. Не забывай, что он женатый человек.