— Я хочу Генриетту! Хочу Генриетту! — заныла Нисса.

— Кто такая эта Генриетта? — спросила Блейз. — Где няни моей дочери, Мэйзи и Полли?

Мэйзи и ее помощница поспешили подойти и присели.

— Добро пожаловать домой, миледи, — хором произнесли они.

— Возьмите леди Ниссу, — приказала им Блейз.

— Нет! — закричала девочка. — Нет! Я хочу к маме!

— Я и есть твоя мама, Нисса, — отозвалась Блейз, забирая ребенка у мужа.

— Нет! Моя мама — Генриетта! Я хочу Генриетту! — она заерзала на руках Блейз, стараясь высвободиться.

Блейз передала визжащего ребенка Мэйзи, но Нисса пнула няню маленькой ножкой, заставив ее поморщиться от боли. Не выдержав, Блейз присела на ближайший стул и, положив непослушную девочку на колени, несколько раз шлепнула ее, подняв юбки. Нисса разразилась ревом — больше от обиды, чем от боли. Только теперь Блейз поняла, что, расставшись с ребенком, оказала самой себе плохую услугу. Девочка стала непослушной и избалованной, ибо по перепуганным лицам слуг и родственников, собравшихся вокруг, Блейз поняла: никто из них ни разу не осмелился наказать леди Ниссу Уиндхем.

Прежде чем кто-либо успел заговорить, Блейз утвердилась на своих позициях. Поставив дочь на ноги перед собой, она строго приказала:

— Нисса-Кэтрин Уиндхем, немедленно замолчи!

Удивленная непривычно суровым тоном, малышка притихла, уставившись на красиво одетую леди, которая только что отшлепала ее. Глаза Ниссы блестели от слез, но она не решалась издать ни звука.

— А теперь, Нисса-Кэтрин Уиндхем, выслушай меня. Я твоя мать, я служила королю при дворе. Теперь я вернулась домой и надеюсь, что ты будешь вести себя прилично не только среди тех, кто равен тебе по положению, но и среди слуг. Ты немедленно извинишься перед бедной Мэйзи, которую только что ударила. А потом уйдешь к себе в комнату — на ужин тебе принесут туда молока и хлеба. Ты трижды прочитаешь молитву, а завтра придешь ко мне и извинишься за свою постыдную выходку. И тогда посмотрим, стоит ли прощать тебя. А теперь отвечай: «Да, мама», пожелай спокойной ночи отцу и бабушке Доро и уходи.

— Да, мама.

— Не вижу книксена, Нисса, — сурово заметила Блейз, вспомнив уроки своей матери.

Нахмурившись, Нисса присела и, пожелав Энтони и Доро спокойной ночи, удалилась из зала, взяв за руку няню и бросив последний ненавидящий взгляд в сторону матери.

— Похоже, я вернулась как раз вовремя, — со вздохом произнесла Блейз.

— Да, с ней никто не мог справиться, — вздохнула Доро, — она слишком своенравна.

— Прямо как наша Блисс, — подтвердила Блейз.

— Когда приехала Генриетта, — продолжала Доро, — малышка привязалась к ней больше, чем ко всем остальным. Откровенно говоря, мы вздохнули с облегчением: нельзя же все время воевать с ребенком! Бывало, Нисса доводила до отчаяния всех слуг.

— Ну, такого больше не повторится, — решительно сказала Блейз. — Кто же такая Генриетта?

— Это я, мадам. — Стройная и чрезвычайно миловидная девушка шагнула вперед и вежливо присела перед Блейз и Энтони.

— Это мистрис Генриетта Уиндхем, — представила девушку Доро. — Она — единственное дитя младшего брата Ричарда, Генри, жена которого была француженкой. Теперь Генриетта осиротела, и, умирая, ее отец пожелал, чтобы мы взяли ее под свою опеку. Она прибыла из Франции в тот день, когда ты уехал, Энтони.

— Мы рады принять вас в Риверс-Эдже, кузина Генриетта, — произнес эрл. — Надеюсь, у нас вы будете счастливы.

— О, как можно быть несчастной в таком прекрасном доме! — искренне воскликнула Генриетта, сжав руки в невольном восторженном порыве и ослепительно улыбаясь Тони. — Благодарю вас, милорд, за такую милость. Если бы не великодушие вашей матери, не знаю, что бы я стала делать.

— Удивительно, почему ваш отец не позаботился о вас заранее, мадемуазель Генриетта, — полюбопытствовала Блейз.

— Увы! — девушка вздохнула. — У папы было много долгов. Если бы он однажды не посоветовал мне зашить мамины драгоценности в подол юбки, мне и моей горничной Сесиль не на что было бы добраться до Англии, — янтарные глаза девушки наполнились слезами. — Правда, мне пришлось продать все свои вещи, мадам.

— Бедняжка! — посочувствовала Доро. — Ей пришлось купить лошадь с повозкой, чтобы добраться сюда от побережья. Они голодали три дня! — Она повернулась к Блейз. — Генри был младшим из братьев. Отец прочил его в священнослужители, но Генри отказался выполнить его волю, и потому отец отрекся от него. Тем не менее Ричард любил брата и время от времени получал весточки от него. Генри женился на француженке, одной из служанок королевы Франции. Когда мы с Ричардом были во Франции несколько лет назад, на «Поле золотой парчи», месте встречи Генриха VIII и Франциска I, мы видели их. Жена Генри вскоре после этого умерла, а отец Генриетты скончался прошлым летом.

— Да, от чумы, — подтвердила девушка. — Язва у него под мышкой так и не лопнула, а от этого больные всегда умирают. Мне не позволили даже похоронить его — просто увезли вместе с остальными мертвецами в телеге.

— Бедное дитя! — вновь всхлипнула Доро.

— Сколько вам лет, мадемуазель Генриетта? — спросила Блейз.

— Семнадцать, мадам, — последовал учтивый ответ.

— Мы выдадим вас замуж, — пообещала Блейз. — А поскольку вы — ровесница моей сестры Дилайт, я приглашу ее в Риверс-Эдж, чтобы у вас появилась компаньонка, — заключила она.

— Вы так добры, мадам графиня, — произнесла Генриетта, не сводя янтарных глаз с Энтони, беседующего с матерью.

Прищурившись, Блейз оглядела девушку. В ее овальном маленьком личике было что-то неистребимо французское, ничто не указывало на ее родство с Уиндхемами. Черты этого лица были резкими, почти угловатыми, нос — тонким и прямым, рот — маленьким и узким. Ее волосы длиной до плеч представляли собой массу темных кудрей. Девушка притворялась невинной, но Блейз чувствовала в ней какую-то недетскую расчетливость и проницательность. Однако она не могла отказать от дома родственнице мужа, даже если и подозревала, что та не настолько наивна, как кажется. Да, надо найти ей достойного мужа, и чем скорее, тем лучше!

Позднее, когда Блейз и Доро сидели перед камином в небольшой гостиной, пожилая дама произнесла:

— Напрасно ты решила пригласить сюда Дилайт. Узнав, что Тони наконец женился, она будет просто убита горем.

— Дилайт уже семнадцать, Доро. Ей давно пора повзрослеть. Энтони отверг ее три года назад, а она так ничего и не поняла, мечтая о том дне, когда он появится в Эшби и увезет ее на белом коне. Мы с Блисс часто говорили о ней.

Дилайт уже пора понять, что жизнь жестока и об этом не следует забывать. Завтра же я отправлю посыльного к родителям — сообщу им о своем браке с твоим сыном, о новом родстве, а затем приглашу Дилайт в Риверс-Эдж. Если она увидит нас вдвоем с Тони, возможно, она наконец поймет: он потерян для нее навсегда. Только тогда родители смогут подыскать ей мужа, ибо им невыносима мысль о принуждении дочери к браку с нелюбимым человеком… Знаешь, мы всегда считали Дилайт чудачкой. Она немногим младше меня и близнецов и всегда была с нами, а потом вдруг лишилась общества: все мы рано вышли замуж и разъехались. Теперь ей не с кем даже поговорить. Ларк и Линнет на целых четыре года младше, и потом они неразлучны. Надеюсь, общество мадемуазель Генриетты развеселит ее.

— Возможно, ты и права, — согласилась Дороти, — Генриетте тоже нужна подруга-ровесница. Мне не нравится эта ее служанка — в ней есть нечто неприятное, но, разумеется, удалить ее отсюда я не могу. Она слишком стара, и бедная девочка — это все, что у нее осталось от прошлой жизни.

— А ты уверена, что она дочь Генри Уиндхема?

— Да, я видела ее вместе с родителями на «Поле золотой парчи»— в тот год, в июне, ей исполнилось тогда одиннадцать лет. Это, забавное личико невозможно забыть. И потом у нее темные волосы — как и у всех Уиндхемов. Впрочем, и ее мать была брюнеткой. Мать Генриетты была одной из камеристок французской королевы, побочным ребенком некоего дворянина и дочери торговца, как говорил нам Генри. Она была робкой и тихой женщиной. Припоминаю, мне так и не удалось разговориться с ней. Я неважно говорю по-французски, а мать Генриетты ни слова не понимала по-английски.

— Однако сама Генриетта бегло говорит по-английски, — заметила Блейз. — Почти без акцента.

— Да, я обратила на это внимание сразу же после ее приезда, и Генриетта объяснила, что по настоянию отца она с детства говорила на двух языках. По-моему, Генри надеялся удачно выдать ее замуж, если бы только смог найти приданое. У ее матери имелись кое-какие драгоценности, полагаю, подарки от госпожи. Но благодаря им, ты слышала, она добралась до Англии, и теперь у нее нет ни гроша.

— Чем же жил Генри Уиндхем? — с любопытством расспрашивала Блейз.

Доро улыбнулась.

— Главным образом своим остроумием; обаянием и шпагой, как рассказывал мне Ричард. Он разбил сердце моего свекра, ибо тот надеялся, что когда-нибудь Генри станет епископом. Однако Генри слишком сильно влекли мирские соблазны, и он не собирался отказываться от них. Наконец отец отрекся от него в надежде воззвать к здравому смыслу сына. Вместо этого Генри отправился во Францию.

Блейз кивнула.

— Ладно, мы подыщем Генриетте достойного мужа.

Эдмунд обеспечил моих сестер щедрым приданым, и я позабочусь, чтобы Тони сделал то же самое для Генриетты.

Надо удалить ее отсюда как можно скорее..

— Блейз! — Дороти Уиндхем была изумлена непреклонным тоном снохи.

— Доро, я провела при дворе Генриха Тюдора почти год. Двор весьма многочислен, и там я познакомилась со скользкими особами всех мастей. Мадемуазель Генриетта не так невинна, как кажется на первый взгляд. Вероятно, ты этого не замечаешь, ибо ты слишком добросердечна, и Тони тоже словно ослеп. А между тем эта девчонка не сводит с него глаз, пытаясь воспламенить его мужскую гордость. Но я все вижу. Моя дочь уже подпала под ее влияние, что мне совсем не по душе. Нам надо как можно быстрее отделаться от этой француженки. Здесь что-то не так. Я вовсе не желаю ей зла, но хочу, чтобы она покинула мой дом.