Он действительно не ожидал никаких осложнений с Марией, несмотря на ее холодное отношение к нему. У него никогда не возникало никаких трудностей с женщинами, разве в самом начале они немного сопротивлялись. Ему всегда удавалось соблазнить женщину без особых усилий; он им нравился, он привлекал их – по крайней мере об этом Крогеру говорил его жизненный опыт. И вот случилось такое!

В Брилле Крогере кипели яростные чувства; он ощущал их всем своим нутром, и он знал, тоже исходя из своего жизненного опыта, что этой ярости необходимо дать какой-то выход, иначе он не уснет ночью.

Проходя мимо стола, накрытого Марией, Крогер злобно пнул его ногой; тарелки с едой полетели на пол, раздался звук бьющейся фаянсовой посуды; а потом, распахнув дверь своего номера, Крогер вытолкнул в коридор тележку.

Захлопнув дверь, он подошел к стенному шкафу, надел пиджак, пригладил, стоя перед зеркалом, волосы. Коль скоро буря, которая бушует в нем, требует выхода, он позвонит Дульси. Хотя Брилл Крогер и не признавался себе в том, но в глубине души знал, что Дульси с ее всегдашней готовностью по крайней мере немного остудит его злобу и снимет напряжение. Что же касается этой кубинской шлюхи, он еще расплатится с ней за то, что она сделала... но всему свое время.

Дульси, как того и ожидал Крогер, с радостью откликнулась на приглашение прийти к нему в отель.

Она всегда была готова испробовать что-нибудь новенькое и рискованное, и идея Крогера показалась ей восхитительной. Прийти в отель, незаметно проскользнуть в номер Крогера прямо, так сказать, под носом у родителей и друзей, – это представлялось девушке вызывающим поступком и увлекательным приключением.

Крогер быстро вернулся к себе в номер и вызвал коридорного, чтобы тот сделал уборку. Объяснение, придуманное Крогером, было весьма неуклюжим – он, дескать, случайно перевернул стол, – но поскольку это объяснение сопровождалось крупными чаевыми, коридорный охотно закрыл на все глаза.

Потом Крогер опять заказал ужин в номер, и на этот раз его принес официант – это было перед самым приходом Дульси.

Та явилась, благоухая ароматами и сияя от восторга. Крогер открыл ей дверь; она вошла и засмеялась:

– Ой, Брилл, если бы ты видел миссис Переел! Я встретила ее внизу, в вестибюле, и, конечно же, эта старая курица спросила меня, что я здесь делаю. Я сказал ей, что пришла смотреть диапозитивы. Сначала я, конечно, выяснила, что сама она туда не собирается. Ой, как это замечательно! – И она всплеснула руками, как обрадованный ребенок. – А в постели будет еще лучше. Я тебе обещаю!

Ее болтовня раздражала Крогера, но он все же выдавил на лице улыбку.

– И ты велел принести ужин прямо сюда. Восхитительно! – Дульси подошла к столу. – Жареный цыпленок, и вино, и эти чудные пирожные. Брилл, это ужасно мило с твоей стороны!

Прикоснувшись пальцем к глазированному украшению на пирожном, Дульси сунула палец в рот, слизнула глазурь, потом бросилась к Крогеру и повисла у него на шее.

– Ты заслужил хороший поцелуй!

И Дульси прижалась своими горячими губами к его губам. Крогер целовал девушку грубо, упираясь в ее тело свидетельством своей внезапной готовности, до тех пор пока она не засмеялась.

– Сегодня мы действительно озабочены, верно? Ну и прекрасно! Я всегда считала, что нехорошо заставлять джентльмена ждать. В конце концов, с цыпленком ничего не случится.

Через мгновение они уже оказались в постели, и Крогер принялся торопливо расстегивать пуговицы ее платья, не обращая внимания на то, что тонкая ткань может порваться.

– Подожди же, ты порвешь платье! Что тогда подумают мои родители? Подожди, я помогу тебе.

Но Крогер не был расположен ждать: несколько маленьких жемчужных пуговок покатились на пол, когда он стягивал платье с плеч Дульси и задирал ей юбки.

– Ох, мое платье! – посетовала девушка, но Крогер не обращал на ее охи никакого внимания: он стащил брюки и зашвырнул их куда-то в угол. Потом, охваченный похотью, он овладел Дульси, так грубо в нее ворвавшись, что она закричала:

– Брилл! Не так сильно, мне больно. Брилл, прошу тебя!

Но Крогер продолжал свое дело, тяжело дыша. Он превратил свою плоть в орудие мести, он бился о Дульси с такой силой, что от каждого удара ее голова стукалась о деревянное изголовье кровати. От соприкосновения их тел рождались звуки, похожие на звуки ударов, чем они на самом деле и были. Дульси, плача, пыталась вырваться.

Крогер прямо-таки пригвоздил ее к кровати, держа за плечи, и хрюкал при каждом ударе, пока похоть не излилась из него. Потом он расслабился, лежа на Дульси, но гнев его не прошел. Мысль о том, что на месте этой потаскухи должна была быть Мария, привела его в еще большую ярость.

Дульси, не переставая всхлипывать, выбралась из-под тяжелого тела любовника и слезла с кровати. Уперев руки в бока, она уставилась на Брилла заплаканными глазами.

– Ты сделал мне больно, черт бы тебя побрал, Брилл Крогер! За кого ты меня принимаешь? Раньше ты со мной так не обращался.

Его взгляд был исполнен злобы, но, вместо того чтобы остеречься, Дульси в ярости понеслась дальше:

– С женщинами, которые тебе нравятся, так не поступают. Ты обошелся со мной отвратительно, чудовищно!

Крогер не двигался и не отвечал, он только смотрел на Дульси глазами, на дне которых разгоралось что-то темное и безумное.

А Дульси продолжала, утратив всякую осторожность:

– Да ты просто-напросто скотина! Со мной в жизни никто так не обращался!

Его молчание разжигало в ней ярость, и девушка принялась издеваться над Крогером:

– Ты думаешь, что ты такой необыкновенный любовник? Ха! Ты думаешь, что умеешь обращаться с женщинами? – Она отрицательно помотала головой. – Позвольте сообщить вам кое-что, мистер Брилл Крогер. Вы вовсе не такой уж необыкновенный! У меня были любовники и получше вас. По сравнению с ними вы просто... просто сопливый мальчишка! Например, Нейл Дансер. Вам известно, что мы с лейтенантом Дансером занимались любовью? Да, занимались здесь, в отеле, в саду. И вы ему в подметки не годитесь, и к тому же он держался со мной уважительно, как и положено джентльмену...

Слова все сыпались и сыпались из ее рта, и остатки самообладания Крогера таяли под градом этих слов. Гнев его рос, каждая фраза Дульси была для него пыткой, и наконец он не смог совладать с собой. Нейл Дансер, вот как? Она полагает, что он в подметки не годится этому желторотому лейтенантишке? Сейчас он ей покажет!

С быстротой змеи, бросающейся на жертву, Крогер сомкнул сильные пальцы на горле Дульси – та даже не успела отреагировать на это движение – и сжимал их, пока не ощутил хрящи и косточки под податливой плотью.

Глаза девушки выкатились из орбит, она хрипела. Крогер же испытывал при этом громадное удовольствие. Но тут в голове у него мелькнула мысль об осторожности – не стоит оставлять на коже следы пальцев.

Одной рукой продолжая держать Дульси за горло, другой он потянулся за подушкой и накрыл ею лицо девушки, затем уже обеими руками плотно прижал подушку к ее рту и носу.

Теперь уже ее глаза не смотрели на него, и Крогер опять почувствовал наслаждение. Дульси изо всех сил боролась за жизнь, а он, видя, как она бьется и дергается на кровати, испытывал почти половое возбуждение. Но Дульси проиграла битву. Вскоре ее движения ослабели, превратившись в слабые подергивания, а потом она совсем затихла.


Нейл стоял у перил «Юкатана» и смотрел на набережную в тщетной попытке увидеть Джессику. Почему она не пришла?

С тех пор как объявили, что отплытие пароходов отсрочено, на пристани постоянно толпились жены и возлюбленные. Они махали руками и что-то кричали своим любимым, находящимся на борту. Но Джессики среди них не было.

Нейл глубоко вздохнул и тут же пожалел об этом. Воздух был пропитан запахом потных тел и всякой дряни, плавающей в гавани. Хотя «Юкатан» за четыре дня до того вышел в море, чтобы избавиться от запаха гниющих отходов, доносившегося со стороны доков, невозможно было избежать ароматов, витающих на самом пароходе. В переполненных каютах можно было задохнуться от испарений множества человеческих тел, собранных вместе в слишком тесном помещении; соблюсти требования элементарной личной гигиены не представлялось возможным.

И еще еда – если это можно было назвать едой. Согласно армейскому рациону, им должны были выдавать свежую говядину, но выдавали что угодно, только не свежее мясо. И то большую его часть приходилось выбрасывать за борт, в добавление к прочей дряни, которая засоряет воду вблизи пристани. В довершение ко всему питьевая вода оказалась непригодной, и кое-кто получил расстройство желудка. Купание – единственное развлечение, доступное в открытом море, – стало делом рискованным из-за акул, привлеченных плавающими пищевыми отходами.

Нейл размышлял о том, что, наверное, это самый дурной период в его жизни, и самое тяжелое в нем – его беспокойные мысли о Джессике. День и ночь, проведенные на островке, значили для него очень много, и он надеялся, что для Джессики тоже. Возможно, он ошибается. Может быть, ее родители узнали, что произошло между ними, и запретили ей приходить в порт повидаться с ним? Или не исключено, что она сама передумала. Может быть, она удручена тем, что произошло, и теперь, поразмыслив, поняла, что вовсе не любит его? Он с ума сходил от всех этих мыслей. Можно было вынести вонь, можно было вынести несвежую пищу и это адское, кажущееся бесконечным ожидание, но не знать, что делает Джессика, что она чувствует, – это оказалось невыносимым. Прошло шесть дней, шесть долгих дней, с тех пор как они с таким оптимизмом взошли на борт «Юкатана», готовые отбыть на Кубу.

А потом, когда все погрузились на борт, пароход генерала Шефтера «Сегуранца» поднял якоря, готовясь вывести флот из гавани. Но прежде чем они пустились в путь, появилось буксирное судно, с которого передали телеграмму:

«Не отплывать до получения новых указаний. Получение подтвердить незамедлительно. Р.А. Элдшер, секретарь военного ведомства».