Рэчел инстинктивно отступила под этим оценивающим взглядом.

— Может, я приехала не для того, чтобы убивать тебя, — сказала она. — Может, я приехала, потому что во мне проснулась страсть, и того раза показалось мало. Может, я так же безнадежно втюрилась в тебя, как и все остальные здесь, и так отчаянно надеюсь, что ты снова займешься со мной любовью, что готова вынести любое унижение, лишь бы быть рядом с тобой.

Все веселее и веселее.

— Возможно, я недооценивал твою смелость, но никогда не считал глупой.

— Тебе был нужен вызов. Ты хотел заполучить женщину, которая ненавидит тебя, своего злейшего врага, и превратить ее в рабыню любви. Что ж, тебе это удалось.

Он покачал головой.

— Значит, ты моя рабыня, да?

— Конечно.

— Почему? — Забавно было посмотреть, как далеко он может завести ее. Люк не имел ни малейшего представления, зачем она приехала сюда, ждала его, как и не догадывался, почему Кэтрин пустила ее в поселок. Хотя, с другой стороны, Кэтрин ведь считала, что он уединился для медитации и не принимает посетителей. Кальвин сказал, она хотела увидеть его. Может, для того, чтобы объяснить причины, по которым позволила Рэчел вернуться.

Рэчел смотрела на него во все глаза. Прическа другая, и на мальчишку она меньше похожа, чем в прошлый раз.

— Может быть, ты неотразим.

Он не поверил ей ни на секунду.

— Иди сюда и покажи мне, — велел он мягким, насмешливым голосом. — Покажи, насколько я неотразим.

Она запаниковала еще сильнее, чем прежде. Сначала это удивило его, но потом все стало понятно. Раньше она боялась неизвестного. Теперь же хорошо знала, какую власть он может иметь над ней.

— Кэтрин должна прийти с минуты на минуту.

— Я не прочь рискнуть. Иди сюда и поцелуй меня.

Она осталась стоять, не сводя с него глаз. Люк понимал, что должен победить в этой схватке характеров, иначе и быть не может. Да, Рэчел могла сражаться с ним, но с собой бороться бессмысленно. Она подойдет, дотронется до него, и он заставит ее вспомнить, как это было.

Рэчел уже сделала один неуверенный шажок, когда тихий стук возвестил о приходе Кэтрин. Люк не сказал ни слова, даже не моргнул, ничем не обнаружив злости и разочарования. Ничего страшного. Рэчел здесь. Какова бы ни была тайная причина, она уже вернулась на его территорию по своей собственной воле. Рано или поздно он заполучит ее.

— Благословен будь, — пробормотала Кэтрин, просунув голову в дверь.

— Благословенна будь, — отозвался он, наблюдая, как напряжение отпускает зажатые плечи Рэчел. Ничего, при первой же возможности он позаботится, чтобы оно вернулось.

Кэтрин шагнула в комнату, как всегда, опрятная и элегантная даже в этой свободной, похожей на пижаму одежде. Такая по-матерински теплая. Явно не из тех, от кого можно ожидать неприятных сюрпризов.

— Можешь оставить нас, Рэчел, — сказала она, садясь напротив Люка.

Он бросил на нее вопросительный взгляд. Такой приказной тон был совсем не в духе Кэтрин, и он уже собирался отменить приказ, когда заметил, как дрожат у Рэчел губы. Ей нужно время, нужно побыть одной, собраться с силами. Пусть приготовится к сражению.

Люк согласно, нарочито вежливо кивнул. Рэчел, словно очнувшись, встрепенулась. В непринужденном состоянии она наверняка показала бы ему язык. Но сейчас ее хватило только на то, чтобы убежать.

— Что она здесь делает? — спросил Люк, когда дверь Рэчел закрылась.

— Я хотела рассказать, но ты ни с кем не виделся. — Кэтрин и не думала оправдываться. Женщина ее происхождения не привыкла обороняться. — Мне это показалось мудрым шагом. Она появилась здесь несколько дней назад и просто не оставила мне выбора. Была какая-то нервная, издерганная.

— Она сказала тебе, где была? — Люка ничуточки не волновали ее возможные признания. Его больше интересовали наблюдения Кэтрин.

— Нет. А я и не спрашивала. Сказала только, что ей нужно быть здесь. Я решила, что будет разумнее, если Кальвин не узнает о ее присутствии. Он ей не доверяет.

— А ты?

Кэтрин спокойно улыбнулась.

— Она нервная, смятенная молодая женщина, которая недавно потеряла мать и ищет ответы, ищет, на кого возложить вину. Я непоколебимо верю в тебя, Люк. Ты можешь принести тот душевный покой, в котором она нуждается.

Люк вдруг представил ее, извивающуюся под ним на койке в старом фургоне. Едва ли Кэтрин стала бы смотреть ему между ног, но он все же порадовался, что между ними стоит стол.

— Что она делала?

— Все, что я говорила. Работала на кухне, чистила, мыла, медитировала. Думаю, она наконец готова принять тебя в свое сердце.

Люк никак не мог отделаться от навязчивого образа.

— Она могла бы начать с самых основ обучения. Подумай, кто справится с такой задачей. Кто-нибудь с большим запасом терпения, — насмешливо добавил он.

Голубые глаза Кэтрин удивленно сузились.

— Я думала, ты сам займешься ею.

— Я слишком долго пробыл в уединении. Кальвин сказал, я нужен Старейшинам, и, уверен, многое другое требует моего внимания. Среди последователей наверняка есть такие, кому по силам взять на себя ее обучение.

Реакция Кэтрин стала для него неожиданностью. Глаза на секунду потемнели. Рот сжался. Но потом она улыбнулась, и Люк подумал, что это ему только привиделось.

— Как пожелаешь. Я позабочусь об этом. — Она поднялась — легко, без видимых усилий.

— Благословенна будь, — пробормотал он.

Расправив плечи и выпрямив спину, женщина одарила его аристократической улыбкой.

— Благословен будь. — Она повернулась к выходу, и лишь тогда Люк заметил след от горячего поцелуя сбоку на сухой, морщинистой шее.

Глава 19

К тому времени, когда Кэтрин вышла из комнаты, Рэчел успела скрыться. Сделать это было непросто — в «Фонде Бытия» люди передвигаются бесшумно, почти как бесплотные духи, отчасти из-за того, что никто никуда не спешит, отчасти из-за того, что все носят мягкую легкую обувь. Но Рэчел за последние дни усовершенствовала навыки слежки, и ей снова удалось ускользнуть незамеченной.

А вот в другом направлении — выработке привычки к послушанию и сдержанности — успехи были не столь впечатляющи. Она думала, что уже освоила это — опущенные глаза, тихий голос, скромные манеры, — но одна минута с Люком, и все рассыпалось в прах, а бурные эмоции — гнев и отчаяние, презрение и раздражающая, непрошеная радость — нахлынули с прежней силой. Впрочем, это всего лишь означало, что борьба продолжается, а она ведь для этого и вернулась.

Несколько дней назад все казалось совершенно ясным. Рэчел вдруг обнаружила, что ей на самом деле нигде не спрятаться. Тело исцелилось — она смыла все его следы, а царапины, отметины, легкие припухлости и синяки исчезли сами и на удивление быстро. Не осталось никаких признаков, что ее жизнь, ее тело претерпели значительную встряску. Если не считать странного побочного эффекта, заключавшегося в том, что у нее проснулся невиданный аппетит.

Нет, ничего особенного, конечно же, не случилось. Просто она стала питаться более или менее регулярно и, как только замечала, что голодна, садилась и что-нибудь съедала. Не всегда подчищала тарелку, но, по крайней мере, желудок никогда долго не пустовал.

Два дня она уверяла себя, что беременна, что неожиданный аппетит — тот способ, которым тело сообщает, что она ест за двоих. Приход месячных опроверг эту теорию, но она не перестала регулярно питаться. Как будто Люк забрал у нее все: мать, наследство, душевный покой и неврозы. Она уже и не знала, что возмущает ее больше.

И все бы ладно, если бы только Рэчел смогла забыть и Люка, и «Фонд». Ничто больше ее не держало — с матерью она простилась, от тщетных надежд добиться какого-то решения других проблем отказалась. Люк показал ей, каким опасным может быть, а потому ей лучше находиться в сотнях и сотнях миль от него.

Если бы не Бобби Рей со своим ангельским лицом и предупреждающим письмом. Если бы не внезапная смерть Стеллы и кончина Энджел Макгуинес. Если бы не настойчивый внутренний голос, внушавший, что в «Фонде Бытия» не все так гладко. Мать кремировали, и выяснить, действительно ли она умерла от рака, было невозможно. Оставалось только отыскать Бобби Рея и заставить его вспомнить и рассказать все, что ему известно.

Пока что Рэчел не нашла абсолютно ничего в подтверждение предчувствию надвигающейся беды. Она носила одежду, на которой настояла Кэтрин, ела с удивительным удовольствием чечевицу, хлеб и овощи, делала все, что ей говорили, слушала и наблюдала. Старейшины с мрачными лицами и в серой одежде ходили по коридорам, обычно группами по трое и больше, и разговаривали тихими голосами. Кэтрин была добра, внимательна и ненавязчива. Рэчел спала на тюфяке рядом с ее узкой кроватью и по ночам, лежа без сна, прислушивалась к глубокому дыханию и задавалась вопросом, почему не доверяет никому, даже этой по-матерински ласковой и доброй женщине, которая так старается помочь ей обрести душевный покой.

Четыре дня она пробыла в Нью-Мехико, четыре долгих дня в ожидании знака, что Люк вернулся. Четыре дня напряжения и страха. Она испытала едва ли не облегчение, узнав, что ожиданию пришел конец. Настало время действовать.

Из закрытой комнаты не доносилось ни звука, но это совершенно ничего не значило. Ходит ли взад-вперед, спит ли — его не услышишь. Одно Рэчел знала наверняка — она пока не готова встретиться с ним снова, не так быстро. Да и Кэтрин будет беспокоиться, если не увидит ее на привычном месте.

Рэчел обещала быть послушной, делать все, что скажут, и вплоть до настоящего момента ей удавалось держать свое обещание. Теперь, когда Люк вновь появился на сцене, она не могла гарантировать, как долго еще сумеет продержаться.