Но в реальной жизни Рэчел Коннери никакого волшебного сада не было. Только жадные, потные, дрожащие от возбуждения руки третьего отчима.

То был самый длинный брак Стеллы, свидетельство жестокости судьбы — так всегда думала Рэчел. Все началось с как бы случайных прикосновений, когда ей было девять, и завершилось изнасилованием, когда ей исполнилось двенадцать.

Рэчел почти не помнила, что случилось, когда она рассказала матери. Стелла не захотела слушать. Благодарение богу, те годы как будто ушли в туман. Она забилась в темный, укромный уголок, где ее никто не мог обидеть, а когда выползла оттуда, медленно, настороженно озираясь, Муж Номер Три с его извращенными наклонностями уже давно испарился, а у Стеллы обнаружилось новое увлечение — мальчиками-игрушками.

Рэчел терпела. Ждала какого-нибудь знака любви или привязанности от своей постоянно занятой матери. Ждала, когда растает окружающий ее со всех сторон лед. Ждала чуда.

Ожидание закончилось. Внезапно стало зябко, и она обхватила себя руками, жалея, что не захватила свитер. Что ее уже ничто не согреет, ничто не растопит лед в душе.

По крайней мере, Люк ничего о ней не знает. Не знает о прежних страхах, новой боли. Ему не удастся ни проникнуть к ней в душу, ни причинить боль, если она не даст ему такой власти.

А она не даст. Даже ради двенадцати миллионов долларов, даже ради того бездумного душевного покоя, которым, похоже, так наслаждаются другие. Она никогда не позволит ему «обратить» ее.

Рэчел услышала, как за спиной у нее открылась дверь, и невольно напряглась, приготовившись к новому сражению. Свет отбрасывал через комнату вытянутые тени, но она сразу поняла, что вошел не Люк. Похоже, у нее уже выработалось на него какое-то неестественное чутье, которое, как она надеялась, могло помочь в дальнейшем.

— Я принес вам поесть, — сказал Кальвин. Поднос у него в руках был едва ли не больше, чем он сам, но соблазнительного аромата кофе в этот раз не чувствовалось. Рэчел лишь обреченно пожала плечами. Недостаток кофеина только усиливал ее раздражительность.

Кальвин поставил поднос на пол перед камином и выжидающе посмотрел на нее. Две миски с чечевичной похлебкой и ломоть свежеиспеченного хлеба. Ни грамма масла. Впрочем, Рэчел было уже все равно.

— А для кого вторая чашка? — спросила она, протянув руку за хлебом.

— Люк ужинает в трапезной со своими людьми. Сказал, чтобы я составил вам компанию. Если вы не против.

Она кивнула.

— Прошу вас. А пока будете есть, ответьте на несколько вопросов.

— Люк говорил, что вы будете спрашивать. — Кальвин сел напротив, и свет камина бросил причудливые тени на его уродливое лицо.

— И что он велел вам говорить? — Ей удалось проглотить немножко чечевичной размазни. Она не могла вспомнить, когда ела в последний раз, а подкрепиться стоило. Еда всегда была на последнем месте в списке ее приоритетов, но организм, слишком долго остававшийся без заправки, уже требовал своего.

— Правду, разумеется, — ответил Кальвин. — Все, что вы захотите узнать.

Рэчел, конечно же, не поверила, но от попытки не удержалась.

— Вы его помощник, верно? Его соучастник в преступлении?

— Почему вы так думаете?

— Догадалась.

— Я знаю Люка лучше, чем кто-либо, — сказал Кальвин. — И действую в его интересах.

— Даже когда он этого не хочет?

— Особенно когда не хочет, — кивнул он. — Взять, к примеру, ваш случай. Думаю, он не вполне понимает, какие неприятности вы можете навлечь на наши головы.

— И поэтому вы пытались меня убить? — Рэчел отправила в рот еще одну ложку чечевицы, попыталась распробовать — безнадежно. Она снова опустила ложку. — Но как я могу навлечь неприятности, если вы все такие святые и невинные, как утверждает Люк? Если этот культ действительно существует на благо человечеству, а не для набивания карманов Люка, тогда с чего бы вам волноваться?

Вопрос остался без ответа.

— Стелла мне тоже не нравилась. Она была жадная. Хотела, чтобы Люк принадлежал только ей. Хотела иметь все и не желала делиться.

— Это на нее похоже, — усмехнулась Рэчел.

— И еще она была несчастная. Как вы.

А вот это уже застигло ее врасплох. Первая реакция — вскочить, закричать, швырнуть миску в самодовольную физиономию. Но она сдержалась и очень осторожно поставила тарелку на поднос.

— Я не такая, как моя мать, — проговорила Рэчел обманчиво спокойным голосом. — И совершенно определенно не несчастная.

— Люк так не считает. — Кальвин продолжил поглощать свой обед и даже не смотрел на нее. Да и зачем, с горечью подумала Рэчел. Он и без того знает, как подействовали на нее эти брошенные мимоходом слова. — Люк говорит, что еще никогда не встречал такого несчастного, такого эмоционально обездоленного человека, как вы. А Люк притягивает несчастных. Всегда притягивал. Поэтому он и основал этот центр.

— И поэтому держит вас рядом?

Кальвин вскинул глаза и усмехнулся.

— Все мы в чем-то нуждаемся. Люк нуждается во мне так же сильно, как и я в нем. Признает он это или нет.

— Хотите сказать, что великий мессия чего-то не признает? — с издевкой спросила Рэчел. — Я думала, он идеален.

— Отнюдь. Он же человек, как и все мы. Человек, который ищет душевного покоя для себя и помогает найти его другим. — Заявление прозвучало как-то пресно, заученно.

— Вы же в это не верите.

— А вам наплевать, во что я верю. Вы такая же, как все они. Как ваша мать. Вас интересует только Люк. — Не похоже, чтобы его это расстроило.

— Да, — согласилась она, не лукавя. — Меня интересует только Люк. — И как уничтожить его.

— Ничего у вас не выйдет, — прошептал Кальвин. — Вам не удастся навредить ему, как бы сильно вы ни хотели. Я оберегаю его, и есть и другие. Никто не позволит вам навредить ему.

— А кто сказал, что я не хочу учиться у него? Пойти по указанному им пути?

— Все, чего вы хотите, — это уничтожить его. Но не выйдет. У Люка есть дар, да. Дар привлекать людей. Он и вас заполучит, вот увидите. Что бы вы там ни думали, как бы ни распаляли свою ненависть, очень скоро он полностью подчинит вас себе. И вы станете такой же беспомощной, как все здесь, будете ловить каждое его слово, улыбку, даже взгляд. Я вижу это уже сейчас. — Он говорил об этом с отвратительной и пугающей уверенностью.

— Я скорее убью себя.

— Некоторые так и делали. А некоторые пытались убить Люка. Но ни у кого не получилось взять верх. В конечном итоге победителем всегда остается Люк.

— И торжествует над телами поверженных? — резко бросила Рэчел.

— И над состояниями обманутых, — самодовольно добавил Кальвин. — Вы уже поели?

Аппетит пропал. Рэчел отодвинула поднос.

— Почему вы никак не пытаетесь убедить меня в его святости? На мой взгляд, логичнее было бы заставить меня усомниться в моей навязчивой идее. Вы же, напротив, только подкрепляете мои подозрения.

Кальвин встал, поднял поднос.

— Что бы я ни сказал, вы все равно не поверите Люку. А у меня есть свои резоны.

— И каковы же они?

Он обернулся уже от двери и посмотрел на нее своими маленькими черными глазками.

— Может, я пытаюсь отпугнуть вас. От вас здесь одни неприятности. Уезжайте куда-нибудь и забудьте о Люке. Забудьте об этом месте. Забудьте о своей матери. Поверьте мне, вы можете потерять гораздо больше, чем двенадцать миллионов долларов.

И ушел.

Рэчел не стала терять время даром. Выкинув из головы предостережение Кальвина, она тщательно обыскала почти пустую комнату. Это заняло ровно пять минут. Ничего, кроме тонкого тюфяка, который служил постелью Люку, нескольких подушек и камина, здесь не было. И ничего такого, где можно было бы спрятать документы или контрабанду.

Она в отчаянии воззрилась на голые стены. Не может быть, чтобы Люк проводил все свое свободное время в таких аскетических условиях. Что бы там ни говорили о его воздержанности и умеренности, он не производил впечатления человека, отказывающего себе во всем. Должна быть какая-то тайная жизнь или секретная комната, как у Синей Бороды. Быть может, полная трупов женщин, посягнувших на его благополучие.

Теперь она сходила с ума, и в этом был виноват Кальвин. Он опять подталкивает ее к чему-то. Но к чему и зачем? Распалять ее недоверие к Люку Барделу бессмысленно, оно и без того зашкаливает. К тому же Бобби Рей уже постарался, подлил масла в огонь.

Ей надоело ждать в пустой комнате. Ждать, когда он удостоит ее своим присутствием, дабы предложить очередную порцию лжи. Надоело ходить по начертанному другими кругу. Бобби Рей Шатни где-то неподалеку — никто из последователей, похоже, не покидает территорию центра, — и он сказал, что знаком с Люком много лет. Странно, ведь других детей тут нет. Конечно, Бобби Рей не ребенок, но сюда наверняка попал еще мальчишкой.

Это имя и эти глаза как будто были знакомы ей, хотя она и не представляла, где могла видеть его раньше. Если он так давно с Народом Люка…

Но что это за жизнь для юноши? Что это за жизнь для всех остальных?

Возможно, удастся заставить его вспомнить что-нибудь конкретное. Что-нибудь, что поможет ей решить, был ли он просто одной из пешек Стеллы или со смертью матери все действительно не так просто.

Рэчел протянула руку к двери, но та вдруг открылась, и она тихонько вскрикнула от испуга, когда Люк вошел в комнату.

Было бы легче, если он не был таким чертовски высоким и не нависал так угрожающе над ней. До нее не сразу дошло, что у него мокрые волосы.

Влажное лицо блестело, расстегнутая туника свободно болталась на плечах. Рэчел оцепенела, ожидая, что он вот-вот дотронется до нее. Но Люк всего лишь прошел мимо нее в комнату, словно точно знал, что она пойдет за ним, и направился к камину, который растопили, чтобы разогнать ночную прохладу Нью-Мехико.