Джуд Деверо - Благословение

Эми засмеялась.

– Вы победили. Давайте посмотрим, что в этих коробках.

– Нет. Сначала мы поедим. Я хочу проверить новое детское питание на Максе и посмотреть, что он думает по поводу новой продукции. Этот камин работает?

– Лучше, чем печка, – ответила Эми.

– Я повторяю вопрос: камин работает?

Эми засмеялась.

– Если полностью открыть заслонку и развести огонь возле самой задней стенки, то все будет нормально. В противном случае он сильно дымит.

– А у вас имеется опыт обращения с ним?

– Имеется. У меня в морозильнике лежали два куска свинины, и после того, как я попыталась в первый раз развести огонь в этом камине, они превратились в ломти копченой ветчины.

На этот раз настал черед Джейсона засмеяться, и, когда он засмеялся, Макс тоже засмеялся и стал бить руками по коленкам и чуть не сбил мать с ног.

– Тебе это кажется смешным, парень? – спросил Джейсон, взял мальчика у Эми и пару раз подкинул его в воздух.

Макс завизжал от восторга и визжал, пока у него не началась икота, и тогда Джейсон его защекотал, и он снова завизжал.

Когда Джейсон прижал к себе потного ребенка, Эми посмотрела на него так, как на Джейсона до этого не смотрела ни одна женщина.

– Вы хороший человек, мистер Уилдинг. Очень хороший человек.

– Не хотите называть меня «Джейсон»? – спросил он.

– Нет, – сказала она и отвернулась. – Я подогрею ужин, а вы пока разведите огонь в камине.

По какой-то причине ее отказ звать его по имени был Джейсону приятен. Он усадил Макса на пол и принялся разводить огонь. Он провозился довольно долго, потому что каждые три минуты ему приходилось вызволять Макса из ситуаций, которые угрожали жизни младенца. Но наконец огонь разгорелся. Камин дымил не слишком сильно.

Эми вошла в комнату с громадным подносом, уставленным едой. На подносе также была бутылка вина и два бокала.

– Дэвид умеет жить, верно? – спросил Джейсон.

– Я чувствую себя виноватой из-за того, что мы едим без него, – сказала Эми. – В конце концов, все это благодаря ему.

– Мы можем завернуть его угощения, убрать в холодильник, и он все съест завтра.

Эми посмотрела на салат из нежнейшего латука с овощами, тушеного ягненка, картофель… и перевела взгляд на Джейсона.

– У меня нет пищевой пленки.

– Тогда решено. Нам придется съесть это все самим.

– Пожалуй, – серьезно сказала Эми, потом засмеялась и принялась за еду.

Макс сидел на коленях у Джейсона с повязанным вокруг шеи нагрудником. Он ел все, что ему давали.

Утверждение Эми о том, что малыш не любит твердую пищу, опровергалось тем, что он съел всю баночку ягненка с перечным соусом, а затем принялся за картофельное пюре с чесноком на тарелке Джейсона.

– Я всегда считала, что детям больше нравится пресная пища, – с искренним удивлением сказала Эми.

– Пресная пища никому не нравится, – заметил Джейсон.

Через некоторое время Эми покормила Макса грудью, и он уснул с ангельской улыбкой на лице.

– Как вы думаете, это еда или новая комната сделала его таким? – спросила Эми, с обожанием глядя на своего сына, спящего в новой колыбельке.

– Я думаю, он счастлив, потому что у него есть мама, которая так сильно его любит, – сказал Джейсон и улыбнулся.

Эми покраснела.

– Мистер Уилдинг, если бы я не знала, что этого не может быть, я бы подумала, что вы со мной флиртуете.

– Думаю, случаются вещи и еще более странные, – сказал Джейсон и, заметив растерянность у нее на лице, добавил: – Пора приниматься за дело. Нам еще предстоит украсить елку.

За всю свою жизнь Джейсон ни разу не получал такого удовольствия, украшая елку, как в этот раз. Будучи детьми, Дэвид и Джейсон терпеть не могли этим заниматься. Поскольку женщины в семье не было, из кухни не доносились ароматы сдобной выпечки, музыка не играла. Компанию им составлял лишь отец, который вечно ходил угрюмый. Он ставил елку лишь потому, что в противном случае сестра отца пилила бы его весь год, повторяя, что это ей надо было растить детей, а не ее ленивому брату.

И сейчас, развешивая гирлянду, которую распутала Эми, Джейсон вдруг поймал себя на том, что рассказывает ей о своем детстве. Он не потрудился объяснить, почему жил с Дэвидом, если был ему всего лишь двоюродным братом, и она не стала об этом спрашивать. В свою очередь, Эми рассказывала ему о своем детстве. Эми была единственным ребенком матери-одиночки, и когда она спросила у матери, кто ее отец, мать сказала, что это не ее дело.

Истории обоих были довольно печальными и пронизанными одиночеством, но, когда они рассказывали их друг другу, они шутили, и Эми начала соревнование, у кого родитель был ворчливее и раздражительнее. Мать у Эми с фанатизмом относилась к чистоте и терпеть не могла Рождество из-за неизбежного беспорядка. Отец Джейсона просто не желал, чтобы нарушался привычный ход жизни.

Они принялись фантазировать на тему о том, какая бы семейная пара получилась из матери Эми и отца Джейсона, как отец Джейсона играл бы в покер, стряхивая пепел на пол по всей комнате, как мать Эми ходила бы за ним с пылесосом.

Они продолжили импровизировать на тему, какие дети могли бы родиться в этом браке, и решили, что сами являются великолепным примером того, что могло бы получиться от такого союза. Джейсон был такой серьезный, что у него от смеха едва кожа на лице не трескалась, а Эми жила в доме, при виде которого у ее матери вполне могло остановиться сердце.

– Как красиво! – наконец сказала Эми и отступила, чтобы полюбоваться наполовину украшенной елкой.

– Жаль, что у меня нет при себе камеры, – сказал Джейсон. – Это дерево заслуживает того, чтобы его запечатлеть.

– У меня нет даже фотоаппарата, но я могу… – Эми оборвала фразу и задорно улыбнулась: – Вы закончите с елкой, а я пока приготовлю вам сюрприз. Нет, не поворачивайтесь, смотрите туда.

Джейсон слышал, как Эми убежала в спальню, а потом вернулась и села в уродливое кресло с подсолнухами. Джейсон сгорал от любопытства, но не оборачивался. До тех пор пока не повесит последнюю нитку серебряного дождя, Эми не велела ему смотреть.

Повернувшись, он увидел, что она держит в руках лист бумаги, а на коленях у нее лежат книга и карандаш. Он взял листок из ее рук и увидел прелестный набросок, изображавший его, Джейсона, сражающегося с гирляндой, и елку на заднем плане. Рисунок был забавным, скорее шаржевым и в то же время трогательным. Чувствовалось, что он сделан с любовью.

Джейсон сел на диван с наброском в руке.

– Симпатично.

Эми засмеялась.

– Вы, кажется, удивлены?

– Да. Вы ведь говорили, что у вас нет талантов. – Он был очень серьезен.

– Ликвидных – нет. Никто не захочет нанимать на работу того, кто только и умеет, что делать забавные рисунки.

Джейсон не стал отвечать.

– А у вас есть еще рисунки? Принесите, пожалуйста.

– Есть, сэр! – сказала Эми и, вытянувшись, отдала честь. Она пыталась придать себе легкомысленный вид, но повиновалась немедленно и уже через пару секунд протянула ему объемистый коричневый конверт с рисунками.

От Джейсона не ускользнуло то, что Эми затаила дыхание, наблюдая за тем, как он рассматривает ее работы.

Ему было незачем спрашивать ее, показывала ли она эти рисунки кому-либо еще, – он знал, что она их еще никому не показывала. Ибо, как бы она ни храбрилась, жить с пьяницей, вроде Билли Томпкинса, должно быть, совсем не просто.

– Хорошие рисунки, – сказал он, разглядывая листы один за другим. Она в основном рисовала Макса от рождения до настоящего момента, и ей удавалось передать не только сходство, но и настроение. На одном из них Макс с удивленным видом смотрел на воздушный шарик и жадно тянулся к нему ручонками. – Мне они нравятся, – сказал Джейсон, аккуратно сложив рисунки в конверт. Бизнесмен в нем уже хотел говорить с ней о публикации и авторском вознаграждении, но он себя остановил. Сейчас все, что от него требовалось, – это похвалить ее. – Мне правда они очень понравились, и я благодарен вам за то, что вы мне их показали.

Эми улыбнулась:

– Вы единственный, кто видел мои работы. Если не считать мою мать. Она сказала мне, что я зря теряю время.

– А она какое будущее для вас видела?

– Она хотела, чтобы я стала адвокатом.

Вначале он подумал, что Эми шутит, но тут увидел, как глаза ее блеснули.

– Я уже слышу вашу речь: «Прошу вас, ваша честь, он обещает, что никогда больше не будет. Он дает честное слово. Он никого больше не убьет, не считая тех двадцати двух маленьких старушек, которых уже убил. Пожалуйста…»

Джейсон так здорово сымитировал интонации Эми, что она запустила в него подушкой.

– Вы ужасный человек, – со смехом сказала она. – Из меня получился бы отличный адвокат. Вы знаете, я ведь на самом деле умная.

– Да, очень умная, но у вас есть порочная склонность влюбляться в паршивых овец.

– Если бы у меня не было такой склонности, вам негде было бы провести Рождество, – выпалила она в ответ.

– Это верно, – сказал Джейсон, ухмыляясь. – И я вам за это благодарен. – И, сказав это, посмотрел в ее глаза и понял, что хочет ее поцеловать.

– Думаю, мне лучше пойти спать, – тихо сказала Эми и направилась к двери, ведущей в спальню. – Макс встает рано, а дел завтра полно. – На пороге она оглянулась: – Я не хотела, чтобы вы подумали, будто я сделала вам одолжение, позволив остановиться у меня. По правде говоря, вы сделали это Рождество чудесным для Макса и для меня. Мы оба получаем громадное удовольствие от вашего общества.

Джейсон только и мог, что кивнуть в ответ. Он не помнил, чтобы кто-то говорил ему, что получил удовольствие всего лишь от его общества.

– Спокойной ночи, – сказал он, а сам еще долго сидел перед потухающим камином, размышляя о том, где он находится и что делает.

Запах разбудил Джейсона. Этот запах был ему знаком, но он не мог понять, что это за запах. Он принадлежал далекому прошлому и смутно напоминал ему что-то. Следуя причудам своего носа, Джейсон встал с постели, натянул мятые брюки и пошел на свет. Он застал Эми на кухне. Макс сидел на высоком стуле, его лицо и руки были испачканы кашей, и повсюду на кухне была разложена мокрая одежда. Рубашки, штаны, белье свисали с люстры, висели на дверных ручках, над плитой. И посреди всего этого стояла Эми над гладильной доской. В руках у нее был утюг, которому место разве что в музее.