– Здесь не стоит вопрос о строительстве для бездомных. Нет жизненно важной необходимости в этом строительстве, в площадках для гольфа. Это беспечность, беспечность и жадность. – Она остановилась на секунду. – Мы понимаем, что такое жадность, когда сталкиваемся с ней. Мир наполнен ею. Люди даже убивают из-за нее, не так ли?

Это для тебя, Робинсон, подумала она и в это самое мгновение перехватила взгляд Фишера. Он сидел напротив нее по диагонали, через проход, в переднем ряду. Она не заметила его раньше, но это был он, в той же самой черной куртке, с той же самой злорадной усмешкой. Что ж ты одурачил меня, подумала она. У тебя это получилось. Ты не убивал Джорджа. Ты всего лишь уличный хулиган. Ты не настолько умен, чтобы участвовать в такой игре, как эта. И все же я не хотела бы встретиться с таким типом темным вечером!

Она снова собралась с мыслями; пока все идет хорошо, пора заканчивать. И она побыстрее сделала заключение, обращаясь к тем, кто сидел на возвышении.

– Мы должны вырабатывать новый взгляд на мир. Я надеюсь, что вы понимаете это и не можете не признать, что предложение о строительстве должно быть отвергнуто.

Ее сердце все еще колотилось, когда она села.

– Ты была великолепна. Такое красноречие, – прошептала Джилл. В ее глазах светилось восхищение.

Радость охватила Дженни. В то же самое время ей бы очень хотелось знать, о чем говорили между собой Вулфы.

Мэр спросил, будут ли еще реплики из зала, и, поскольку ответа не последовало, обсуждение было закончено.

Теперь наступила очередь совета сделать свой выбор и голосовать. Дискуссия была короткой и не обещала никаких неожиданностей, как было на первом собрании, где сердитые замечания о благодетелях, которые больше заботились о скунсах и ласках, чем о людях, вызвали смех у одной части аудитории и аплодисменты у другой. Фишер демонстративно поднялся с места, чтобы выразить свое одобрение. Библиотекарь высказался за сохранение местности. Худощавый человек, сидевший рядом с ним, был Джек Фулер, владелец молочной фермы. «У тебя фантастическая память на имена», – говорил Джей.

Затем началось голосование. Один за. Один против. Двое против. Три за. Дженни подалась вперед на своем месте.

Грузный мужчина в очках с толстыми стеклами поднялся с места.

– Должен сказать, что я в самом начале вечера еще колебался. Я видел преимущества и в том, и в другом исходе голосования. Но, послушав молодую женщину, которая выступала последней, я сделал свой выбор. Да, мы должны иметь обязательства перед будущими поколениями. Она совершенно права. И поэтому я голосую за отклонение предложения. Оставим Грин-Марч в покое.

– Четыре к четырем, – пробормотала Дженни. Джилл стиснула ее руку. Лицо мэра было красным и злым, когда он обратился к мужчине, сидящему в конце стола.

– Мистер Гаррисон?

Тот, у кого есть денежные проблемы. Скромный человек, вспомнила Дженни. Но говорили, что его можно было бы склонить на свою сторону.

Сейчас он прочистил горло, словно собирался произнести речь, и принял торжественный вид. Он явно осознавал свою собственную значимость.

– У меня тоже было два мнения, – начал он. – Всегда можно найти, что сказать в пользу сохранения окружающей среды. Но также многое можно говорить и о необходимости создания рабочих мест и, естественно, мы должны использовать возможности для снижения налогового бремени.

Дженни молча застонала.

– Этот вопрос нужно тщательно взвесить. С одной стороны…

О, ради Бога, кричала она про себя, когда же ты примешь решение?

– С другой стороны…

После двухминутного взвешивания он наконец пришел к заключению.

– Итак, я голосую за то, чтобы отвергнуть это предложение. Пусть государство возьмет землю под охрану, как заповедник дикой природы.

Дженни засмеялась. Ее глаза наполнились слезами. Джилл поцеловала ее в щеку.

– Ты сделала это! Ты смогла!

Толпа медленно двигалась к выходу на темную улицу к стоянке машин. Позади и вокруг себя Дженни слышала разговоры о случившемся.

– Если бы не эта молодая женщина-адвокат, то они, по моему мнению, проголосовали бы по-другому.

– Может быть, и так. Она помогла, я в этом уверен.

– Она убедила их, я видел их лица.

– Было видно даже, как Гаррисон принимал свое решение.

– Хотя много осталось озлобленных. Трудно видеть, как деньги уплывают из твоих рук, от этого можно сойти с ума.

– Ты должна чувствовать себя на седьмом небе, – заметила Джилл, когда они отъехали. – Ты сделала все это.

– Нет, не я все сделала. Я сделала совсем немного, и я просто счастлива, – отозвалась Дженни.

Джей аплодировал бы такому выступлению. Оно было кратким, выразительным. «Вся моя гордость и все мое сердце были вложены в него».

Они проехали через город и выехали на шоссе. Дженни посмотрела на часы на приборной доске.

– Уже половина десятого, на дороге мало машин. Мы доберемся домой где-то в полночь.

Поля, разделенные черной лентой дороги, казались черно-белыми, где снег растаял, а потом подморозило. Небо было светлым и спокойным.

– Я никогда не думала, что так много свободного пространства на Востоке, – заметила Джилл.

– Но ведь ты была только в Нью-Йорке. Вот эта небольшая дорога ведет в Грин-Марч. – Озеро находится всего в полумиле отсюда. Это одно из чудеснейших мест, которые можно найти, вряд ли такое найдется даже в Нью-Мексико.

– Ну хорошо, покажи мне его.

– Сейчас? Ночью?

– А почему нет? Посмотри, как светло кругом. Да и это всего в полумиле, ты говоришь.

Дженни была тронута готовностью девушки посмотреть Грин-Марч.

– Хорошо. Не беда, если мы вернемся домой всего лишь на пятнадцать минут позже.

Маленький автомобиль притормозил и свернул на боковую дорогу, а потом остановился там, где дорога стала совсем узкой. Маленькая тропинка, проложенная по хрустящему снегу, привела их на вершину холма, возвышавшегося над озером. Оно, так же, как и земля, было похоже на ковер из черных и белых лоскутов. Там, где лед сломался, вода блестела, как черный мрамор. Глубокое спокойствие царило над покрытыми елями холмами и застывшими березами, неподвижными в этой безветренной ночи.

Она впервые пришла сюда днем и стояла при ярком свете, возможно, даже на этом самом месте, его руки обнимали ее, и вся их жизнь лежала перед ними, такая же теплая и золотая, как солнце и воздух.

– Ой, смотри Дженни, сова!

Птица смотрела на них с нижней ветки своими круглыми янтарными глазами; потом, расправив свои огромные крылья, она пролетела вниз над их головами, пересекла озеро и скрылась в тени среди деревьев.

– Как здесь красиво! Теперь я знаю, что ты имела в виду и почему ты боролась за это, – прошептала Джилл.

И Дженни поняла, что и она умела наслаждаться покоем. Ее захватило это место. Сцепив руки перед собой, она стояла и смотрела на спящую дикую природу, в то время как Дженни смотрела только на нее.

Потом они вернулись к машине и поехали дальше в город. Какое-то время они ехали молча, был слышен только гул мотора и шуршание шин по асфальту. Джилл заговорила первой:

– Я рассказала все маме и отцу.

– Все?

– Да, о тебе и о том, почему ты не хотела меня видеть. Мама сказала, что мне не следовало настаивать.

– Просто скажи маме, что все обернулось хорошо.

– Это действительно так?

Если бы все было так просто, так ясно, как граница между черным и белым!

– Да. Действительно!

– Я только хочу кое-что сказать. Твой секрет, ну обо мне, так и останется секретом. Я никогда не скажу об этом.

Комок подкатил к горлу Дженни.

– Я бы не смогла жить с такой ложью. Вставать каждый день, видеть его, знать и скрывать от него то, что не знает он.

– Но так же делают.

– Только не я.

Во второй раз за этот вечер Джилл положила свою руку на руку Дженни; две руки теперь лежали на руле.

«Что я чувствую? – спрашивала себя Дженни. – Прилив любви, благодарность пополам с печалью. – Затем она стала молча уговаривать себя: – О, мы все были слишком заняты собой в эти дни! Прекрати это бесконечное ковыряние в себе! Просто принимай все так, как оно есть. Перестань спрашивать себя о том, что ты чувствуешь или почему. Это все ни к чему не приведет».

И она заметила рассудительно:

– Ты, должно быть, проголодалась, ты же что-то лишь перекусила в спешке. Давай остановимся где-нибудь поесть.

– Я не голодна. Не думаю, что нам придется долго добираться.

– Ну ладно, уже довольно поздно. Слишком поздно, чтобы возвращаться в общежитие. Тебе лучше сегодня переночевать у меня. Почему бы тебе не поспать немного? У тебя сегодня был такой длинный день. – Посмотрев на Джилл, она подумала: «Я говорю, как мать».

– Ты говоришь, как мама, – сказала Джилл.

– Неужели? Вот и хорошо.

Девушка спала. Подъезжая к городу, она оставила позади себя места, которые никогда больше не увидит: мост, рынок, где Джей обычно покупал яблоки для дома. «И вот я здесь, – подумала она, – с моим случайным ребенком, нежданным и нежеланным, сидящим возле меня. Ее чудесные волосы как воротник вокруг чистого личика. Мы обе едем в ночь».

Было уже около часа ночи, когда Дженни остановила машину.

На улице было темно, но окна в ее квартире ярко горели.

Что на этот раз? Кто теперь? Она почувствовала желание убежать, забраться снова в автомобиль и скрыться.

– Что случилось? – спросила Джилл.

– В моей квартире горит свет. Не думаю, что нам стоит заходить.

– Почему?

– Как ты можешь спрашивать после того, что случилось в моем офисе?

– Дай мне ключ. Мы поднимемся, и, если что-нибудь не так, мы закричим и поднимем весь дом.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя трусихой. Хорошо. Я пойду, но хочу, чтобы ты оставалась внизу.

– Я буду идти в нескольких шагах от тебя.