Белва Плейн - Благословение

Когда она повесила трубку, то отложила в сторону документ, который просматривала. Откуда-то в старом доме доносились звуки музыки, кто-то слишком громко включил проигрыватель. Но это был приятный фортепьянный концерт, мелодичный и ностальгический. Вино и розы, подумала она, и положила голову на подушку, закрыв глаза. Кровать была мягкой, а стёганое одеяло таким теплым, что она быстро заснула…

Питер в белом летнем костюме танцевал под бумажными фонарями. Она беспокоилась, потому что так мало знала о нем. Они действительно говорили только о Джилл. Потом пришел Джей, его темное печальное лицо виднелось в дверном проеме. Затем кто-то еще, не Джей и не Питер, но напоминавший их обоих, стоял возле нее в резком свете. И она была ужасно расстроена, потому что не знала, кто это был.

Проснувшись, она увидела, что лампа светила ей прямо в лицо. Сейчас, выключив ее, она лежала без сна. Она будет лежать еще долго, уставившись в темноту.

Шелковая блуза персикового цвета шелестела, золотые браслеты ее мамы звякали на запястье, а ноги были обуты в черные кожаные туфли-лодочки, которые она берегла на «потом». Но раз больше не ожидается «потом», она может носить их и сейчас, так же, как может носить свою лучшую обувь и дальше. Но внутри у нее было пусто.

По дороге к автобусу она пыталась разобраться в своих чувствах. «Ты боишься возвращаться к прежней жизни, к той, которую ты любила, потому что она была такой яркой, насыщенной, пока ты жила ею. Но теперь ты боишься возвращения назад, потому что теперь ты знаешь, что это был пустой звон и трескотня; все эти умные разговоры, пьесы, галереи и галантные молодые люди». Автобус накренился. С каждой остановкой он увозил ее все дальше, к центру города; дальше, назад во времени. Она смотрела прямо перед собой. Ее пронизывал холод одиночества, и она поплотнее запахнула пальто.

Женщина вошла и села рядом с ней. Устраиваясь удобнее на сиденье, она потеснила Дженни. У женщины было неприятное лицо; тяжелое, с крупными чертами; казалось, что оно было вырезано консервным ножом. Дженни придвинулась поближе к окну и поплотнее закуталась в пальто.

Вдруг женщина заговорила:

– Извините меня, но я восхищаюсь вашими туфлями. Как бы я хотела носить такие туфли, но у меня больные ноги. – Она улыбнулась, и глаза, казавшиеся вначале такими враждебными, тепло засветились.

– Спасибо, – ответила Дженни, добавив, как показалось ей необходимым, что-то приветливое: – Они очень удобные. – И так же быстро, как антипатия, у Дженни возникло чувство признательности к незнакомке. Подумать только, что кого-то может успокоить простое замечание о паре туфель! И она пришла в свой офис удивительно спокойной.

– Грипп действительно выбил тебя из колеи, – заметила Дайна. – Ты даже похудела.

– Немного, я думаю. Я не ожидала, что ты будешь здесь в субботу.

– Я останусь на полдня. Я отложила все дела, за исключением самых важных, так что придется сразу собираться с силами и приступать. – Она проследовала за Дженни во внутренний офис. – Посмотри на это. Их принесли несколько минут назад.

На столе Дженни в высокой узкой вазе стоял букет ярко-красных роз, их густой сладкий аромат наполнял всю комнату. В какую-то секунду она подумала, что они могут быть от Джея. Дурочка! Она трогала бархатные резные лепестки. Не было нужды читать открытку, но она все-таки прочитала ее, удивленная тем, что все еще помнила необычный почерк, то ли письменный, то ли частично печатный.

«Желаю удачи в первый день твоего возвращения. С любовью, Питер», – было написано там. И затем, чуть ниже, была сделана приписка. «И Джилл».

Питер и его цветы! Она задумчиво трогала их.

– Дюжина, я сосчитала. Разве они не великолепны? – Дайна была потрясена, ее переполняло любопытство. Но, раз Дженни не ответила сразу, она добавила: – пришло много разной почты. Я все рассортировала, и самое важное положила на твой стол. Там вон заказное, заверенное письмо, которое я распечатала. Я думала, ты захочешь, чтобы я сделала это.

– Конечно. Откуда оно?

– От тех людей из того городка. По земельному вопросу.

Это была коротенькая, машинописная записка на бланке Артура Вулфа, написанная по его поручению как нового главы комитета по охране окружающей среды. Ей сообщали, что для оказания юридических услуг были приглашены специалисты другого профиля, а ей предлагалось прислать счет для оплаты. И все.

Она замерла, держа в руке то, что в действительности было прямым отказом, перечеркивало всю ее деятельность. Чувство стыда охватило ее, обожгло так, словно все ее тело горело. С нее как будто кожу сорвали. Как могли они так поступить с ней? Вся ее работа, выполненная с такой любовью, была сведена к нулю. И все же, в сложившихся обстоятельствах, неужели они могли поступить иначе? В любом случае, вряд ли она захотела бы продолжать работать с Артуром Вулфом. Нет, это было бы невозможно, и Артур Вулф понимал это. И все же у нее упало сердце.

– Напиши ответ, Дайна, – дала она указание. – Ответь, что подтверждаю получение письма и что мне не нужен счет за оплату услуг. Все, что я делала, я делала потому, что верила в это, и я никогда не ставила оплату на первое место. Ответь так. И сделай это сейчас же, пожалуйста, Дайна. Я хочу, чтобы письмо ушло на почту сегодня днем.

Она продолжала стоять, все еще держа в руке письмо Артура. Затем вдруг ее осенило то, что должно было прийти в голову раньше. Она имеет право знать о развитии событий, в которых сама принимала участие! Она имеет право, по крайней мере, знать, что произошло с Мартой Кромвелл. Что, если тот мужчина или те люди приходили в дом в поисках пленки Джорджа? Было бы логично попытаться поискать там, где больная пожилая женщина была теперь одна, не так ли? Холодок пробежал по жилам Дженни, когда она представила картину: старый дом, скрытый позади мрачных деревьев на краю улицы, его парадная дверь, укрытая разросшейся над крыльцом виноградной лозой. Человек может проскользнуть внутрь и войти незаметно и неслышно… Она должна знать.

Ни о чем больше не думая, она сняла трубку телефона и набрала номер.

– Говорит Дженни Раковски. Я друг Марты и звоню, чтобы спросить о ней, – сказала она.

Молодой женский голос раздавался на фоне шумного разговора.

– О, я знаю, кто вы! Вы адвокат, который так прекрасно выступал на митинге в тот раз.

От этих слов повеяло теплом, теплом, которое ей было так необходимо, и она поблагодарила женщину.

– Как Марта? Я слышу так много голосов, и я рада, что она не одна в доме. Я боялась, что так могло быть.

– Одна? Да что вы! Соседи постоянно находятся возле нее. Рядом с нею всегда не меньше двух человек, днем или ночью. Как раз сейчас полно народу, и мы все останемся.

– О, это прекрасно! Я так беспокоилась.

– Вы можете поговорить с ней самой. Она в постели, конечно, бедняжка, но наверху есть телефон.

– Со мной все хорошо, – ответила Марта слабым голосом. – Я держусь даже лучше, чем могла предположить.

– Вы как Джордж. Вы полны мужества. Скажите, Марта, кто-нибудь спрашивал о пленке? Она надежно спрятана в доме?

Марта вздохнула и начала говорить, потом снова вздохнула.

– Дженни, я даже не знаю, как начать, чтобы сказать тебе это. Это дело было обречено на провал с самого начала.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, в день похорон моя внучка приходила прибраться в спальне. Джордж положил пленку для маскировки в бумажный пакет для покупок, под кровать. Я не придавала этому значения, я не очень хорошо соображала в тот день – и она выбросила пакет в мусор. Он сгорел, Дженни. Пропал.

Дженни почувствовала что буквально затряслась от смеха. Бумажный пакет под кроватью! Как это типично для Джорджа!

– Мне так жаль, Дженни. Такая важная улика пропала, да?

– Боюсь, что так. Что же, Комитет по охране окружающей среды просто вернулся к тому, с чего начинал, только и всего.

– Я слышала, что вы больше не адвокат в этом деле. Что случилось?

– Это долгая история. Очень долгая.

– Без вас они проиграют.

– О, вы мне слишком доверяете. Я не оказываю влияния на совет. Они проголосуют так, как захотят проголосовать.

– Нет, там есть такие, которые могут проголосовать с одинаковым успехом «за» и «против». А вы прирожденный оратор, Дженни.

– Спасибо вам за добрые слова, но я вышла из игры. Берегите себя, Марта. Я буду звонить вам.

«Все это без меня, – подумала она. – Так что компания „Баркер Дивелопмент“ победит, земля будет разрушена, а Марта, я и все остальные будем себе спокойно жить-поживать. Сомнительная удача, особенно после всех тех усилий, суеты и волнений. Вот и говори после этого об иронии судьбы!»

За неделю у нее накопилась куча работы. Бумаги, дела, договоренности заполнили все утро. Как всегда, почти каждая женщина, которая приходила, приводила с собой ребенка либо оставляла ребенка с соседкой, либо была беременна еще одним. Многие из этих женщин не имели мужей или были разведены или вообще никогда не были замужем. У них была тяжелая жизнь, и все же Дженни не могла не думать с некоторой горечью, что они были свободными людьми: им не надо было ничего скрывать, ничего объяснять.

Все утро они приходили и уходили. Она перекусила прямо за столом. Сэндвич с майонезом и теплый чай, не было времени выйти и купить что-нибудь получше. Зазвонил телефон. Прибыла почта, а с ней и новые дела. В час дня, когда ушла Дайна, Дженни все еще продолжала работать.

– Ты, должно быть, ужасно устала, – с сочувствием произнесла Дайна. – Почему ты не идешь домой?

– Я в порядке. Я останусь еще на час или около того. Она и хотела изнурить себя работой. Как хорошо будет вернуться домой совершенно опустошенной, поесть немного сыра и фруктов, пойти спать, не думая ни об Артуре Вулфе, ни о его сыне.

Кто-то стучал в дверь офиса. Ее первым побуждением было не обращать внимания на стук, чтобы тот, кто там находился, ушел. Стук становился все настойчивее. У нее мелькнула мысль, что это могла быть та девушка, которая приходила несколько дней назад с багровыми синяками на шее и руках. Ее любовник, должно быть, вернулся уже в другом настроении. Она поднялась и открыла дверь.