Джулия Гарвуд - Благородный воин

Увидев внучку живой и здоровой в объятиях супруга, Элслоу испытал огромное облегчение. Словно родитель, потерявший и счастливо нашедший чадо на деревенской ярмарке, захотел расцеловать и отшлепать. Но вместо этого, давая своим чувствам остыть, только спросил:

– Ты что, в грязи искупалась?

Элизабет отряхнула одежду и лишь после этого снова посмотрела на деда, но Элслоу тут же заметил печаль в ее глазах и понял, что невредимой внучке все же не удалось вернуться. Рана таилась глубоко внутри и поэтому была особенно опасной. Вскоре он догадался, кто стал причиной плохого настроения девушки.

– Ну, иди, обними старика, – ласково позвал он. – Потом все расскажешь, – Элслоу решил пока ни о чем не расспрашивать.

Придерживая рукой юбки, Элизабет кинулась к деду и стиснула его в объятиях.

– Ты меня простишь?

– Конечно, прощу. – Элслоу похлопал внучку по спине. – А теперь беги в дом, переоденься в чистое. И навести своих упрямых собак – с тех пор как ты исчезла, они не притронулись ни к воде, ни к пище. Можно подумать, волновались не меньше меня.

Элизабет вздохнула и направилась к замку, но в это время ее за руку схватил Томас. Девушка остановилась и посмотрела с улыбкой на младшего братика. Тот как будто только этого и ждал и принялся оживленно описывать, что тут устроил дед, когда узнал о ее исчезновении. Элизабет не прислушивалась к ребячьей болтовне, пока мальчик не спросил, не побил ли ее барон.

– С какой стати ему меня бить? – удивилась сестра и потянула Томаса за собой.

– Дед сказал, что он может, – явно растерялся брат.

А Элслоу, сложив на груди руки, в это время наблюдал, как внук и внучка шли к замку. Когда они скрылись внутри, старик повернулся к стоявшему рядом барону и дал волю гневу.

– Что вы с ней сделали?

– Я? Что я с ней сделал? – Джеффри поразило, что сакс мог заподозрить именно его и решить, что зять способен причинить Элизабет боль. – Лучше спросите, что она со мной сотворила. Вот что я вам скажу, Элслоу. Если она продолжит в том же духе, я отправлюсь на тот свет задолго до появления на этот нашего первенца.

– Расскажите, что случилось, – попросил Элслоу. – Я заметил в ее глазах отчаяние, и это меня встревожило. Элизабет не из тех, кто легко сдается. Значит, кто-то ее сильно обидел.

– Она сама себя обижает, – огрызнулся Джеффри, раздраженный допросом. – Ринулась навещать Руперта, даже не думая об опасности…

– Конечно, не думая. Откуда ей было знать? – прервал его сакс. Джеффри зашагал к замку.

– Хорошо-хорошо, допустим: она не подозревала, что убийство – его рук дело. Но потом она прыгнула в озеро спасать вассала, а после этого имела наглость признаться, что не умеет плавать. Скажите, Элслоу, вы бы осудили меня, если бы я ее побил?

Старик догнал рыцаря и пошел с ним рядом.

– Я – нет, – покачал он головой. – Наверное, даже добавил бы от себя.

Мужчины переглянулись и расхохотались. Каждый из них понимал, что не способен поднять на Элизабет руку.

– Вот что вам еще следует знать, – посерьезнел барон. – Я обошелся с ней довольно сурово, даже обвинил в предательстве. И собираюсь держать в ежовых рукавицах, пока не образумится и не поймет, что такое дисциплина. Иного способа уберечь ее от неминуемой гибели я не вижу. Я не имею ни малейшего желания искать себе другую жену.

– Но ей все же удалось? – неожиданно спросил Элслоу.

– Что? – не понял барон.

– Спасти вассала.

– Удалось.

– Ни секунды в этом не сомневался. – Глаза у старика заблестели.

Джеффри раздраженно обернулся:

– Вы меня не поняли, старина.

– Прекрасно понял, – ухмыльнулся сакс. – Вы не довольны, что жена никак не образумится и не усвоит, что такое дисциплина.

– Не могу взять в толк, к чему вы клоните? – Джеффри подозрительно посмотрел на Элслоу.

– Необразумившаяся и не усвоившая дисциплины Элизабет сумела спасти вассалу жизнь.

– Элслоу, – возмутился барон, – не надо расставлять мне ловушки. Я беспокоюсь о вашей внучке и хочу научить ее осторожности.

– Уверен, вы будете действовать, как считаете нужным.

– Именно так, – подтвердил Джеффри и, успокаиваясь, добавил; – Хотя готов вам обещать, что не буду с ней груб. Переделывать чьи-то привычки – дело тонкое: чуть пережмешь и рискуешь сломить дух. А Элизабет привыкла обходиться без узды и совсем одичала. Этому надо положить конец.

– Мы обсуждаем мою внучку или одну из ваших лошадей? – Бровь старика насмешливо изогнулась, но барон пропустил колкость мимо ушей.

– Я буду поступать, как считаю нужным, – сухо ответил Джеффри. – Я не желаю ее терять.

У старого сакса хватило проницательности понять, что больше Джеффри ни с чем не согласится, и он, быстро переменив тему, стал расспрашивать о сражении с Рупертом.

На этот раз барон отвечал гораздо охотнее и подробно рассказал, в чем заключался замысел боя и чем завершилось сражение.

Старик внимательно слушал и наконец задал вопрос:

– Но теперь, когда Руперт мертв, как вам удастся доказать виновность Белвейна?

– Всех вероятностей я не учел, но не беспокойтесь, что-нибудь придумаю. Сейчас для меня самое главное – устроить Элизабет в новом доме.

– И когда же вы планируете отъезд?

– Хотел отправиться завтра, но потом решил, что жене нужен отдых. Кроме того, мне следует навестить Оуэна и рассказать о случившемся – просто отправить гонца неприлично. Значит, через десять – двенадцать дней.

– И вы по-прежнему собираетесь назначить меня опекуном Томаса?

– Да, с вами мальчику будет привычнее. Но вскоре мы за ним пришлем. А теперь выпейте со мной. Предлагаю тост за победу.

– С удовольствием. Но у меня есть еще один тост – за ваше будущее. Пусть исполнятся все ваши желания.

Джеффри вскоре отправился к Оуэну, чтобы лично сообщить ему о происшествии. Сообщить равному. А с равными барон обходился так, как хотел бы, чтобы они обходились с ним. Негоже было отправлять гонца с известием об исходе сражения с Рупертом. К тому же Джеффри привык соблюдать приличия.

В те два дня, пока шла подготовка к отъезду, он почти не виделся и совсем не разговаривал с женой и, покидая Монтрайт, был уверен, что она по-прежнему боится его гнева. Барону было неприятно видеть Элизабет притихшей и расстроенной, но он, не уставая, твердил себе, что урок пойдет ей на пользу. Если жена научится осторожности, значит, будет оправдана ее мука и боль. И хотя он скрывал свои истинные чувства, перед отъездом не удержался, прижал Элизабет к себе и крепко и страстно поцеловал.

Элслоу с изумлением наблюдал прощание супругов. Он всегда считал внучку девушкой умной и теперь не мог понять, почему за холодной внешностью мужа она не способна разглядеть истинных чувств. Любовь лучилась в его глазах, и всякий мало-мальски здравомыслящий человек догадался бы, что Джеффри без ума от жены!

В прошлом в Элизабет, как в зеркале, отражались черты характера деда, а теперь она вела себя, словно забитый звереныш, а не свободолюбивая тигрица, какой выросла на глазах у Элслоу.

В конце концов старик решил вмешаться, хотя и понимал, что это не его дело. Он хотел видеть девочку своей дочери счастливой.

«Да, – подумал он, – в известном смысле мои мотивы можно посчитать эгоистичными».

День тянулся необыкновенно долго. Элслоу предоставил Элизабет самой себе и дождался вечера, когда они встретились за столом в опустевшем зале. Джеффри забрал с собой половину воинов, в том числе и Роджера, нового приятеля Элслоу, и после привычного шумного веселья в замке установилась тишина.

– Вызываю тебя на партию в шахматы, – объявил дед, когда оба покончили с едой.

– Душа что-то не лежит к игре, – тяжело вздохнула девушка.

Теперь, когда Джеффри ее не видел, она дала волю меланхолии, и, как догадывался Элслоу, даже наслаждалась собственным унынием.

– Душа здесь совершенно ни к чему, – перебил он внучку и принялся вытаскивать фигуры из деревянного ящичка. – Для игры достаточно головы. Хотя ее не мешало бы использовать и в других случаях.

– Речи прямо как у мужа, – удивилась Элизабет. – Выкладывай начистоту, чего ты добиваешься.

Она подозрительно посмотрела на деда. Двинув вперед пешку, она попыталась сосредоточиться на игре.

– Ты позволяешь сердцу руководить своими действиями, – заметил сладким голосом Элслоу. Он намеревался разозлить Элизабет и теперь по выражению ее лица видел, что это ему удалось.

– Нет!

Не обращая ни малейшего внимания на ее возмущение, Элслоу хладнокровно съел ее пешку:

– Не пытайся дурачить старика, девочка. С тех пор как уехал муж, ты впала в жуткую тоску. Ходишь кругами, голова опущена на грудь, поговорить с тобой невозможно. Любовь не должна быть настолько жалостливой.

– Жалостливой?! Это я-то жалостливая?

– И не попугайничай! Ведешь себя, как твои собаки третьего дня, – заметив раздраженный блеск ее глаз, Элслоу улыбнулся.

«Какое удовольствие получает Джеффри от пикировки с женой, – подумал он, – если Элизабет так легко вспыхивает!»

– К чему ты клонишь? – нетерпеливо спросила девушка и сделала необдуманный ход конем.

Старик поспешно забрал фигуру, и от досады внучка забарабанила пальцами по доске. Если не сконцентрироваться, дед быстро одолеет ее в этой партии.

– Скажи, и покончим с этим, чтобы я могла сосредоточиться на игре. Я била тебя раньше и побью сегодня.

– Ха! – ухмыльнулся Элслоу. – Не пугай! Ведь у тебя душа не лежит к игре.

– Душа здесь ни при чем, – парировала Элизабет, наблюдая, как он забирает еще одну пешку.

– Ты призналась мужу, что любишь его? – неожиданно спросил старик.

Вопрос обрушился на Элизабет, как ястреб на ничего не подозревающую невинную жертву.

– У меня нет ни малейшего желания обсуждать мужа. – Девушка уставилась на доску, стараясь прогнать неприятные мысли и сменить тему разговора.