– Маттео, оставь его, – сказал Франко.

Аллегрето легонько подтолкнул мальчика:

– Иди.

Тот сопротивлялся, ухватившись за его руку. Ним перестал обнюхивать ноги Франко и радостно бросился к мальчику.

– Забери его с собой, Маттео. Почитай отца своего, – насмешливо произнес Аллегрето и снова подтолкнул его.

Маттео схватил Нима за ошейник, но продолжал стоять. Аллегрето кивнул Франко.

– Желаю тебе приятного вечера. – Он перепрыгнул через ограждение и ушел в темноту.

Он не мог попасть в цитадель снаружи, но внутри знал каждый закоулок. Франко оставил следы своего пребывания только в покоях Лигурио: заменил изображения женщин, играющих в шахматы и собирающих цветы, на сцены охоты и турниров.

Прикрыв рукой свечу, Аллегрето шел по темным комнатам на верхнем этаже главной башни. Алхимические приборы давно исчезли, но библиотека осталась нетронутой. Он вспомнил принца и мальчика, жадно внимающего ласковым словам и рассказам о том, чего никогда не знал. Они говорили о науке, истории, политике. Даже спорили иногда, чего Аллегрето никогда бы не позволил себе с Джино.

Здесь, среди книг Лигурио он пытался осмыслить происходящее. Он не понимал Франко Пьетро. Минул год, Франко должен был что-то предпринять, вернуть себе Монтеверде и навсегда избавиться от Навона. Это нападение на англичанина – слишком неумелая попытка, бессмысленная и совершенно не похожая на Франко. Маттео думал, что Раймон де Клер взял деньги за убийство его отца. Но могло быть и наоборот: англичанин договорился сделать что-нибудь для Риаты. Тогда зачем кто-то с эмблемой Риаты напал на английскую свинью, но оставил в живых? Или это попытка Франко свалить все на Аллегрето, чтобы его снова арестовали? К чему эта жалкая игра со свидетелем?

Он долго смотрел на карту Монтеверде. Ни голоса из прошлого. Ни готового ответа. Наконец, задув свечу и подождав, чтобы глаза привыкли к темноте, он выскользнул из библиотеки.

В купальне слабый лунный свет падал сквозь узкое застекленное окно на наяду, которая распростерла мраморные руки, как бы предлагая воду из своих уст. Тоже устройство Лигурио.

По трубам вода подавалась из бочки, греющейся на крепостном валу, в покои Лигурио и женские комнаты этажом ниже. Аллегрето подошел к статуе и приложил ухо к холодным каменным губам. Отсюда можно было услышать все, что происходило в комнатах, где когда-то жила Меланта.

До него донесся ласковый голос Елены, каким она разговаривала с непослушными собаками и детьми. Сейчас она говорила со служанкой и заставляла Маттео упомянуть в молитве имена людей, для которых они просили у Господа благословения и отпущения грехов. Аллегрето услышал имя Франко и даже свое.

Возможно, до Бога дойдут молитвы служанки и мальчика, хотя служанка уже не девственница, а мальчик пытался совершить убийство. Но их голоса звучали так искренне. Он не представлял, кто бы еще мог помолиться за него, поэтому чувствовал некоторое смущение и благодарность, что его включили в список. Пусть даже вместе с Франко.

После молитвы служанка пожелала хозяйке и мальчику спокойной ночи. Маттео хотел поговорить с Еленой о делах на завтра, но она что-то пробормотала и задвинула полог кровати.

Дождавшись, пока все стихнет, Аллегрето бесшумно спустился в темноте по лестнице. Он знал, что дверь на площадке не имела ни задвижки, ни замка и откроется, если на нее посильнее нажать.

Когда он вошел в спальню, Ним поднял голову, однако не залаял, поскольку со щенячьего возраста научился молча приветствовать Аллегрето и Зафера. Он лишь подбежал к нему и обнюхал его ноги. Аллегрето почесал ему любимое место за ухом, и они вместе двинулись к нише окна, где он спал, когда был при Меланте.

Теперь у него уже не тот рост и больше нет матраца или подушек. Сев на подоконник, он подтянул одну ногу, другую поставил на теплую спину Нима и откинул голову.

Елена лежала, уговаривая себя, что никто чужой сюда не проникнет. Но каждый шорох заставлял ее вздрагивать и просыпаться. Маттео по-детски посапывал во сне. Ним глубоко вздохнул где-то у окна.

Никого здесь быть не может. Входная дверь всю ночь под охраной. Собака не потерпит чужого. Но Елена села, вглядываясь в темноту.

Нападение на Раймона вызвало у нее тревогу. Она поверила Аллегрето, а если это не он, значит, кто-то другой. В Монтеверде есть буйные молодые люди и несколько уличных воров, но они не носят цветов Риаты.

Пытаясь унять колотящееся сердце, Елена отодвинула край полога. Она различила белую тень Нима возле окна. И вздрогнула от страха. На подоконнике сидел человек.

– Не бойся, Елена, это я.

– Аллегрето? – прошептала она.

– Да.

С облегчением вздохнув, она еще посидела, чтобы собраться с мыслями, потом откинула покрывало и выскользнула из постели. За пологом было холодно, но она не знала, куда служанка положила ее халат. Когда она подошла к окну, Ним встал. Аллегрето тоже поднялся, его черный силуэт возник на фоне оконного стекла.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

– Франко на свободе. – Он пожал плечами. – Так что я здесь. Gardi li mo.

– Ты не можешь здесь оставаться.

В темноте Елена не могла определить расстояние и коснулась его ногой.

– Не должен бы.

Он вдруг притянул ее к себе, крепко сжал в объятиях. Елена не сопротивлялась. Откинув голову, она с радостью отдалась его ласкам, желание затмило рассудок.

– Елена, ты сводишь меня с ума, – прошептал он. – Я уже не знаю, что делаю.

Но она не выпускала его, нежно ведя губами по его подбородку, едва прикасаясь к нему.

– Пойдем наверх, – хрипло сказал Аллегрето.

Она кивнула, охваченная безрассудной радостью. Это было просто безумием. Оставив за дверью спальни любопытного Нима и Маттео, она легко взбежала по холодным ступеням. Она чувствовала себя ожившей, почти невесомой без этой короны, мехов и тяжелой мантии. На верхней площадке лестницы она замерла, но Аллегрето снова обнял ее и, несмотря на темноту, безошибочно привел к кровати в алькове.

Елена упала на нее с тихим вскриком удовольствия, зажимая рот ладонью, словно напроказивший ребенок. Все страхи, заботы, тревоги остались позади, когда он стянул с нее рубашку и начал целовать ей шею, потом грудь, а она искала его губы. Красота Аллегрето до сих пор поражала ее, особенно после стольких месяцев разлуки.

– Как я люблю тебя, – шептала она, гладя его лицо.

Он поцеловал ей ладонь и окинул взглядом комнату.

– Это безумие. Настоящее безумие.

Елена это знала, но ей было все равно. Она пыталась расстегнуть пряжку ремня, а он зачарованно наблюдал за нею. Когда ремень упал, Аллегрето вдруг сел и мгновенно сорвал с себя тунику вместе с рубашкой. Увидев золотое кольцо на цепочке, поблескивающее в темноте, она поднесла его к губам. Потом заключила Аллегрето в объятия и слегка прикусила ему сосок.

Он схватил ее за волосы.

– Нет. Пощади.

Но она лишь крепче сжимала зубы, нащупывая пальцами копье. Она не делала ему больно, просто ласкала, пока Аллегретто отчаянно сдерживал себя.

– Повернись, – наконец хрипло выдавил он.

Быстро приподняв ее за талию, он толкнул копье сзади ей между ног. Елена встала на колени, горя желанием ощутить его внутри. Но это рука нашла жаждущее место и посылала волны наслаждения сквозь ее тело. Она сжала бедра, и Аллегрето начал двигаться, толчками прижимаясь к ягодицам, скользя по влаге между ног.

Она уткнулась лицом в подушку, стараясь проглотить крик, рвущийся из горла. Каждый толчок, каждое движение его руки приближали ее к экстазу. И когда это произошло, освободив их обоих от невыносимо сладостного напряжения, Елена закричала в подушку. Теплое семя оросило ей живот, потекло вниз, и она услышала хриплое всхлипывание Аллегрето.

Он долго не выпускал ее. Наконец они снова легли, и он крепко прижал ее к себе.

– Господи, мы слишком безрассудны. Я должен уйти.

Елена схватила его за руки.

– Нет.

– Я больше не вынесу. Я не могу оставить тебя с Франко. И не могу оставаться с тобой, иначе мы... – Он поглядел на смятые простыни. – Это слишком опасно. Кто-нибудь обязательно заметит.

Аллегрето поднялся. Даже в темноте она видела оставшееся пятно, чувствовала его семя на животе и ногах, в комнате стоял мускусный запах совокупления. Но она снова потянула его к себе. Он поцеловал ее, высвободился из объятий и схватил рубашку с туникой.

– Жди меня здесь.

Елена лежала в темноте и думала о своей жизни без этого. Холодная претензия на власть, постоянная бдительность, запрет на любые чувства. Теперь она понимала опасения Кары, понимала, отчего сестра прощалась с нею, как с умершей. Но она не могла ненавидеть Монтеверде. Это ее дом, се собственный народ. Простые люди, словно дети, радующиеся каждой минуте своей жизни, смеялись и ругались, бросали работу, чтобы приветствовать ее, когда она появлялась в городе. Аристократы и богатые купцы, более сдержанные, но столь же жизнелюбивые, наслаждались прекрасной живописью, роскошной одеждой и вечно соперничали друг с другом, стремясь построить самую высокую башню. Она встречала образованных людей, которые относились к ней с уважением, вели ученые разговоры, словно она была мужчиной, способным иметь свое мнение. Елена прижала к груди подушку. Когда он сказал, что должен уйти, она знала куда. Опять в изгнание. Остров Иль-Корво и черный замок. Пока у нее была возможность посмотреть в окно и убедиться, что он здесь, она еще могла все это вынести. А если он уйдет туда, где она больше не сможет его увидеть, вряд ли у нее хватит сил это продолжать.

Она могла бы все бросить. Порой она так и думала в темноте, слыша, как меняется караул у дверей ее комнаты. Она думала об этом и сейчас. Аллегрето бесшумно возник из темноты.