– Или я ошибаюсь, моя дорогая? – взволнованно спросила Роуз. – Но где ещё ей быть, как не там, где ты живёшь, разве не так? Мой друг мистер Харрис тоже думает, что это безмерно странное место для алмазных копей. О, где же это несчастное письмо? 

– Вы сказали своему другу мистеру Харрису, что я владею алмазными копями в Новом Южном Уэльсе? О, тётя Роуз! Как вы могли? Как кто-то мог поверить во что-то столь фантастичное. И нелепое! Новый Южный Уэльс – крохотная, борющаяся за существование колония заключённых. Колония каторжников, во имя всего святого! 

Кит сделала глубокий вдох, обдумывая сложившееся положение. Всё шло так гладко, так хорошо, как будто это не был один из папиных планов. И вот, внезапно, у неё оказалась несуществующая алмазная копь, каким-то образом вписывающаяся в уже невозможный к осуществлению план! Всё было очень похоже на старые времена. 

Вдруг её чувство юмора пришло ей на помощь. Кит повалилась в кресло, разразившись хохотом. 

– Но что тут неправильно, моя дорогая? – нерешительно осмелилась спросить Роуз. – Могу поклясться, что твой отец объяснил мне всё именно так. И его письмо, в котором он это сделал, совершенно точно пришло из Нового Южного Уэльса. – Тётушка расстроено огляделась вокруг. – Если бы только я нашла это письмо. Для меня совершеннейшая загадка, куда в этом доме пропадают вещи. – Она подняла синюю атласную подушку и с надеждой заглянула под неё, но письма не оказалось и там. 

– Нет, – смех погас в глазах Кит. – Папа начал мне рассказывать о том, что написал вам, но умер. Я знаю только то, что он просил меня сделать. Я должна была знать, что в его схеме есть и другие стороны. 

– Схема. Как странно ты это называешь, – задумчиво заметила Роуз. – Полагаю, все родители строят планы насчёт выхода своих дочерей в свет, но называть это схемой всё-таки очень странно. Но ведь твой отец никогда не выбирал простых путей, верно? – Она печально вздохнула и разгладила поверхность подушки, которую всё ещё держала в руках. 

Кит с любопытством взглянула на тётушку, задумавшись над тем, возможно ли, чтобы тётя Роуз по-прежнему испытывала к её отцу какую-то привязанность, и, немного погодя, спросила: 

– Тётя Роуз, многим ли людям вы рассказали о моём наследстве? 

– О боже, нет. Это было бы ужасно невоспитанно. Нет, нет. Я только упомянула об этом – конечно, по секрету – одному или двум очень сдержанным на язык друзьям. 

Кит с сомнением взглянула на неё: 

– Ну, может быть, всё ещё и обойдется, но если кто-нибудь спросит меня… 

– Господи, дитя, ты не должна мучить себя из-за такой ерунды. Никто и не подумает спрашивать тебя, – ужаснулась Роуз. – Спрашивать юную девушку? Как будто ты что-то можешь знать о делах своего отца! – Она засмеялась. – Что за глупость! 

Кит прикусила язычок. Она провела целый вечер, отвечая на вопросы о своём наследстве. Но ей не хотелось расстраивать Роуз рассказами об этом. 

Для Кит оставалось тайной, почему представителям светского общества казалось стыдным иметь какие-либо деловые интересы. Она считала, что занятие коммерцией или, как это общепринято называть, торговлей, – хороший способ достижения безопасности, уверенности и процветания. Но даже её отец считал это вульгарным. А ведь он был карточным шулером. 

Роуз склонилась к ней и похлопала по колену. 

– Не тревожься об этом, моя дорогая. Если история об алмазных копях в Новом Южном Уэльсе неверна, я просто скажу своим друзьям, что ошиблась, и всё наладится. 

Кит открыла было рот, чтобы заспорить. Она могла и не вращаться в избранных кругах высшего общества раньше, но кое-что о людях знала, в том числе и то, что человек, объявляющий себя неболтливым, почти никогда на самом деле таковым не является. Алмазная копь в колонии каторжников была нелепой идеей… 

– Да, это очень правильное намерение, тётя Роуз, – заявила решительно Кит. – И если кто-нибудь упомянет об этом, я надеюсь, вы будете всё уверенно отрицать и объясните, что ошиблись. Будет ужасно, если люди подумают, что мы их обманывали. 

Кит понимала, что это ничего не изменит. Люди верят в то, во что хотят верить. Алмазная копь была в их мыслях фактом состоявшимся, который не изменят отрицания, сколько бы их ни было. Но когда правда выплывет наружу, а это неизбежно произойдёт, по крайней мере, все вспомнят, что Роуз всегда отрицала, что ей что-либо об этом известно. 

– Да, дорогая. Так и сделаем. Я всё объясню, – тётя Роуз лучезарно улыбнулась и положила атласную подушку на место. – Ну что ж, моя радость, у нас был очень тяжёлый вечер и нам, леди, нужно отдохнуть, чтобы оставаться красивыми. Сладких снов, дорогая, – Роуз нежно поцеловала «племянницу» в щёку и поплыла наверх, и следом за нею тянулось по полу несколько шарфов. 


Кит проснулась рано. На улице было ещё темно, бледные тонкие утренние лучи едва забрезжившего рассвета еле тронули тёмные крыши, отражаясь от них слабым, тусклым мерцанием. 

Она знала, что разбудило её. Беспокойство. Она всегда просыпалась перед рассветом, когда её что-то тревожило. А этим утром оснований для беспокойства у неё было более чем достаточно. 

Вопросом, прежде всего обеспокоившим её пробуждающийся ото сна мозг, должен был стать вопрос об алмазной копи, но по странной причине первой оказалась мысль о мистере Девенише: перед внутренним взглядом Кит всплыло лицо мистера Девениша, обнаружившего пропажу своей галстучной булавки в виде феникса. 

Кит открыла глаза. Почему, во имя всего святого, она допустила такую ошибку – с таким мужчиной? И в такой ситуации. Это было порочно, глупо, чересчур рискованно. Но дело сделано и теперь ничего не поправишь. 

И, кроме того, у неё были другие заботы. Каким-то образом ей придётся решать, как выпутываться из неприятностей, связанных со слухами об этой несчастной алмазной копи. 

Кит натянула одеяло на голову и застонала. 

Она собиралась войти в лондонское общество, едва потревожив его, остаться в нём почти незамеченной, а потом так же тихо покинуть, выполнив свою задачу. Кит не собиралась привлекать к себе внимание. Теперь она была бриллиантовой наследницей. Из колонии каторжников на другой стороне света! Алмазы в тюрьме! Кто не нашёл бы такую комбинацию интригующей? 

Кит снова застонала. Это было одно из тех нелепых приукрашиваний, которые доставляли удовольствие её отцу. Это было в его духе – втайне посмеяться над теми, кто не слишком о чём-то осведомлён. Но отец послал её отомстить за него. И всё же, разрабатывая такой план, ему, конечно, не следовало рисковать, выдумывая столь глупую шутку. Нет, должно быть, у Роуз имеется какое-нибудь старое письмо с изложением обычных выдумок отца, позволяющих ему сохранить лицо. Тётушка перепутала его с письмом из Нового Южного Уэльса, сообщающим о предстоящем визите Кит. 

В независимости от того, откуда взялись такие сведения, ущерб уже был нанесён. И Кит придётся разбираться с этим. Не похоже, чтобы у неё был выбор. 

Между тем, она чувствовала необходимость вернуть ясность мысли. Ей нужна добрая прогулка верхом на свежем утреннем воздухе. 


Мистер Девениш пребывал в плохом настроении. Он проспал всего несколько часов и проснулся с раскалывающейся головой – без сомнения, последствия выпитого бренди. Хьюго злился на себя – прошли годы с тех пор, как он просыпался с головной болью из-за выпивки. 

Головная боль усиливалась по мере осознания того, что он провёл вечер совершенно бесполезно, – всё то немногое, что он узнал о дочери Синглтона, в сущности, сводилось к нулю. 

Всё казалось простым и ясным: поговорить с девушкой, узнать, где жил её отец и начать расследование оттуда. 

Но Кит Синглтон оказалась самым непонятным, самым легкомысленным и вызывающим крайнее раздражение человеком, которого он только встречал за долгие годы. Если бы она не была такой безмозглой, он бы… он бы… 

Мистер Девениш выругался и потянул кисть звонка, чтобы позвать своего камердинера. 

В этот никуда не годный вечер случилась и ещё одна, отчаянно злившая его неприятность. Как, во имя всего святого, могла безмозглая дурочка посреди бальной залы вызвать в нём возбуждение?

Должно быть, это из-за бренди. 

Эти скупые Парсонсы подают своим гостям некачественный бренди! Да, в этом всё дело. Всё из-за второсортной выпивки: головная боль, плохое настроение… девушка. 

Взгляд Хьюго упал на беспечно брошенные на прикроватный столик вещицы из набора, и его лицо помрачнело ещё сильнее. Его золотые часы с изображением феникса, поблёскивавшего рубиновыми глазами. Проклятье, на столе должно быть два предмета, а не один! Превосходное завершение превосходной ночи! Он потерял свою рубиновую булавку для галстука в виде феникса! 

Хьюго заметил её исчезновение, как только вернулся домой и снял галстук. Он сразу же послал слугу с запиской к Парсонсу. Часом позже ему сообщили, что слуги искали, но не обнаружили ничего похожего на его булавку. Должно быть, он обронил её на улице. 

Проклятье, он потерял её! Ко всему прочему, это была его любимая булавка. Хьюго сам сделал эскиз, как напоминание о том, что то, что разрушено, не имеет значения, всегда можно заново наладить свою жизнь. 

Мистер Девениш лёг обратно в кровать и попытался вспомнить, когда в последний раз видел свою булавку. Но вместо этого поймал себя на мыслях о мисс Синглтон… Он поспешно сел. 

Пропади она пропадом! Это очень возмущало – возбуждаться при мысли об этой маленькой простушке! 

Хьюго мог воспроизвести в памяти каждое мгновение, когда его тело касалось её: от того первого момента, когда он взял у неё танцевальную карточку, и до того момента, когда они встретились в танце, до каждого мимолетного касания их рук. И до того вальса, когда он обнаружил, что на самом деле возбуждён…