— Он вас просил?

— Да, мисс, мэм. — Изумленный взгляд на ее рыже-золотые волосы. — Да вон он, лопочет, как сорока, сам с собой играет.

— Что я говорил? — тихо сказал Леон, когда матрос отошел. — Залез в самое безопасное место, нашел-таки.

— Где эта лодка номер три? — спросила Кэтрин.

— Оставьте его там. Сам залез, сам и выберется.

— Где она?

— Да вон там. Но я запрещаю вам говорить с ним. Вы можете смотреть, если хотите, но пусть он сам догадается, как ему выбраться оттуда.

Покрытая брезентом спасательная лодка висела на шлюп-балке на высоте двух футов над палубой, но борта ее были намного выше, чуть не все пять футов. Встав на цыпочки, Кэтрин увидела, что брезент весь ходит буграми — наверное, Тимоти бегает под ним на четвереньках.

Она услышала, как он говорил писклявым, но злобным голосом:

— Ну-ка вон с моего корабля! Я никому не позволю быть на моем корабле, только я. Слышите меня? Я сказал — прочь с моего корабля, все! И ты тоже, деда. Все вон отсюда!

Кэтрин удивленно рассмеялась и отступила от шлюпки. Леон не спускал с нее глаз, выпятив губу и нахмурившись.

— Ах, щенок! — сказал он. — Интересно, что это все значит?

Бессознательно Кэтрин взяла его под руку и повела прочь. Она беззвучно смеялась.

— Получили? — спросила она. — Это он под брезентом высказывает свои мысли. Теперь вы можете гордиться: по-своему, по-детски он уже начинает восставать. Он еще немного отстает от вас в развитии. Небось вам было всего два года, когда вы сказали своему отцу: марш с моего корабля, а? Ну, лучше поздно, чем никогда. По-моему, это очень смешно.

— Вам-то — да. Но если бы мальчик был воспитан, как полагается, ему не пришлось бы торчать под горячим брезентом, высказывая там, что он думает. Пойдемте в салон! Я скажу, чтобы его достали оттуда.

Чай подавал один из французских официантов. Почти сразу же они сели в баркас, который доставил всех троих на мол. Перебравшись в машину, все трое вернулись домой тем же путем.

На полпути Леон спросил:

— Понравилось тебе, Тим?

— Да, спасибо, деда, — был вежливый ответ.

— А ты ходил смотреть на двигатель?

— Нет, деда.

— А где же ты был, когда ушел от нас?

Это смутило Тимоти; он не думал, что они заметили его отсутствие.

— Я погулял… немного.

— И все?

Мальчик подумал над вопросом, решил применить отвлекающую тактику и сказал:

— Какой был вкусный чай! — повернувшись к матери, он пробормотал: — Знаешь, лучше, чем в прошлый раз. Куда лучше!

Очень умно с его стороны, подумала Кэтрин. Они вернулись на виллу в седьмом часу вечера, а к семи Тимоти, не спавший днем, был уже в кровати, готовый ко сну. Кэтрин быстро переоделась и, посмотрев на часы, решила, что нужно позвонить Иветте. Она сняла трубку, сказала ответившему снизу слуге, чтобы он подключил ее телефон к городу, и набрала номер.

— Доктор Селье слушает.

Сердце у нее стукнуло.

— О… это вы, Филипп. Говорит Кэтрин Верендер. Мне можно поговорить с Иветтой?

— Разве она не с вами? — прозвучал ледяной вопрос. — Иветта за ленчем говорила, что вы и ваш кузен будете у нее за чаем.

Кэтрин коротко объяснила, как было дело, добавив:

— Я уверена, что Хью позвонил ей, как обещал. Вы думаете, ей стало скучно одной и она отправилась куда-нибудь со своими друзьями?

— Этого не может быть. Вчера вечером она сказала, что распростилась с ними. — Пауза. — Меня немного беспокоит, что она уехала куда-то, ничего не сказав горничной. Но скорее всего, она поехала к Марсель. Вы хотите передать ей что-нибудь важное?

— Нет, только свои извинения.

— Я передам их от вас.

— Спасибо. До свидания.

Она положила трубку. Хрупкое счастливое настроение, которое она ухитрилась ненадолго обрести с Леоном, исчезло. Кэтрин подошла к зеркалу взять бумажную салфетку, чтобы вытереть руки, — она так сжала пальцами телефонную трубку, что они стали влажными. Молодая женщина рассматривала свое напряженное лицо в зеркале. Что ей делать с этим чувством к Филиппу Селье? Всего только голос по телефону, а с ней уже вот что сделалось…

Бывали моменты, когда Кэтрин была уверена: он сам чувствует, что его тянет к ней; жесткие, как клещи, пальцы у нее на плече, резкий вздох, напряженная следящая улыбка…

А может быть, она сама себя обманывает? Может быть, для Филиппа она только невестка его богатого приятеля, Леона Верендера; конечно, поэтому он и воздвиг такую непроницаемую стену между ней и собой. И она чувствовала, что эту стену ей не пробить, каким бы запасом динамита женственности она ни обладала.

Вечером Люси была у них на вилле к ужину, очень любезная и очень красивая в платье из матового шелка цвета нефрита. Леон будет занят весь день, объяснила она за кофе в салоне, поэтому у нее есть великолепное предложение: пусть Кэтрин приедет завтра в Ниццу.

— О да, эти платья для круиза, разумеется. Я позвоню утром из отеля в два дома моды и скажу им, чтобы они подготовили специальный показ для вас часов в двенадцать и второй — в три тридцать. А Леону они быстро подготовят все нужное за несколько дней.

Кэтрин запротестовала, но вяло. Платья, роскошные круизы… все это — как планировать банкет без почетного гостя или свадьбу без жениха. Одна зияющая пустота, больше ничего.

— Лучше всего будет, если мы оставим мальчика с горничной, — безмятежно продолжала распоряжаться Люси. — Или, может быть, ему будет лучше с вашим женихом? — Она досадливо щелкнула пальцами, приняв смущенный вид. — Как глупо!.. Вы должны извинить меня, Кэтрин. Но я видела вас двоих, таких веселых, когда мы встретились по дороге, и это была такая чудная картина, что я совсем забыла о том, что вы родственники. Но ведь это троюродный брат, нет?

— Мальчик останется с горничной дома, — сказал Леон.

Люси решила применить свои чары:

— Ну, Леон, — с очаровательной просительностью в голосе начала Люси, — этот человек — его родственник, и вы сами согласитесь, что ребенку лучше быть с мужчиной, чем с горничными.

— Ничего страшного, если он останется дома. Дин может заняться с ним.

Она грациозно уступила в споре, но Кэтрин почувствовала ядовитый намек в том, как она покорно пожала плечами. Завтра будет изнурительный день.

Очень рано на следующее утро она отвезла Тимоти в гостиницу. Только одна из дверей была открыта, и в зале благодушно-сонный хозяин расставлял бутылки на полках и мыл бокалы после ночной торговли. Он исчез за занавеской и позвал:

— Мсье! К вам посетители! — и снова появился, улыбаясь и принимаясь за свои операции: большим пальцем, обмотанным грязноватым полотенцем, он ухитрялся молниеносно наводить блеск на свои бокалы.

Появился Хью, еще более коренастый в синей клетчатой рубашке и бермудах. Он провел Кэтрин и Тимоти через зал на воздух и усадил их на скрипучую скамеечку под выцветшим большим зонтом, а сам сел на облупленную табуретку. Он выглядел каким-то заморенным. Но он и должен был так выглядеть в стране, где английский был для всех иностранным языком.

Без всяких предисловий он сказал:

— Бог ты мой, ну и втравила же ты меня вчера в дельце! У меня в жизни не было такого мучительного дня!

— А что случилось?

— Ох, и вспоминать неохота. Это кошмар какой-то, твоя Иветта Селье.

— Иветта? В чем же кошмар?

Хью растер рукой себе затылок:

— Значит, я ей позвонил, как ты сказала. Она, видно, была в очень шаловливом настроении, так что я был очень осторожен. Прежде всего она попросила меня приехать к чаю одному. Подпустила шуточку, мол, для приличия могу взять с собой в виде компаньонки хоть хозяина гостиницы, если меня что-то смущает. Я ей говорю, что у меня нет машины, а она мне сообщает адрес человека, который дает машину напрокат. — Он ошеломленно потряс головой. — Ну и дело кончилось тем, что я приехал к ней в этой чужой машине.

— Вот это да… Она вцепилась в тебя, потому что скучала.

— Да, конечно! Я туда поехал, чувствуя, что ей хочется пошутить. Я собирался выпить с ней чашку чаю и благополучно распроститься. Но она разоделась во что-то розовое и сказала, что ей хочется куда-нибудь поехать на чай. После этого, — продолжал он, качая головой, — оказалось, что я в ее руках!

— Ну, так и наслаждался бы! Да, Иветта иногда ведет себя как избалованная девочка. Но она вместе с тем умная женщина.

— Она мне задурила голову, — признался он, вздыхая. — Она тут все знает, а я нет. Она мне сказала, что мы едем широким кругом и недалеко от берега, а когда остановились, чтобы выпить что-нибудь, оказалось, что мы в семидесяти милях от Понтрие. Знаешь, никогда не видел, чтобы женщина так долго расправлялась с чашкой паршивого шоколада и миндальным печеньем! И никогда не слышал, чтобы женщина столько говорила, просто ужас. Главное, ничего не мог понять. Все насчет искусства!..

Кэтрин рассмеялась, вообразив себе Хью, которого оседлала маленькая взбалмошная экспансивная женщина:

— Она, видно, решила разрядиться с тобой. На самом деле Иветта не очень-то счастлива. Она искренне интересуется искусством, но для ее беспокойного характера этого мало — ей просто надо выйти замуж. И когда же вы попали обратно в Понтрие?

— Без четверти восемь. Она велела мне высадить ее у их ворот, потому что увидела, что ее брат стоит там на веранде. Пошел к ней навстречу, какой-то унылый. А она имела нахальство сказать ему: «Я делала покупки в Кане, cheri. Встретила старых приятелей, и оказалось уже так поздно, что пришлось приехать на такси…» «Такси!» — повторил он с возмущением.

— Ну конечно, это было последней соломинкой, — понимающе кивнула Кэтрин. — Я тебе как-нибудь все расскажу об Иветте, и ты будешь думать так же, как я, — что где-то что-то она в жизни пропустила. Но разве она не показалась тебе привлекательной?