Виктория Холт

Битва королев

Англия, 1216–1223 годы

СМЕРТЬ ТИРАНА

Долгое лето подошло к концу. Сквозь стрельчатое окно башни королева наблюдала, как в лесу, простирающемся за крепостным рвом, могучие дубы теряют последние, пожелтевшие, ссохшиеся листья. Туман поднимался с болот, казалось убивая все живое, и только неугомонные черно-белые сороки, пролетая куда-то по своим делам, изредка прочерчивали белесое тоскливое небо.

Она вспомнила солнечный Ангулем, где пиршественный зал отцовского замка заполнялся трубадурами, красивыми и молодыми юношами, слагающими песни в честь очаровательной леди Изабеллы. Всей Европе было известно, что нет ни при английском, ни при французском дворе женщины, которая могла бы состязаться с ней в обаянии и умении завоевать всеобщую любовь.

Когда-то в древности такой была Елена Троянская – дочь царя Приама. Изабелла Ангулемская, родившаяся и выросшая уже в христианском мире, сравнивала себя с нею. Она усмехнулась, подумав, что ни ей, ни Елене красивая внешность не принесла счастья. Она стала узницей, и ее красота тоже заключена в темницу. Ее супруг, король Англии, возненавидел свою жену, но, боясь, что не сможет противостоять ее воле и очарованию, предпочитал скрываться от будоражащей его воспаленное воображение женщины.

Где он теперь? Где-то охотится или развратничает? Ей это было безразлично. Когда-нибудь он вернется к ней, но впустит ли она его?

И все же где он? Может быть, новые несчастья обрушились на его голову. Не было еще в истории такого неудачливого монарха, как король Джон. Все подданные восстали против него, а он не смог ничего лучше придумать в ответ, как пригласить в страну сына французского короля и провозгласить его своим преемником. Предки Джона: прадед – Вильгельм Завоеватель, и дед его, и отец – все они, наверное, перевернулись в гробах своих, узнав, что французское воинство заполонило Англию.

Джон был тщеславен, жесток и, что хуже всего, глуп. С той поры, как он водрузил на голову корону, ни один его указ не был разумным, любой его поступок шел ему во вред. Сам того не ведая, Джон рыл себе яму, куда неминуемо должен был свалиться.

Иначе сложилась бы судьба Изабеллы, если бы она стала женой Хьюго де Лузиньяна, но ведь благородный Хьюго не сделал бы ее королевой.

Она всегда стремилась к власти и упивалась воздаваемыми ей почестями, уверенная, что заслужила их своей красотой.

Глубокая печаль угнетала Изабеллу. С самого утра ее не оставляло ощущение, что нечто зловещее носится в воздухе. Впрочем, тоска стала верной спутницей королевы. Каждый день, стоя у окошка самой высокой башни, она вглядывалась в даль, ожидая появления всадника – вестника беды. Хотя это мог быть и Джон, вспомнивший о ее существовании, о первых днях их супружества, когда он был так очарован своей молодой женой, что не покидал брачную постель даже днем, вызывая тем явное недовольство баронов. Он и раньше слыл похотливым сластолюбцем, и любовные интрижки его были известны всем, но все же поведение Джона после того, как он впервые встретил Изабеллу и почти тотчас же поволок ее на свое ложе, бароны сочли возмутительным и недостойным монарха. По их мнению, король обязан помнить, что на него возложены и другие заботы, кроме зачатия детей и постельных утех.

Она знала, что подобные воспоминания могут нахлынуть на него внезапно, как бывало уже не раз, и тогда Джон примчится в Глостер, ворвется в спальню и потребует от жены-узницы исполнения супружеского долга. Он проклинал ее за неверность, считая, что его измены она должна воспринимать как должное. Джон накинул петлю на шею ее любовника и подвесил его к балдахину над ее кроватью, так что, проснувшись, она увидела труп, раскачивающийся перед ее помутившимся взором. Но он все равно желал обладать ею, и это не вызывало в ней недовольства, потому что в любви они оба были одинаково ненасытны. Взаимная ненависть прекрасно уживалась с похотью. Эта дьявольская смесь противоположных чувств возбуждала их обоих, доводила ласки супругов до исступления.

Ее младшая дочь Элеонор, родившаяся год тому назад, была зачата уже в заточении. Королева-узница благодарила небеса, что дети не отняты у нее.

Она никогда не отличалась особой привязанностью к детям, и, вероятно, поэтому ему в голову не приходило лишить ее и этого утешения. Джон считал, что она так же равнодушна к ним, как и он сам.

Юный Генрих, которому исполнилось восемь лет, должен был занять трон после отца, если к тому времени французы не завладеют страной, а судя по слухам, что доходили до нее, им это уже почти удалось. «Что же дальше?» – спрашивала она себя. Кто мог дать ответ? Вполне возможно, что среди завоевателей найдется кто-то – может быть, сам дофин Людовик, – кто не устоит перед чарами королевы.

Ей остается только ждать момента, когда все пойдет прахом. Учитывая, что именно Джон вверг ее в такое плачевное состояние, она подумывала, что все-таки лучше ей было бы выйти замуж за Хьюго де Лузиньяна. Ее обручили с ним, когда ей было всего двенадцать лет, но она уже была вполне зрелой, чтобы влюбиться в него по уши и возжелать телом и душой отдаться этому красивейшему из мужчин. Вот только он, хотя и явно желал того же, что и она, держался от нее на расстоянии, считая, что она слишком молода, и предавался романтическим мечтам о том, как они будут заниматься любовью после свадьбы. Милый Хьюго! Во время диких оргий, которые они с Джоном устраивали в спальне, она часто вспоминала о нем и сравнивала этого нежного и безупречного рыцаря с необузданным своим супругом. Ей доставляло удовольствие представлять, как бы разъярился Джон, если б вдруг обрел способность читать ее мысли.

Но именно Джон сделал ее королевой, что расценивалось как редкостная удача, выпавшая на долю дочери не очень-то знатного графа Ангулемского, хотя она была единственной наследницей отцовских владений. Впрочем, Джон взял ее в жены не из-за наследства, а движимый одной только похотью.

И он продолжал стремиться обладать ею, несмотря даже на то, что развлекался на стороне с бессчетным количеством женщин, которые рожали ему детей, а она, в свою очередь, заводила любовников. Правда, за эти авантюры ей приходилось жестоко расплачиваться. До сих пор Изабелла содрогалась при воспоминании о кошмаре, когда, проснувшись на рассвете, увидела перед собой труп любовника. Но все это лишь добавляло остроты их любовным поединкам.

Изабелла наблюдала, как тает в руках мужа огромное наследство, как власть уплывает от него, как издеваются над ним и унижают его бароны, заставившие Джона подписать Великую хартию вольностей, а теперь обвиняющие его в бездеятельности, глупости, жестокости и чуть ли не во всех смертных грехах. Он заимел врагов везде и повсюду.

И вот теперь еще объявились французы. Они выдвинули требование передать корону Англии Людовику – сыну Филиппа Французского, женатого на Бланш, которая приходилась Джону племянницей. При таком вздорном короле, как Джон, враги без труда находили повод для его свержения с престола.

Уильям Маршал, граф Пембрук, один из немногих, оставшихся верными Джону людей, был достаточно умен, чтобы не понять, на ком лежит вина за все происходящее. Но он всегда стоял за короля, за соблюдение закона и порядка. Он честно и с пользой служил отцу Джона – Генриху Второму и сохранил ему верность даже после того, как все сыновья пошли войной на отца. Граф Пембрук сражался лицом к лицу против Ричарда, но когда Ричард Львиное Сердце взошел на трон, то имел мудрость сделать Пембрука первым своим советником. Даже Джон сознавал необходимость прислушиваться к мнению Уильяма Маршала. Если б он только внял его советам, то не попал бы в западню, куда его завело собственное неразумие. Теперь же французы вторглись в страну, Джон отступал, и даже старший сын Маршала перешел на сторону врагов.

«Чем все это кончится?» – задавалась Изабелла вопросом, пристально вглядываясь в даль в ожидании каких-либо вестей.


Вести доставил не кто иной, как сам Уильям Маршал.

Она увидела его, скачущего к замку во главе небольшой группы всадников. Разглядев, кто это, Изабелла спустилась во двор, чтобы встретить графа. Он был очень стар – должно быть, ему было под восемьдесят, но с каким достоинством он восседал на коне! Высокий и стройный, Уильям Маршал обладал счастливой внешностью, неподвластной разрушительному воздействию прожитых лет. Он держался так, как, наверное, держались в седле римские императоры. В молодости за ним закрепилась слава великолепного наездника, и не раз он побеждал на турнирах. Волосы его хоть и поседели, но осанка воина сохранилась.

Уильям Маршал спешился и поцеловал руку королевы.

– Плохие новости, милорд? – спросила она.

И когда он без предисловий объявил, что король умер, сердце ее всколыхнулось от самых разнообразных чувств. Сперва Изабелла ощутила какую-то странную, пугающую пустоту в душе, но это чувство быстро прошло и сменилось лихорадочным возбуждением.

– И что теперь? – прошептала она.

– Надо действовать!

Она жестом пригласила его пройти в замок.

Он не стал излагать ей подробности того, как отошел в мир иной ее супруг. Позднее она их узнает. Важнее всего было то, что тиран, неразумный и неудачливый властитель, сделавший несчастными тысячи подданных и разоривший собственную страну, больше не занимает королевский трон. Изабелла догадывалась, что Маршал вновь воспрял духом и полон энергии.

– Где наш новый король? – поинтересовался он.

Произнесенные Маршалом слова поразили ее. Смысл их дошел до нее не сразу. Но тут же, словно бурная река, подхватила ее. Мысли закружились, пульс участился.

– Король вместе с младшими братьями и сестрами находится в комнате для занятий, – произнесла Изабелла, стараясь не выказать охватившего ее волнения.

Уильям Маршал был ревностным приверженцем протокола. Он хотел предстать перед мальчиком и торжественно, коленопреклоненно присягнуть ему, как новому сюзерену.