Мой взгляд наткнулся на большие круглые часы, висевшие над стеклянной дверью. 3:15.

Минут тридцать назад приехали родители Джессики. Я никогда раньше не видела ее мать, но сразу узнала – они с Джессикой были очень похожи. Родители были встревожены, растеряны и словно оглушены страшной вестью. Они жили в пригороде Берлина и проделали долгий путь. Поскольку мобильных у них не было, последние новости о состоянии Джессики им еще не сообщили. Я передала им слова доктора Рихтера и в общих чертах обрисовала, что именно произошло. Как только я закончила, они тут же направились на второй этаж. Мать Джессики напоследок еще раз поблагодарила меня, хотя я не очень поняла, за что. Но она была в таком смятении, что я не посмела возражать.

Большую часть времени я думала об Элиасе, спрашивала себя, как он там и в каком состоянии вернется от Джессики. Я искала слова, которые могла бы сказать ему, которыми, возможно, могла бы его подбодрить, но ничего годного не приходило мне в голову. Да и что тут скажешь, уныло думала я. Джессика пыталась покончить с собой. Даже самые правильные, самые хорошие слова не смогут этого изменить.

Я вспомнила, как мои родители попали в аварию, и попыталась разобраться, что помогло мне тогда больше всего. Нет, не слова, не пустые фразы, не показное сочувствие – мне помог сам факт, что Элиас поддерживал меня. А теперь моя очередь поддержать его.

Я подтянула ноги к животу, поставила пятки на край стула, обхватила колени руками и уперлась в них подбородком. В сотый раз раздался «дзинь» со стороны лифтов. Этот звук повторялся чуть ли не каждые две минуты. Как и предыдущие девяносто девять раз, я взглянула на металлические двери, ожидая, когда они откроются.

На этот раз из лифта вышел именно тот человек, которого я ждала. Элиас стал еще бледнее, темные тени под глазами обозначились резче. Увидев меня, он на мгновение замедлил шаг. Хотя сейчас это было совершенно неуместно, мое сердце билось все быстрее по мере того, как он приближался. Я хотела встать и обнять его, но выражение его глаз остановило меня.

– Ты все еще здесь, Эмили? – спросил он.

Я кивнула и закусила губу. Казалось, этот факт его вовсе не радует.

Том глянул ему за спину:

– А где Ивонн?

– Она разговаривает с родителями Джессики. Думаю, скоро тоже придет.

Я так увлеклась размышлениями о том, как ему помочь, и даже не подумала, что он, возможно, не захочет от меня никакой помощи.

– Как Джессика? – спросила я.

– Спит, – коротко ответил он.

Только тут я поняла, какой глупый вопрос задала. Я потупилась.

– Но думаю, она более или менее в порядке, – неожиданно добавил Элиас.

– А ты? Ты-то как? – спросила я.

Его бирюзовые глаза затуманились. Они казались мутными и тусклыми, словно живая искорка в них погасла. Некоторое время он смотрел на меня и в конце концов пожал плечами.

– Хочешь дождаться Ивонн? Или домой?

Он повернул голову сперва в сторону лифта, потом в сторону выхода.

– Домой, – тихо ответил он.

Я встала, натянула куртку и огляделась в поисках его верхней одежды.

– А где твоя куртка?

– В машине. – Его голос, обычно мягкий и медовый, звучал глухо.

Мы попрощались с Томом. Он согласился подождать Ивонн еще пару минут и пожелал нам благополучно добраться до дома. Я прихватила стаканчик с остатками кофе, и мы с Элиасом направились к выходу. Он шел молча, не поднимая глаз от серого пола и не глядя на меня.

Я протянула ему кофе:

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

Я с трудом проглотила то, что осталось на дне, и выкинула стаканчик в урну у входа. Стеклянные двери разъехались и сомкнулись, и ночной мороз стеной вырос перед нами. Элиас, не говоря ни слова, решительно зашагал в одному ему известном направлении, а я, обхватив себя руками, поспешила следом. Меня подмывало нарушить молчание, но я так и не решилась подать голос. Быть может, он просто не в силах сейчас разговаривать.

Дойдя до машины, мы остановились.

– Я знаю, Элиас, ты не любишь оставлять машину где попало. Но мне кажется… я думаю, тебе не стоит садиться за руль. Может, лучше…

Закончить я не успела. По-прежнему не глядя на меня, Элиас молча сунул ключ мне в руку. Я посмотрела на него и вскинула брови. Элиас тем временем подошел к правой передней двери. Я отперла машину, и мы забрались внутрь. В салоне было всего на пару градусов теплее, чем на улице. Заведя мотор, я стала искать на приборной доске кнопку, чтобы включить печку. Поиски затягивались; наконец Элиас пришел мне на помощь и сам включил обогрев.

– Спасибо, – пробормотала я.

Взявшись за ледяной руль, я выехала с парковочного места и вырулила со стоянки на улицу. По дороге в больницу я смотрела в окно и сейчас примерно представляла, как ехать. Последнее, чего я хотела, – это донимать Элиаса вопросами по поводу маршрута.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, уронив одну руку на колени, а другой держась за ручку двери. Его взгляд был устремлен в боковое окно.

Прошла целая вечность, прежде чем машина хоть как-то прогрелась. Я уж думала, что отморожу пальцы. Я тщательно соблюдала все скоростные ограничения, не превышая их ни на один километр в час. На улицах по-прежнему царило веселье, радостный шум доносился даже в салон. Асфальт усеивали красные и коричневые бумажные обрывки от хлопушек. Я сориентировалась, где мы, и стала выбирать улицы потише, где было поменьше праздничного разгула. То и дело я косилась на Элиаса и каждый раз видела все то же: отсутствующее выражение лица и устремленный в окно взгляд.

Может, хоть радио включить? Иногда его монотонное бормотание помогает разрядить атмосферу. С другой стороны – я это прекрасно понимала, – он бы давно сам включил радио, если бы хотел.

А вдруг он хочет выговориться и ждет, чтобы я первая начала разговор? На ближайшем перекрестке, когда мы остановились на красный свет, я решила это выяснить.

– Ты не хочешь поговорить о Джессике? – спросила я.

Он покачал головой, так и не взглянув на меня.

– А о чем-нибудь другом?

Тот же ответ.

– Ладно, – сказала я. – Не будем говорить, если тебе не хочется.

Светофор тем временем зажегся зеленым, и я тронулась.

Я старалась не сводить взгляда с дороги, но мне удавалось продержаться не больше нескольких секунд. То и дело я посматривала на руку Элиаса, лежавшую на коленях.

Мне вспомнилось, как в больничном коридоре я взяла его за руку и почувствовала ответное пожатие. Я стиснула рычаг переключения передач и помедлила, прежде чем отпустить его и потянуться к руке Элиаса. Я почти коснулась его, как вдруг он отдернул руку. Включил радио, словно так и было задумано. Но я не поверила в этот спектакль: слишком уж резкий получился жест.

Снова взявшись за рычаг переключения передач, я заметила, что он покосился в мою сторону. Я попыталась улыбнуться, желая показать ему, что все понимаю и не обижаюсь, но, прежде чем я успела среагировать, он уже снова уставился в окно. И положил руку себе на колени. Теперь мне до нее не дотянуться.

Остаток пути он просидел в этой позе, не шевелясь. Через десять минут мы приехали. Я заглушила мотор, отстегнула ремень и глубоко вздохнула. Атмосфера в машине царила невыносимая. Когда он попадет домой, станет лучше. По крайней мере я на это надеялась.

Выбравшись из салона и захлопнув дверь, я вставила ключ в замок и стала ждать, когда Элиас тоже вылезет наружу. Однако прошло некоторое время, прежде чем он показался по другую сторону от машины и я смогла ее запереть. Он направился прямиком к подъезду. Я прибавила шагу и попыталась его нагнать. Но он внезапно остановился и повернулся ко мне, так что я чуть в него не врезалась. Я ошеломленно посмотрела на него.

– Эмили, – сказал он.

– Что?

Он опустил взгляд на тротуар.

– Давай-ка ты поедешь домой на «Мустанге». У меня есть второй ключ, я заберу машину завтра утром.

На миг я словно приросла к месту. Потом покачала головой:

– Нет, Элиас. Я не оставлю тебя одного.

В его глазах мелькнуло то же странное выражение, что и раньше, когда он садился в лифт и напоследок оглянулся на меня.

– Со мной все в порядке, – сказал он. – Ты правда можешь идти. Я ничего не сделаю с Домиником, если ты этого боишься.

– Нет, по этому поводу я не переживаю. Я… я просто подумала, что, возможно, нужна тебе.

Он издал стон, потер двумя пальцами переносицу и сделал глубокий вдох.

– Послушай, – сказал он, – я очень благодарен тебе за поддержку, которую ты оказала мне в больнице. Но теперь мне лучше, и ты можешь с чистой совестью отправляться домой.

Я вновь покачала головой. Я даже слышать не желала подобных заявлений.

– Но я не хочу домой. Я хочу помочь тебе, Элиас.

Его голос зазвучал громче и жестче:

– Ты полагаешь, что окажешь мне услугу?

Я сделала шаг назад.

– Честно говоря… не знаю. Я… я на это надеялась.

– Зря надеялась! – отрезал он. – Ты окажешь мне услугу, если уйдешь.

Я не понимала, что происходит. Почему он так разозлился?

– Элиас, если это из-за нас, то… – Я сама не знала, как продолжить фразу, но продолжать мне и не пришлось, потому что Элиас перебил меня:

– Эмили, у меня сейчас нет никаких сил это обсуждать. Сделай одолжение, уходи. Ладно?

– Элиас, я…

Что я? Я закрыла рот, потому что сама не знала. И все-таки сделала шаг к Элиасу и потянулась к нему. Но прежде чем я успела коснуться его, он отшатнулся. Я медленно опустила руку. Казалось, она весит тонну.

– Эмили. Я хочу побыть один и прийти в себя. Пойми это, будь добра!

Мгновение я смотрела ему в глаза, затем опустила взгляд и кивнула:

– Если ты так хочешь, настаивать не буду. Я понимаю, тебе нужен покой.

Я надеялась, что выгляжу бодрее, чем себя чувствую. И не важно, каково мне на самом деле. Ничего не имело значения, кроме благополучия Элиаса.