Маргарет, все так же окутанная облаком счастья, выплыла из комнаты.

Шоколад был восхитительным. Оставшееся я отправлю Реми. Должна. Вот только еще кусочек…


В тот вечер, пока Борис и графиня занимались в ее кабинете бюджетом, я сидела за стойкой абонемента. Когда зазвонил телефон, я ожидала, что кто-то попросит принести книги.

– Мне необходимо повидаться с Кларой де Шамбре. – Звонивший говорил по-французски с легким немецким акцентом. – Скажем, в девять тридцать завтра утром. Скажите ей, чтобы пришла вовремя, и выразите мои сожаления по поводу того, что я не могу зайти в библиотеку.

Он не дал мне времени на ответ и повесил трубку. Что было нужно от графини доктору Фуксу? Неужели мы потеряем еще одного друга?

Поднявшись наверх, я заглянула в кабинет графини. Когда Борис заметил меня, то настороженно сдвинул брови. Конечно, он сразу понял, что-то случилось, он ведь был библиотекарем – отчасти психологом, отчасти барменом, вышибалой, детективом…

– Был звонок, – сообщила я.

Графиня уставилась на меня поверх очков для чтения:

– Ну и что?

– Боюсь, доктор Фукс настаивает на том, чтобы вы явились к нему завтра утром, – сказала я.

– О, вот как?

– Вам с генералом следует уехать из города, – сказал Борис.

– Но они могут арестовать меня и дома, – ответила она. – Что именно он сказал?

Я повторила его слова.

– Я пойду с вами, – заявил Борис.

Я не хотела, чтобы он туда шел, – у него были жена и маленькая дочка, зависевшие от него. Попыталась найти убедительные аргументы. У него ключи. Значит, утром он должен открыть библиотеку. Нет, он может просто отдать их мне…

– Насколько я могла понять, – медленно начала я, – у доктора Фукса слабость к женщинам. Так что лучше с графиней пойти мне.

– Я не возьму вас с собой, отправляясь к нацисту! – возразила графиня. – Что бы сказали ваши родители?

– Если честно, мой отец не хотел и того, чтобы я работала здесь, с иностранцами-капиталистами. Папа́ – комиссар, так что моя семья уже завязала отношения с немцами.

Я это сказала лишь для того, чтобы иметь преимущество в споре. Я ведь никогда не задумывалась о том, как именно мой отец проводит дни и с кем.

– Вы уверены, что хотите пойти со мной? – спросила графиня.

Я боялась идти в штаб-квартиру нацистов, но подумала о книгах в кожаных переплетах на полках графини, о романах, которые носила читателям, о рукописи профессора Коэн, запертой в сейфе, и решила, что печатное слово стоит того, чтобы за него сражаться, что оно стоит риска.

– Абсолютно!

Не было времени размышлять о том, что может или не может случиться, мы слишком были заняты библиотекой. Я вернулась на абонемент, где мадам Симон резко спросила:

– Какого черта, где вас носило?! Я могла вынести вообще все книги!

Когда ушел последний читатель, я сунула в сумку книги для профессора Коэн и быстро пошла по бульвару. Был лишь седьмой час вечера, но силуэты домов мрачно нависали над улицами. Я выросла в этом городе и чувствовала себя на его авеню как в объятиях матери. Но этим вечером каждый раз, оглядываясь, я видела человека в твидовом костюме. Когда я переходила улицу, он тоже ее переходил. Я оглянулась снова. Он остановился у киоска и стал листать какой-то журнал. Я пошла быстрее. Он не отставал, делая вид, что просто прогуливается, его зловещее лицо хмурилось… В тени домов я увидела в одной его руке портфель, а в другой… в другой блеснул ствол пистолета, направленный на меня…

Резко повернув направо, я прислонилась к грязной стене. Ноги у меня дрожали, мне хотелось пуститься бегом. Потом выглянула из-за угла. Когда мужчина подошел ближе, я поняла: то, что я приняла за ствол пистолета, было свернутым в трубку журналом, видимо купленным в том киоске.

Я свернула со своего маршрута, чтобы оторваться от него, быстро прошла по роскошной Фобур-Сент-Оноре, мимо бутика «Эрмес», потом мимо президентского дворца, думая, где бы спрятаться. Я была уже недалеко от отеля «Бристоль», где жила мисс Ридер в начале оккупации. Я носила туда книги старым немощным обитателям. Я бросилась бежать и, прежде чем швейцар вернулся на свое место, ворвалась в дверь и метнулась к стойке, где жалобно попросила консьержа выпустить меня через черный ход. Он быстро провел меня через роскошный холл, через дверь, скрытую за настенным панно, в шумную кухню, а оттуда – на боковую улочку.

Отдышавшись, я задумалась, нужно ли мне все-таки отнести книги или сразу пойти домой. И решила, что я вправе повидаться с тем, кто мне нравится.

– Я не была уверена, что вы придете, – сказала профессор Коэн.

– Мне пришлось пойти дальней дорогой.

Она погладила обложку книги так же нежно, как маман гладила меня по щеке. Профессор заказала «Доброе утро, полночь» уже, наверное, в десятый раз. Когда я спросила, почему ей так нравится эта книга, она ответила:

– Джин Рис бесстрашна. Она говорит правду, и она пишет для одиноких и ранимых.

Я наугад открыла книгу, как обычно поступала, знакомясь с ней. «Париж этим вечером выглядел чудесно… Ты выглядишь чудесно этим вечером, мой прекрасный, мой дорогой, но какой же сукой ты можешь быть!» Я поморщилась. Я не так думала о своем городе, совершенно не так.

Заметив мою реакцию, профессор сказала:

– Помните, Рис описывает Париж как иностранка, у которой почти нет денег и которой здесь никто не поможет.

Я любила профессора Коэн, мне хотелось любить и то, что любила она.

– Ладно, позвольте мне прочитать это, когда сами прочтете. Вы думаете, мне понравится?

– Не уверена. – Она поплотнее закуталась в шаль. – Здесь нет счастливого конца.


В девять утра следующего утра графиня и ее муж ждали в своей машине перед моим домом. Шляпа-котелок почти полностью скрывала седые волосы генерала. У него, как и у многих парижан, были мешки под глазами. Когда он нажал на педаль газа, «пежо» потащился по булыжной мостовой, как какая-нибудь старая кляча, которая не желает, чтобы на ней ездили. Я с заднего сиденья заметила, что генерал куда чаще смотрит на свою жену, чем на дорогу. Мы миновали Елисейские Поля, проехали мимо Триумфальной арки и добрались до отеля «Маджестик», где и находился офис доктора Фукса.

– Мне пойти с вами? – спросил генерал.

– Мы и сами прекрасно сумеем ответить на несколько вопросов.

– Тогда я подожду, – решил генерал, сжимая рулевое колесо.

В холле было пусто. Безвкусно одетая женщина – парижане называли таких немок серыми мышами из-за их унылой униформы – провела нас к скромному кабинету доктора Фукса. «Защитник библиотек», напряженно сидевший за своим столом, выглядел таким же встревоженным, как и мы. Когда он не встал нам навстречу, как положено, я поняла, что дело очень плохо. И он предупредил нас по-французски:

– Вы должны говорить правду!

Графиня выпрямилась:

– Нет такого вопроса о библиотеке, на который мы не ответили бы как должно.

– Мы получили анонимное письмо, в котором библиотеку обвиняют в том, что в ней продолжают выдавать антигитлеровские труды.

Нас обвиняли?

– Эти карикатуры были найдены в вашем собрании.

Он подтолкнул к графине какую-то папку.

Она перевернула несколько листов:

– На рисунках стоят довоенные даты, и периодические издания вроде этого никогда не выходят за пределы читального зала. – Графиня положила папку на стол. – Уверяю вас, я бы никогда не предала учреждение, которое обещала защищать.

– А если они оказались за стенами библиотеки, – ядовито произнесла я, – так это потому, что их вынес один из ваших соотечественников. Я видела, как один из них пытался украсть журнал.

– Тише, – шепнула графиня. – Думайте, прежде чем говорить!

– Я знаю также, что вы выдаете запрещенные книги, – продолжил доктор Фукс.

– Вы же сказали мисс Ридер, что их не обязательно уничтожать, – возразила я.

При упоминании о директрисе его лицо смягчилось.

– Да, верно. Но с этого момента вы должны держать их под замком. – Он протяжно вздохнул. – Мадам, похоже, мы пришли к решению.

Перейдя на английский – видимо, для того, чтобы серая мышь, подслушивавшая в коридоре, не смогла его понять, – он добавил:

– Я очень рад за вас. И не скрою, что также очень рад и за себя.

Он встал, и мы поняли, что разговор окончен. Отметив для себя, что даже доктор Фукс опасается серых мышей, мы с графиней помалкивали, пока не вернулись в машину.

На обратном пути к библиотеке я размышляла о странном заявлении доктора Фукса. Возможно, если бы обнаружилась какая-то наша вина или ошибка, пострадал бы и он, как управляющий библиотеками в оккупированной зоне.

Когда мы с графиней переступили порог, Борис извлек из ящика стола фляжку и налил в три чайные чашки понемножку бурбона. Графиня упала на стул и сделала глоток. А я быстро рассказала о доносе.

– А Фуксу известно о наших особых доставках? – спросил Борис.

– Не думаю, – ответила графиня. – Но после такого близкого звоночка я решила не ждать ежегодного закрытия библиотеки на каникулы, лучше будет закрыть ее для посещения прямо завтра.

День взятия Бастилии. Еще один выходной без повода праздновать.

Глава 32. Борис

Борис и Анна по вторникам вечерами всегда играли в карты у соседей. Война или не война, оккупация или не оккупация. Они ходили к Ивановым на стаканчик вина и легкий ужин, который с каждой неделей становился все легче. Елена играла в спальне с Надей. За запертыми дверями ставили на фонограф Баха, при закрытых ставнях обе пары расслаблялись над тонкими кусочками сала. За столом, чувствуя себя уверенно, как это бывает в обществе старых друзей, Владимир говорил об ученике, которого они с Мариной прятали на чердаке своей школы. Его родители пропали, а он сам скрывался дома три дня, прежде чем решился выйти. И хотя Франсису было всего тринадцать, ел он как ломовая лошадь, и было очень трудно добывать дополнительные продукты.