Джанет Чарльз - Библиотека в Париже

– Хотелось бы мне знать больше… – ответила мисс Ридер. – Посол Буллит будет держать нас в курсе. – Успокоив читателей, мисс Ридер собрала служащих в своем кабинете. – Вы должны уехать – вернуться домой или куда-нибудь в деревню, в любое безопасное место.

Директриса говорила так повелительно, что мысленно я сразу побросала в чемодан желтое платье и голубой шарф.

– А вы что будете делать? – резко спросила миссис Тернбулл.

– Останусь здесь, – без малейшего колебания произнесла мисс Ридер.

– А я буду отвечать за абонемент, – сказала Битси.

– Я хочу остаться, – заявила бухгалтер мисс Уэдд.

– И я тоже.

Мысленно я вернула одежду из чемодана в гардероб. Мое место было здесь. Мне хотелось сделать все, что в моих силах, лишь бы наша библиотека оставалась открытой.

– Я не могу так быстро вернуться в Род-Айленд, – заявила Хелен.

Помощник Питер уставился на нее:

– Я не хочу уезжать.

Мисс Ридер благодарно посмотрела на нас:

– Как бы то ни было, мы должны сделать все возможное, чтобы нашим читателям ничто не грозило.

Питер перетащил на верхний этаж мешки с песком на случай, если после авианалетов вспыхнет пожар. Мисс Уэдд крупными буквами нарисовала на стене направление к ближайшему убежищу – станции метро. Во время всех этих хлопот мисс Ридер очистила читальный зал, обнимая за плечи испуганных студентов. Я выгнала своих завсегдатаев из зала периодики. Схватив с полки «Доброе утро, полночь», словно спасала лучшего друга из горящего здания, профессор Коэн провозгласила:

– Не брошу Джин Рис!

Хелен несла бутылки с питьевой водой, сторож выключил электричество. Битси у двери помахала фонарем. И процессия ошарашенных любителей книг потащилась к станции метро за два квартала, чтобы запомнить дорогу. В темном тоннеле метро мы гадали, что может произойти и когда.

Борис вошел в читальный зал с таким видом, словно вернулся с долгого обеденного перерыва, а не после шести дней в армии. Читатели засуетились, поздравляя его со скорым возвращением. Месье де Нерсиа и мистер Прайс-Джонс первыми подскочили к Борису, чтобы энергично пожать ему руку. Следующей была профессор Коэн.

– Мы рады, что вы благополучно вернулись домой. Ваши жена и дочь, должно быть, почувствовали немалое облегчение.

Я тоже пыталась подобраться к Борису, но его окружила целая толпа книжных червей. Я отступила к книжной тележке и укатила ее, чтобы вернуть книги на свои места. На корешке верхней из них стояло 223. Это религия или философия? Все, что я прекрасно знала, начинало путаться. С того времени как уехал Реми, я вдруг начала замечать, что стою посреди комнаты, не понимая, где нахожусь.

Борис нашел меня в 200.

– Как вы тут? – спросил он.

– Боюсь за Реми.

Он поставил на полку мою книгу:

– Мне знакомо это чувство. Мой брат Олег записался в Иностранный легион.

– Надеюсь, с ним ничего не случится. Вы же вернулись.

– Это лишь благодаря мисс Ридер. Она написала командованию. Видимо, я тут незаменим.

– Незаменим. Прекрасно звучит!

Мисс Ридер умудрилась также сохранить для нас смотрителя. К счастью, и папа́ получил разрешение оставить офицеров полиции в Париже. Он хотел уберечь своих людей, пусть даже не сумел защитить собственного сына. Я до дурноты волновалась за Реми, но радовалась, так радовалась, что не потеряю Поля.

Борис поставил на место следующую книгу:

– Я считаю, что отдал должное французской армии. В конце концов, я уже воевал на одной войне.

– Вы воевали?

– Я был кадетом, когда разразилась русская революция. Некоторым из нас еще и пятнадцати не исполнилось, но мы сбежали, чтобы вступить в армию.

– Пятнадцать?..

Борис объяснил, что он и его товарищи решили, что если они стреляли по мелким мишеням с десяти шагов и попадали, это сделало их мужчинами. Когда он сам и его лучший друг планировали побег, их прежде всего волновало, в каком именно мундире они будут лучше всего выглядеть.

– Мы гадали, следует ли нам отправиться пешком или взять лошадей. Сбежать натощак или совершить набег на кладовую, рискуя разбудить повара. В общем, все такое, – завершил он. – Как большинство детей, мы не умели заглядывать вперед больше чем на неделю.

Именно поэтому Реми и оставил дом, стремясь к приключениям, желая доказать папа́, что он настоящий мужчина.

– Мой капитан был ненамного старше меня. Он приказывал нам стрелять и убивать, но это совсем не просто – убивать соотечественников… – Борис с трудом сглотнул. – Убивать вообще тяжело.

Стеллажи были высокими и скрывали нас, как исповедальная кабинка. Борис посмотрел на ряды книг, выстроившихся словно солдаты.

– Через реку от нас был один из их наблюдателей, – продолжил Борис. – Такой же русский, но враг. Я выстрелил и задел его ухо.

– Ухо?

Борис содрогнулся.

– Я был хорошим стрелком. Но я не хотел убивать этого парня. Просто прогнать.

– Вы поступили правильно.

Он взял еще одну книгу и мрачно провел ладонью по переплету:

– Позже мой полк сошелся в схватке с его полком, и тот солдат убил моего лучшего друга.

– Ох, мне так жаль…

– Меня ранили дважды…

Палец Бориса скользнул по шраму на щеке. След был таким слабым, что я считала его просто морщинкой от смеха.

– А потом меня чуть не убил тиф. В лазарете было хуже, чем на фронте. В общем, вырос я в шумной семье, а из военного училища отправился прямиком в армию. Я никогда и секунды не находился в одиночестве, никогда не оказывался наедине со своими мыслями. И одиночество в госпитале оказалось нижней точкой в моей жизни. Мне помогло выдержать все это лишь одно – мысли о моих сестрах.

Он показал на детский зал, где расхаживала Битси.

– Мы с ней не сестры, – сказала я.

Борис окинул меня грустным взглядом.

– Возвращайтесь на абонемент, – произнес он тоном смирения и ушел, оставив меня наедине с моими сожалениями и негодованием.

Через три дня после объявления войны мисс Ридер организовала Солдатскую службу. Желая дать немного утешения французским и британским воинам, предложить им некое убежище, а также дать им знать, что их друзья в нашей библиотеке о них помнят, мы подбирали книги для походных библиотек и полевых госпиталей. Мы с Полем отвозили коробки на почту. Париж был до странности спокоен, как огромный отель, в котором остановилось всего несколько гостей, но нашу библиотеку переполняли читатели, считавшие само собой разумеющимся, что мы должны продолжать работу. Они рылись в газетах в поисках новостей и набирали горы книг.

– Люди читают, – сказала директриса. – Война или не война.

Она начала искать жертвователей, писала письма самым преданным нашим покровителям, вроде графини Клары де Шамбре. Вызвав меня в свой кабинет, мисс Ридер объяснила, что пригласила в библиотеку журналистов и хочет, чтобы я рассказала им о нашей программе. Они ждут в читальном зале.

– Я? Но газетчики… они такие… неуправляемые…

Когда я впервые принесла в «Геральд» заметку для колонки новостей Американской библиотеки в Париже, один из них сразу заметил опечатку: «публик рилейшнз» вместо «паблик рилейшнз». И каждый раз, когда я приносила новую заметку, кто-нибудь интересовался, как у меня обстоят дела с этим.

– Да, они бывают несдержанны на слова, – признала мисс Ридер. – Но они носятся по всей Франции, чтобы описать для нас подготовку к военным действиям. Однако если кто-то будет груб, врежьте ему по башке.

Вспомнив собеседование, на котором я говорила именно это, я почувствовала, что краснею.

– Ох нет, я…

– Я знаю. Вы давно уже не та девушка. Вы повзрослели и прекрасно справляетесь с работой. Всем нравится ваша колонка в «Геральд», ваш информационный бюллетень восхитителен, особенно раздел «Что именно вы читаете?». Это прекрасно – узнавать человека по его любимым книгам.

По пути в читальный зал я позволила себе немножко насладиться похвалой мисс Ридер. У камина я потопталась на месте, набираясь храбрости для разговора с толпой репортеров в мятых плащах. Но прежде, чем я успела заговорить с ними, они сами заговорили со мной.

– Неужели французов так интересует американская литература? – требовательно спросил какой-то журналист с редкими седыми волосами. Вид у него был усталый, нет, измученный. – И есть ли у солдат время для чтения?

– Один генерал прислал несколько грузовиков от линии Мажино, чтобы доставить литературу для чтения, – живо ответила я. – Да, у солдат есть время, и наша цель к тому же – поддержать тех, кто нездоров, ранен или одинок. Мы должны создавать боевое настроение.

– Настроение? Тогда почему книги? Почему не вино? – язвительно бросил какой-то рыжий. – Мне бы именно этого хотелось.

– А кто говорит, что одно исключает другое? – спросила я, и они засмеялись. – Но если серьезно, то почему книги? Потому что ничто другое не обладает мистической способностью заставить людей увидеть мир глазами другого человека. И наша библиотека – некий книжный мост между культурами.

Один за другим репортеры поснимали плащи и расселись на стульях, пока я объясняла, как можно сделать пожертвование в нашу пользу. Некоторые записывали услышанное, другие, похоже, вспоминали прочитанные ими книги. Тот, что выглядел измученным, задумчиво смотрел на стеллажи, возможно думая о каком-нибудь романе, давшем ему утешение после тяжелого дня.

– У каждого из нас есть некая книга, навсегда изменившая нас, – сказала я. – Та, что дала нам понять: мы не одиноки. Есть у вас такая?

– «На западном фронте без перемен», – ответил измученный.

833.

– Помогите распространению слова. Помогите вашим любимым книгам добраться до наших солдат.

Когда информация была опубликована, посыпались пожертвования. Наши служащие собрали по пятьдесят журналов и по сотне книг для каждого полка. В девять вечера Маргарет, мисс Ридер и я заканчивали рабочий день. Директриса надписала адреса на наклейках, Маргарет отпечатала каталог каждого собрания, а я уложила книги в ящики.