«А я сама? Кто я такая — неопытная деревенская девушка?» — подумала Сиринга. Она вопрошающе посмотрела на леди Херлингем, и бабушка графа, как будто прочитав ее мысли, тут же произнесла:

— Не будем докучать тебе, Анселин. Нам с Сирингой еще много чего предстоит сделать. Мы лишь недавно начали делать покупки.

— Надеюсь, вы получаете от этого массу удовольствия, — отозвалась леди Элен. — Я всегда мечтала иметь возможность покупать все, что мне заблагорассудится, зная, что цена не имеет никакого значения и есть толстый кошелек, готовый обеспечить все мои нужды.

За ее словами, безусловно, таился некий намек, уловив который старая графиня ответила:

— Уверена, что у вас нет особых поводов для жалоб. В магазине мадам Бертен я заметила множество коробок, ожидающих доставки, на которых указано ваше имя.

Леди Элен метнула в ее сторону полный ненависти взгляд и поспешно произнесла:

— Это всего лишь несколько платьев, которые я попросила переделать. Среди них то, которое, к моему великому сожалению, порвалось позавчера вечером в Карлтон-Хаусе.

— Разумеется, — тут же парировала леди Херлингем, — мы все должны быть скромными и учиться экономить. Пойдем, Сиринга!

Сиринга поспешила открыть дверь. Шагнув за порог, старая графиня бросила выразительный взгляд на внука. Она надеялась, что он посмотрит на нее, но леди Элен, впившись в него взглядом, столь же крепко держала его за руку.

— Я хотела попросить вас, Анселин, — произнесла леди Элен, — проявить щедрость и позволить мне…

Сиринга не стала задерживаться и, выйдя из библиотеки, поспешила за леди Херлингем, которая решительно поднималась вверх по лестнице.

Когда они оказались на втором этаже, где их не могли слышать находившиеся внизу лакеи, старая графиня произнесла:

— Какая, однако, решительная особа! Ее отец мне никогда не нравился.

— Она такая… красивая, — возразила Сиринга и сама удивилась тому, как жалко прозвучал ее голос.

— Красота порой бывает ловушкой и иллюзией, — ответила леди Херлингем. — Немало порядочных мужчин становилось ее жертвами.

Сиринге очень хотелось спросить, случалось ли когда-либо нечто подобное с графом, но она поняла, что не сможет задать этот вопрос.

Кроме того, разве не ясно, что и он находит леди Элен очень красивой?

Она поймала себя на том, что раз за разом задается вопросом: о чем же леди Элен попросила графа? Увы, ни при каких обстоятельствах она не посмеет спросить об этом у графа.

Днем леди Херлингем возила Сирингу на приемы и заезжала с ней в гости к знатным светским дамам.

По вечерам в Роттингем-Хаусе устраивались ужины. Кроме того, вместе с графом они постоянно отправлялись с визитами в дома британской знати вроде герцога Девонширского или графа Дадли.

Сиринга часто ловила себя на мысли, что эти визиты пугают ее, но в то же время они всегда оказывались приятными и волнующими; ее очаровывали традиции, манеры и сами вельможные обитатели этих роскошных особняков.

Ливрейные лакеи в бархатных панталонах, белых шелковых чулках и напудренных париках. Величавые мажордомы в ливреях, расшитых золотыми галунами. Столы, ломящиеся от яств на золотой и серебряной посуде. Огромные столовые и изящные гостиные со стенами, обитыми шелком. Все это служило роскошным фоном для обитателей этих домов.

Сиринга никогда не представляла себе, что женщины могут быть такими красивыми, а мужчины — умными и элегантными.

Она была спокойна и скромна, как и подобает юной девушке, но и граф, и вдовствующая графиня заметили, что она умеет вести светскую беседу и, не смущаясь, с достоинством вступает в разговор с любым, кто желает заговорить с ней.

Более того, возникало ощущение, что Сиринга, не прикладывая к тому усилий, каким-то образом привлекает к себе людей.

Она была настолько непосредственна и умна, что люди готовы были говорить с ней на серьезные темы, а не обсуждать часами последние сплетни.

— О чем же вы говорили с премьер-министром? — поинтересовался граф.

Они ехали в карете, возвращаясь с приема в Стаффорд-Хаусе.

— Мистер Уильям Питт рассказывал мне о трудностях с местными выборами, — ответила Сиринга. — Он также поведал о том, что пытается провести выборную реформу.

— Вас интересуют подобные вещи? — удивился граф.

— Думаю, любой предмет становится интересен, если о нем говорит человек неравнодушный и досконально его знающий, — ответила Сиринга. — Мистер Питт показался мне весьма знающим человеком. Он пообещал мне, что на следующей неделе, если ваша бабушка даст на то согласие, устроит для меня посещение палаты общин, чтобы я могла понаблюдать за ходом обсуждений с женской галереи.

— Я сам отвезу вас на заседание палаты лордов, если это вам так интересно, — пообещал Роттингем.

— В самом деле? — обрадовалась Сиринга. — Это было бы замечательно!

— Вы находитесь в Лондоне, чтобы радоваться жизни, — заметил граф. — Я почему-то думал, что вам больше по душе балы и танцы.

— Их я тоже люблю, — бесхитростно призналась его собеседница. — Но вы никогда не приглашали меня танцевать.

— Я сам не танцую, — ответил граф. — Как и моя бабушка, я предпочитаю карты и с огромным удовольствием провожу время за карточным столом, пока вы развлекаетесь в обществе молодежи.

— Может, мне тоже стоит научиться играть в карты, — задумчиво промолвила Сиринга.

— Нет, нет, вы еще слишком молоды для этого, — ответил Роттингем. — Лучше посещайте бальные залы, Сиринга, это более подходящее для вас место.

На следующем балу, куда граф отправился вместе с Сирингой, он заметил, что сначала она станцевала с пригласившим ее джентльменом, но затем исчезла в саду вместе с молодым маркизом Танетом.

Его первым желанием было предупредить ее, что подобное поведение может вызвать нежелательные разговоры.

Но потом он решил воздержаться от каких-либо действий, что, однако, не помешало испортиться его настроению.


Спустя два дня, находясь в библиотеке, граф услышал, что дверь открылась и раздался знакомый голос:

— Вы сейчас одни? Могу я поговорить с вашей светлостью?

Роттингем обернулся: одетая в светло-зеленое платье, перед ним стояла Сиринга. Ему почему-то вспомнилась весенняя поляна в сосновом лесу, когда он впервые с ней встретился.

Сиринга прошла через всю комнату, и ему показалось, что ее шелковые юбки шуршат точно так же, как листва на деревьях в Монаховом лесу.

— Вы желаете поговорить со мной? — довольно сухо произнес граф. — Знаете, как раз сейчас я хотел послать за вами. Маркиз Танет спрашивал у меня позволения увидеться с вами.

— Я уже ответила ему отказом! — сердито воскликнула Сиринга. — Как можно быть таким навязчивым! Разве можно так тратить ваше драгоценное время?

— Тратить мое драгоценное время? — удивился граф.

— Я уже сказала маркизу, что не выйду за него замуж.

Граф встал с кресла и прошелся по комнате, как будто ему требовалось время на раздумье. Подойдя к ковру перед камином, он остановился и спросил:

— Я правильно вас понял? Маркиз Танет предлагал вам руку и сердце? Просил стать его женой?

— Он уже несколько раз просил меня об этом, — ответила Сиринга, — и каждый раз я давала ему один и тот же ответ. К вам он обратился лишь потому, что, видимо, рассчитывает на вашу поддержку.

— Прошу вас, присядьте, Сиринга, — предложил граф и, сев в кресло, скрестил ноги и откинулся на высокую спинку.

На фоне загорелого лица его голубые глаза казались ярче обычного, и их взгляд как будто проникал ей в душу. Неужели ему важно узнать правду? — Почему же вы отказали маркизу? — спросил он.

— Все очень просто, — улыбнулась Сиринга. — Я не люблю его!

— Вы говорили моей бабушке о том, что он просил вашей руки? — поинтересовался граф.

— Нет, пока я ей об этом не говорила, но она, видимо, догадывается. Леди Херлингем посоветовала мне принять предложение маркиза. По ее мнению, маркиз — самая лучшая для меня партия из всех возможных.

— Бабушка права! — произнес граф. — Маркиз Танет из благородной семьи и к тому же очень богат. Кроме того, он великолепный спортсмен и весьма уважаем в обществе. Такие вещи важны, Сиринга.

— Мне он тоже симпатичен, — ответила девушка, — я ему так и сказала. Но я сказала ему и то, что никогда не выйду за него замуж.

— Но он маркиз, — повторил граф. — Я полагал, что все молодые женщины желают удостоиться высокого титула и обрести положение в обществе.

На щеках Сиринги появились две очаровательные ямочки.

— Почему? — удивилась она. — Это ведь как бриллианты — внешне они хороши, но есть их нельзя.

Граф рассмеялся и ответил:

— Будучи вашим опекуном, я сделаю то, о чем просил маркиз: я приложу все усилия к тому, чтобы вы приняли столь выгодное предложение.

— Вам как другу я скажу, — доверительно понизила голос Сиринга. — Вы должны знать, что я ни за кого не выйду замуж… и никого не полюблю.

Возникла пауза.

— Неужели вам никто не понравился с тех пор, как вы приехали в Лондон? — спросил граф. Сиринга отрицательно покачала головой.

Граф посмотрела на нее так, будто не мог поверить в то, что она говорит правду, после чего произнес:

— Как хотите, Сиринга. Я сообщу маркизу о вашем решении и уточню, что выбор остается исключительно за вами.

— Благодарю вас, — ответила Сиринга. — А теперь я могу сказать вам то, ради чего я пришла?

— Разумеется. Простите меня, Сиринга, за то, что не позволил вам высказаться сразу. Это исключительно женская привилегия.

— Я хотела поздравить вас, милорд, с днем рождения, — застенчиво сказала девушка. — Пожелать вам всего доброго… и еще я принесла вам подарок.